Михаил Зощенко. 1922–1946 годы 

Да. Один из самых недооцененных русских писателей, Михаил Зощенко, дурачил советских троглодитов почти 25 лет. С тех пор, как начал писать по-настоящему, до середины сороковых, когда он писать, по существу, закончил.  
 
И, вопреки стереотипу о хихикающем юмористе, его жизнь в этот период – то есть, вся его жизнь, – трагедия на уровне античной. Или, если искать аналогии в русской истории, вполне сопоставимая с трагедией Самозванца. Который, в общем-то, был никаким не самозванцем, а самым, что ни на есть, русским царем. Да, поддержанным иностранной военной интервенцией, но – русским царем. Пусть и не сумевшим удержать власть. Если бы не повезло чуть больше его конкурентам, мы бы сейчас плевали в портреты Минина и Пожарского за то, что те «противопоставили дремучую реакцию прогрессивному западному веянию…». Но это все политика, и потому скучно, и не интересно. Совсем как персонажи Зощенко, которым Мастер плевал на макушки, решая первостепенные творческие задачи. А в чем они состояли? О, тут все очень непросто.  
 
Шут и бытописатель Зощенко пытался ответить на вопросы: кто я, откуда пришел, и куда уйду. Пускай и в шутливой – но только на первый взгляд шутливой (об этом позже) – форме.  
 
Причем «я» в данном случае означает не столько «я, Михаил Зощенко», сколько «я – être humain», искра большого костра человечества, пылающего в черноте Вселенной». 
 
Согласитесь, это неожиданно высокий уровень по сравнению со сверхзадачами таких титанов, как, например, Пастернак («когда разрешат прописать на даче в Переделкино Манюню), А. Толстой («слопаю ли порося в одно рыло или скушать половинку?») или, наконец, Симонов («рот для есть или для говорить»).  
 
Но удивительно не это, поскольку, как я уже сказал, Зощенко – самозванец, выдающий себя не за того, кем он был, и выдавал он себя за шута – а то, что Михаил Михайлович пытался разрешить фундаментальные вопросы бытия и человеческого сознания в опасном положении. Опасном буквально – размышляя, он кривлялся на канате, натянутом над лужей с крокодилами. Согласитесь, задача сложная. Вроде как собирать кубик Рубика на железнодорожных путях за минуту до появления поезда. И у Зощенко получалось. Десятилетиями.  
 
Выглядело это, на первый взгляд, очень смешно. Стоит этакий кот Бегемот на веревке, качается. Рожа – в торте. На голове – берет. На лапах – штаны. Штаны порваны, из дыры хвост торчит. Кот пищит голоском гунявым.  
 
– Почтееенная публииикэ! Миааууу, миааауууу. Ебц-тобц, первертобц, бабушка здорова!  
 
Сальто. Несколько секунд покачиваний… Балансировка… Поймал равновесие! Из берета появляется рюмка водки, ананас на закуску. Гогот, аплодисменты. Аплодируют, причем, сами крокодилы, шагнувшие на ступень эволюции выше. В смысле, они еще греются на солнце, думают мозжечком и жрут все, что движется, но уже умеют поднять лапу на съезде крокодилов с требованием расстрелять крокодила-отступника.  
 
На второй взгляд все это очень грустно и… безумно красиво. Тот, кто умел смотреть, видел, что никаких усов у Зощенко нет, и хвост у него прицепной, и вообще кошачий костюм – нарочито аляповатый и ненатуральный. И что юноша – а Зощенко сумел сохранить молодость до конца – грустный паж, приговоренный самой вечностью.  
 
За то ли, что неудачно пошутил однажды? Нет.  
 
… Зощенко был приговорен трижды.  
 
Во-первых, с рождения, как всякий артист, появившийся на свет со сверхчувствительной кожей. В этом смысле место его рождения ничего в судьбе писателя не поменяло бы. Плохо бы ему пришлось где угодно, и персонажей он изобразил бы тех же, потому что талант Зощенко шире географии. Давайте вспомним историю про Марсия. Он очень хорошо играл на флейте и за это Аполлон содрал с него кожу. История, как и все мифы прекрасных эллинов, глубока и многозначна. Так, всем кажется, что казнь Марсия – наказание. На самом деле это дар (а талант это – дар, как, например, красота), и метафора – метафора природы художника. Без кожи больнее, зато лучше чувствуется. 
 
