В рамках проекта «Наша Победа»
Память о войне – у каждого своя. У меня она сформировалась уже после смерти прадеда Георгия Давыдовича Ганноты. Я была слишком мала, когда он был жив, да и дед не любил о войне вспоминать.
Уже потом, после его смерти, я начала подмечать слова, детали, запоминать рассказы бабушки, которой было четыре года, когда началась война. Казалось, да и сейчас кажется каким-то сумасшествием то, что четырехлетний ребенок работал: когда в их поселок привозили хлеб, бабушку ставили в кузов, и она подавала буханки для раздачи людям. За это она получала дополнительный паек и возможность смести крошки из кузова. Крошки из кузова… Я смотрю на своего сына в этом же возрасте и молюсь, чтобы подобное не повторилось никогда.
Бабушкина тётка, один из сыновей которых угорел заживо в танке, каждый раз, обжегшись, начинала плакать: если ей так больно, каково же было сыну… Второй её сын – пропал без вести.
Память о войне – у каждого своя. Тогда почему так хочется «навязать» эту память другим? Почему становится обидно, когда кто-то «помнит не так», как тебе бы этого хотелось? И почему кто-то действительно помнит не так?
Когда дед вернулся, бабушка его не узнала. Она говорила, что заподозрила неладное (то есть ладное), когда её старшие брат и сестра кинулись к какому-то мужчине с криками: «Папа», а мама упала на стул и расплакалась.
И снова я смотрю на сына…
Прадед вернулся, вырастил детей, внуков и правнуков. Он дождался даже самую младшую правнучку – меня. И я очень рада, что могу его помнить не по рассказам и фотографиям, а через личную историю. Через совместные ритуалы. Мы и такие успели завести. Например, когда поспевала малина и клубника на его огороде, он звонил первым делом мне. Огород был огромным, конечно же, хватало всем правнукам, но право первой ягоды было только у меня. А ещё он невероятно вкусно готовил борщ. Он наливал его в железную темно-синюю миску и выдавал алюминиевую ложку, смазывал хлеб чесноком, садился напротив и смотрел. Что он чувствовал, когда видел, что его правнуки могут есть хлеб, не думая о том, где б его сначала достать?
Я нашла недавно эту миску у бабушки – Людмилы Георгиевны Крутовой – под одним из цветков. Отмыла. Пусть стоит.
А ещё нашла воспоминания деда для, видимо, журналиста. Желтая уже бумага, печатные буквы и небольшая история, которой мне так не хватало:
«Десант приземлился удачно. В отделении противотанковых ружей, которым командовал Георгий Ганнота, все бойцы имели хорошую выучку и ловко обращались с парашютами при любой погоде. Хотя сейчас, глубокой ночью декабря 1943-го, в непосредственной близости от вражеских позиций ожидать можно было всякое. Несмотря на кромешную тьму, через два часа все бойцы были в сборе. Четко сработала система условных сигналов карманными фонариками, которыми были снабжены все десантники. У каждого из них, кроме автомата, были еще пистолет, финка, гранаты и боеприпасы.
Стараясь не обнаружить себя раньше времени, осторожно двинулись в сторону линии немецкой обороны. Ко времени, когда начало светать, воздушная пехота уже заняла боевые позиции.
Ребята все были молодые, необстрелянные. Для большинства из них, в том числе и для Георгия, это был первый в жизни бой, первое соприкосновение с врагом. Несмотря на напускную браваду каждый из них чувствовал, что у него лишь два главных желания – это желание победить и не меньшее по своей силе – желание выжить. Философия боя на первый взгляд проста: или ты его, или он тебя. Середины нет. Хотя в действительности все намного сложнее.
Восемь дней и ночей длился этот бой, составная часть того грандиозного сражения, которое в истории Отечественной войны будет иметь особое место, так как именно тогда решалась судьба блокадного Ленинграда. На этих высотках и холмах под городом, на этой болотистой местности невероятными усилиями, чрезвычайным напряжением сил было разорвано смертельное кольцо вокруг колыбели революции. Враг сопротивлялся упорно и неоднократно переходил в контратаки, бросая в бой пехоту и танки.
Отделение сержанта Ганноты держалось стойко. Настроение у всех было приподнятое. По всему чувствовалось, что фашист слабеет и теперь сам, оказавшись в котле, захлебывается своей кровью. Десантники штурмом овладели городком под названием Холм. Когда закончилось это сражение, единственное желание было – выспаться. Это был, наверное, самый глубокий, самый приятный в жизни сон. А еще хорошо помнится, как шли пленные немцы. И куда девалась их самоуверенность? Грязные, оборванные, с остекленевшими от страха глазами, молча брели они вглубь нашей территории. Жалости к ним не было ни у кого. Потому что все уже знали, что они сделали с Ленинградом, все видели, что они оставляли после себя. И каждый рывок советских войск вперед не только вдохновлял наших воинов, но и рождал в душе каждого солдата неистребимое чувство мести за все: за гибель друзей, любимых, родных и близких, за разрушенное мирное счастье.
После боев за Ленинград часть, в которой служил сержант Ганнота, была передана в распоряжение 104-й гвардейской стрелковой дивизии, путь которой пролег по Белоруссии, Западной Украине, Румынии, Венгрии, Австрии, Чехословакии. Без малого пол-Европы прошагал он вместе с товарищами, освобождая братские народы. Везде советские войска встречали как освободителей, как избавителей от того кошмара, который им принесли гитлеровцы.
До сих пор перед глазами стоит сцена в столице Австрии. На площади Вены советских солдат обступили голодные дети. Георгий Давыдович рассказывает: «Мы не могли оставаться спокойными. Все пайки были розданы им. А полевая кухня стала местом, куда сразу же выстроилась очередь из стариков, женщин и детей с котелками, мисками, кружками или просто какими-то черепками.
У каждого из нас появилось желание помочь им, защитить их. У нас не было мысли, что это чужая страна, чужие люди, чужой язык. Главное, была боль за них за всех».
Война для Георгия Ганноты закончилась в Праге 12 мая 1945 года. Конечно, было жалко, что уже подписан пакт о капитуляции Германии, а здесь еще гибли его товарищи. Об этом напоминает одна из многочисленных фотографий, где он стоит у братской могилы советских солдат, павших уже после 9 мая.
Перебирая фотографии, Георгий Давыдович с теплотой вспоминает и того любителя-фотографа, который был таким же солдатом, как и все, но дополнительно к обычным нагрузкам, он был еще и добровольным летописцем своей части. Никому было невдомек, как и где он проявлял и печатал фотографии. С собой ничего нельзя было носить, кроме фотоаппарата, так как не позволяли походные условия. Сейчас, по прошествии стольких лет, какими бесценными кажутся эти пожелтевшие снимки. Жалко, что позабылось имя того парня. Хотелось бы от души сказать ему огромное спасибо за все, что он сделал своим незаметным трудом не только для товарищей, но и для потомков».
Эти воспоминания были записаны Р.Габдуллиным и правились, судя по почерку, рукой моего деда. Примерная дата: 1984-1985 гг.
Делиться памятью – ценно. Узнавать истории, подобные нашей – важно. Потому что и память, и истории – это сами люди. Оставшиеся в живых, угоревшие в танках, пропавшие без вести, нашедшие новые семьи за границей, хорошие и плохие, злые и добрые – они настоящие, и они вошли в историю. И не только в чью-то личную.
