1
Я призову ямбическую силу,
гекзаметры гуртами кораблей
и варварского дольника Аттилу:
любить в седле и умирать в седле.
Пельтасты Амфибрахий и Анапест
в накидках из нестриженой козы
сражаются на зависть: двое на пять,
но ранен брат их, Дактиль, — что за на́пасть?
Припомним же Асклепия азы.
Наложим аккуратную повязку,
и вот уж скачет брат на трех стопах
и делится с сирвентою прованской
секретами любовных эскапад.
А в чистом поле, где закат малинов
и где немало наших полегло,
устроили парад своих манипул
элегии, чье имя легион.
2
Ты помнишь, как южнее всех земель,
южнее царства скатов и кальмаров
Скотт — Амундсен устроили дуэль,
как в наше время Карпов и Каспаров?
Кто двигал пешки ездовых собак,
кто выводил ладьями мотосани,
переставая чувствовать себя,
внутри себя меняясь полюсами.
По белым клеткам черных королей
влекла друг к другу сила Фарадея,
и рушились, как мачты кораблей,
лучи светила, в небе холодея.
Каспаров, Карпов. Сизые поля.
Четыре кофты на тебе надето.
Смешна победа, гибельна ничья,
но падает флажок у претендента.
3
Мы вышли из пещеры Торы-Боры
держась за ручки, вместе, я и ты.
Когда взойдем на Ленинские горы,
захватит дух от страшной высоты.
Что за спиною? Штольни или норы,
где жили мы, безглазые кроты.
«Когда взойдешь на Ленинские горы»…
К чертям интеллигентские понты.
Там воробьи, фольга, пивные банки,
стритрейсеры, молодожены, панки
и альмы-матер серая стена.
У парапета насладишься видом,
насквозь промокнешь, да и высоты там
особой нет. Но та, что есть — страшна.
6
Кричал и бился во хмелю,
выпрастываясь из пижамы:
Марина, не ходи к Кремлю,
там только мины да пожары.
Калужский кремль ему не брат
и Астраханский не товарищ.
Знамена пламени сквозят
из иноземных продавалищ.
А сын-удавленник растет
к земле, подобно сталактитам.
Глядишь, и на трехсотый год
тебя от срама защитит он.
8
И без того тащился наш нескорый,
но в мегафон прогавкал серафим:
«Остановите колесо Сосноры» —
и все колеса встали. Мы стоим.
Как будто бы расследуют убийство:
вода и ток уже отключены,
и из титана больше не напиться,
и не ступить на сизый грунт страны.
В нирване душно, наврано и нервно,
и лучше бы какие штукари
сорвали крышу, чтоб увидеть небо,
чтоб небо нас увидело внутри.
9
Россия велика для великанов.
Тут надобна гигантская рука,
чтобы ее в оправе океанов
всю очертить. Россия велика.
Для карликов Россия — маломерка:
на кухоньке два шага от стола
до плинтуса — и узенькая дверка
в прихожую. Россия так мала!
По этой ослепительной вселенной
и в этой неказистой тесноте
блуждает человек обыкновенный
и не находит меры по себе.
10
Давайте будем наливать по стоко,
чтоб не сидеть оглохшим в тишине.
От Лиссабона до Владивостока
трава в цвету и хвойные в огне.
А может быть, сегодня лучше сока,
достаточно бузили, разве не?
Лежит земля, как труп на полотне,
от Лиссабона до Владивостока.
Тут длинное название: Евро-
па и еще бы три-четыре слога
придумать, чтобы не было пустот.
Сюда свезем остатнее добро,
тут будет цирк, а там вон синагога —
и карта, будто пташка, оживет.
12
Мне снилась смерть. Мне было невтерпеж —
не невтерпеж, а невтерпеж, без точек, —
и я спросил у смерти цвета беж,
какой она мне прочит уголочек.
«Не уголок, а президентский люкс», —
ответствовало здание пустое.
Я ущипнул себя: я сплю? не сплю?
Ужели смерть — жилище для постоя?
По лестнице в манере ар-нуво
я поднимался в свой просторный нумер.
Вещала смерть: «До времени сего
никто из вас в меня еще не умер.Ты будешь первым, и с меня скидос,
шампанское и фрукты спозаранку».
Я проглотил еще один вопрос
и вывалился в сон про Касабланку.