Аполлон Марсия наградил. Можно сказать, дал орден.  
 
Сам Зощенко нам признается, что всю жизнь боролся с депрессией. В книге «Перед восходом солнца» утверждает, что победил. Но сам текст – талант Зощенко оказывается сильнее его самого – это опровергает  
 
Зощенко и жил и умер очень грустным человеком.  
 
Он думал, у него хандра и пытался ее лечить. А он просто родился писателем. Отсюда и приступы сверхчувствительности, непонятные обывателю на любой точке Земного шара. Артист, все-таки, тонкий инструмент, который нужно настраивать. Обыватель может присесть за рояль и поклацать по клавишам. Или станцевать на нем во время рабочей вечеринки. «По приколу». Рояль потом нужно настраивать днями. В случае человеческом речь может идти о годах. Так, на Зощенко сплясали в 1946 году, после чего он умер, как писатель, и еще раз – окончательно – в 1954-м. Он после этого лег и умер по-настоящему. «Расстроился».  
 
Во-вторых, Зощенко оказался приговорен Россией. Литературоцентричная страна заставила писать жизнь, как книгу, а книгу, как жизнь.  
 
В-третьих, приговором писателю стал период истории страны, в который он родился. Зощенко выпала карта советской России. Так ему боги ему страданий Добавили. Ведь только в таком изуродованном мире, как СССР, с человека, который родился без кожи, ее смогли содрать трижды.  
 
Правда, перед этим Зощенко вдоволь покривлялся и побегал на канате.  
 
Но везение не вечно – канат колебался, крокодилы щелкали зубами, силы иссякали – и Зощенко, которого вдобавок заботливо подтолкнули, упал. Тут небольшая справка. Для литературы неважно, а так – хорошо бы знать и запомнить виновных. Как говорится, всем, кому должны, прощаем.  
 
Итак. Помогли Зощенко свалиться английские интуристы, которые и спустя почти полвека после переворота 17 года продолжали недолюбливать отдельных выживших русских людей. Обычно они, в составе делегаций, приезжали в СССР знакомиться с balet, vodka, matreshka, но, одновременно, сканировали пространство и подсказать крокодилам, кого цапнуть. Крокодил ведь тупой и замечает цель, только когда та движется. А некоторые русские – включая Зощенко – затаились. Но сколько веревочке не виться, конец у ней в СССР был один. На партсобрании.  
 
Но об этом позже.  
 
Сейчас – за мной, читатель!  
 
ХХХ  
 
По всем понятиям в СССР этого писателя следовало убить сразу.  
 
Что написал Зощенко про Первую Мировую войну и оболганную в ней Россию?  
 
«Я служил в Мингрельском полку, и мы, солдаты и офицеры, замечательно и дружно жили. За пять лет я получил пять орденов, и стал капитаном, хотя приехал на войну в чине прапорщика. Я нашел в армии друзей и счастлив был сражаться и, если надо, умереть за свою страну».  
 
А что должен был написать Зощенко про Первую Мировую войну?  
 
«Плача, шли мы в направлении фронта, подстегиваемые ударами бичей кровавых прислужников идиота-императора. Впрочем, в намерения наши не входило воевать, и мы хотели лишь одного – добраться до линии фронта, чтобы сдаться благородному сопернику, и под его мудрым руководством построить новое, обновленное государство на обломках тюрьмы народов». 
 
Вторая цитата, кстати – практически дословная. Правда, Зощенко ее не написал. Принадлежит она другому писателю. Гениальный идиот Ярослав Гашек высказывался так о блестящей Австро-Венгерской империи. Говорить это, при всей несправедливости анти-австрийской пропаганды Гашек был в своем праве. Он чех, а своя рубашка всегда ближе к телу. Какой бы блестящей и красивой не выглядела рубашка чужая…  
 
А Зощенко был русский, и поэтому написал о Первой мировой то, что написал.  
 
В принципе, уже этого достаточно, чтобы Зощенко в СССР сгноили. Но Михаил Михаилович был не дурак, и книгу свою, в которой это написал, публиковал практически перед смертью. Отправил, так сказать, советским последний привет. Как и Булгаков, приговоривший советских к вечности – типажами шутов и идиотов – в книге, которую надиктовывал перед смертью.  
 
Зощенко и Булгаков… У этих писателей, кстати, много общего. Любовь к женщинам и любовь женщин к ним. Прекрасный русский язык… Некоторые сатирические вещи Зощенко и Булгакова написаны словно одним человеком, и дело тут, безусловно, в одинаковом восприятии мира, уровне культуры и языка. Наконец, судьба, прерванная на взлете. Здесь я говорю не только о личной судьбе. Речь о поколении.  
 
И Булгакову и Зощенко выпала судьба стать следующим поколением новой русской интеллигенции – людьми из простонародья и мелкого дворянства, поднятым на новый уровень. От сына провинциального живописца – в великие писатели. Из провинциального священничества – – во врачи и великие писатели. Из прапорщиков – в генералы. Из грязи – в князи. Россия знала только одно подобное поколение. Это те самые птенцы гнезда Петрова.  
 
Булгаков, Зощенко и миллионы простых жителей Российской империи, становившиеся капитанами и дворянами в считанные годы в начале 20 века, стали птенцами гнезда Николаевыми.  
 
Только гнездо их разорили и птенцы выпали.  
 
ХХХ 
 
В чем состоит именно национальная природа таланта Зощенко?  
 
Проще говоря, почему он – в отличие, от, например, Набокова – не просто писатель, а именно русский писатель?  
 
Во-первых, Зощенко – самозванец и притворщик. Русская культура сама по себе – самозванческая. Она притворяется. Миллионы русских варваров и дикарей в один прекрасный день сказали: мы европейцы, и стали в европейцев играть. Очень талантливо: с Веной на берегах Фонтанки, с немецкой армией на берегах Прута, и французской дипломатией на московских улочках. И, как все, кто играет талантливо и умеет вживаться в роль, они европейцами стали. Причем – забавный парадокс – зачастую русские могут быть большими европейцами, чем сами европейцы. Это обусловлено самой природой актерской игры. Король Лир в момент описываемых Шекспиром событий себя и свое место не осознавал. Актер, играющий короля Лира, знает, что он – король Лир – центральное небесное тело Вселенной трагедии короля Лира. Поэтому актер – больший король Лир, чем сам король Лир.  
 
… Небольшое примечание. Всем, почему-то, кажется, что это началось с Петра Великого. На самом деле, страсть к игре – изначальная черта русского народа. Так, несколькими столетиями раньше, русские решили поиграть в Рим и Византию, выстроив Иерусалим в окрестностях Москвы. У них получилось.  
 
Во-вторых, Зощенко, – как, например, еще один наш выдающийся писатель, Д. Е. Галковский, – сумев запечатлеть мир и Россию в нем, оставил на общей картине отпечаток и самого себя. Это и завораживает и страшит – фигурка фотографа в зеркале, попавшем на снимок. И неважно, случайно или специально так поступил фотограф.  
 
Ну, или – сравнение несравненно более суровое, но, наверное, точное – врач сам заразил себя бациллами чумы, чтобы описать течение болезни. Зощенко – в отличие от Галковского, которому заражать себя Россией пришлось – не было никакой нужды стараться. Он родился в России и русским. Поэтому, запечатлев с беспощадной четкостью, русскую реальность, он показал в ней и самого себя.  
 
Тут я даю слово Михаилу Михаиловичу, который описывает поминки юноши, убившего себя из-за несчастной любви. Дело происходило – отмечу особо – еще до революции.  
 
« Повесился студент Мишка Ф. Оставил записку: «Никого не винить. Причина — неудачная любовь». Из почтения к его трагедии решили выпить за его упокой. Собрались в пивной на Малом проспекте. Сначала спели «Быстры, как волны, все дни нашей жизни. Затем стали вспоминать о своем товарище. Однако никто не мог вспомнить ничего особенного. Тогда кто-то вспомнил, как Миша Ф. съел несколько обедов в университетской столовой. Все засмеялись. Стали вспоминать всякие мелочи и чепуху из Мишкиной жизни. Хохот поднялся невероятный. Давясь от смеха, один из студентов сказал: 
— Однажды мы собрались на бал. Я зашел за Мишкой. Руки ему не захотелось мыть. Он торопился. Он сунул пальцы в пудреницу и забелил под ногтями черноту. Раздался взрыв смеха. 
Кто-то сказал: 
— Теперь понятно, отчего у него была неудачная любовь. 
Посмеявшись, снова стали петь «Быстры, как волны…». Причем один из студентов всякий раз вставал и рукой подчеркнуто дирижировал, когда песня доходила до слов: «Умрешь — похоронят как не жил на свете». Потом мы пели «Гаудеамус», «Вечерний звон» и «Дирлим-бом-бом». 
 
… Конец цитаты. Не думаю, что тут нужны комментарии. Вот такие русские поминки.  

 
Что называется, ПРОВОДИЛИ.  
 
И, мне кажется, именно этот эпизод показывает особенности русского национального характера, который сжато и сконцентрировано можно описать двумя словами – отсутствие меры. Результат – русские могут быть не только бОльшими европейцами, чем европейцы, но и бОльшими азиатами, чем азиаты.  
 
Это уж в кого им, русским, захочется поиграть.  
 
… Интересный, кстати, в связи с этим вопрос – а какие тогда русские на самом деле? Есть ли у них лицо? Это хороший вопрос, и ответа на него лично я не нахожу, даже глядя в зеркало. Есть ли свое лицо у актера?.. 
 
Во-вторых, Зощенко, как все русские, охоч до чинов. Так, ему за войну дали 4 ордена, а он всю жизнь говорил, что их пять. Пятый, вроде дали, а вроде и не дали– бумаги выправили, а вот сам орден не пришел. Или пришел. Или затерялся, и не дошел. Как-то так. Имеет ли это какое-то значение для человека, выжившего в одной из самых больших боен в истории? Не думаю. «Спасибо, что живой». Для Зощенко – имеет. Он корректирует реальность словами и заговаривает ее. Ради чего? «Пятый орден».  
 
В общем-то, это по степени абсурда напоминает легендарную фразу «мне надо к парикмахеру», которую повторял в бреду лидер германских «красных», получившего три пули в голову в 60-хх годах. Человека уносят в морг, ноги дергаются, а он хрипит в беспамятстве – «мне надо к парикмахеру».  
 
Зощенко «надо было» к пятому ордену.  
 
Немного и о самозванстве и притворстве. Очень хороший пример русского самозванца – тут мы покинем на время Россию, лишь для того, чтобы на нее наткнуться – это выдающийся французский писатель Роман Гари. Он же Роман Касев. Он же Эмиль Ажар. Согласитесь, подобный тройной кульбит – вполне в русском стиле.  
 
«Пойман и бит кнутом солдат Петров, который выдавал себя за монаха Исидора Иванова, представлявшегося Емелькой Пугачевым, провозгласившим себя императором Петром» 
 
Ромен Гари-Ажар-Касев, человек, выдумавший три своих жизни, – и всем вравший, что его отец это «звезда» немого кино Мозжухин, – происходил от добропорядочного купца, который не захотел жениться на его матери где-то в Литве. Я не буду сейчас говорить о творчестве Гари долго. Он хорош, как француз. Интересно другое. Погубила француза Гари русская беда – меланхолия. Как-то раз все ему стало невыносимо, он собрал вещи и уехал на железнодорожную станцию умир… простите, на берег моря. Потом вернулся домой, лег и застрелился. Думаю, перед смертью он видел Океан. Пел ветер, шумела вода, игривые морские котики подбрасывали носами солнечный диск. Обо всем этом Гари – как всякий писатель сам вынесший себе приговор и приведший его в исполнение – написал в лучшем романе «Обещание на рассвете».  
 
Там он, как всякий русский, много врал, и еще больше хвастался.  
 
Получилось у него очень хорошо. Почему? Талант его очень русский – необузданный, не в меру и дикий. Европейцы седлают текст. Русские текстом седлают жизнь. Поэтому проза Гари оказалась сильнее реальности и трансформировала ее Кавалер трехсот орденов Почетного Легиона (наверняка там был и пятыйϑ чемпион Вселенной, покоритель космоса и лучший друг Наполеона, и пр… и пр… и пр… вышел к морю, лег на песок, и погас вместе с заходящим в воду солнцем.  
 
Почему умер Гари? Потому что его талант оказался больше и сильнее судьбы и его и страны, в которой он оказался. В культурном заповеднике Франция Гари оказался trop (чересчур). Интересно, что именно во Францию, кстати, должен был уехать Зощенко, которому в 1918 году уже выправили документы на эмиграцию. Но Зощенко отказался. Тем самым он подписал себе приговор. И, одновременно, путевку в вечность. Ведь во Франции 20-хх Зощенко бы затерялся.  
 
Ромена же Гари во Францию вывезла мать. Она, тем самым, своего мальчика спасла. Правда, и погубила. Во Франции Гари – как личность – прошел классический путь интеллектуала в заповеднике. От мощи к слабости. И стал в конце жизни карикатурой и пародией на самого себя. Главным героем романа «Покорность» Уэльбека. Но, поскольку, к сожалению, Гари давно уже нет с нами, главным героем романа «Уэльбека «Покорность» становится на наших глазах сам автор романа «Покорность», Уэльбек.  
 
Но поскольку Гари был русским, ему хватило таланта от такой мелкой роли отказаться.  
 
Ушел со сцены, хлопнув.  
 
Правда, выстрелом.  
 
ХХХ  
 
… В 1905 году русским захотелось поиграть в «свободу». Я беру в кавычки, потому что настоящая свобода это вовсе не свобода оскорблять, плевать в лицо, хулиганить и говорить гадости, как кажется многим из нас. Это свобода выражать свое мнение и воспринимать чужое. В России же все обстояло примерно так – снова цитата Зощенко:  
 
«Сегодня годовщина смерти Толстого. Я иду по университетскому коридору. Здесь шум, суета, оживление. По коридору медленно выступает попечитель учебного округа — Прутченко. Он высокий, крупный, краснолицый. На белой груди под вицмундиром маленькие бриллиантовые запонки. Вокруг попечителя живая изгородь из студентов, — это студенты академической корпорации, «белоподкладочники». Взявшись за руки, они оцепили попечителя и охраняют его от возможных эксцессов… Вокруг шум и ад. Кто-то кричит: «По улицам слона водили». Шутки. Смех. Попечитель медленно идет вперед. Живая изгородь почтительно движется вместе с ним. Появляется студент. Он мал ростом. Некрасивый. Но лицо у него удивительно умное, энергичное. Подойдя к «изгороди», он останавливается. Невольно останавливается и изгородь с попечителем. Подняв руку, студент водворяет тишину. Когда становится тише, студент кричит, отчеканивая каждое слово: 
— «У нас в России две напасти: внизу власть тьмы, вверху — тьма власти». 
Взрыв аплодисментов. Хохот» 
 
Что сказать? Годовщина смерти гения мирового масштаба. Массовые чтения? Памятник, спектакли, конференции, выставка и открытие книжного магазина? Не-а. Чтобы помянуть Толстого, русские дураки, сняв штаны, бздят в лицо прохфессору. Н-да. ОТМЕТИЛИ.  
 
Вообще, на примере этого отрывка воспоминаний Михаила Михаиловича мы видим торжество беспримерных подлости, хамства и скотства, воцарившихся в среде русского общества. К сожалению – среди молодой ее части. Разумеется, никакими бунтовщиками – бунтовщик это всегда лихой человек, как Пугачев – эти дети не были. Когда наступили по-настоящему страшные времена, всем им захотелось к «мамуси». Но оказалось поздно: с полумертвой «мамуси» слезал, тяжело сопя, китаец-«ходя», не говоривший по-русски, докалывал ее штыком латышский стрелок, только что пустивший за углом в расход «папуси», а самого недавнего «борца с тиранией» с «некрасивым, но умным лицом» ощупывали опытные руки карманника и педераста – фальшивого матроса Балтийского флота.  
Ведь что такое российское общество после октябрьского переворота? Это сопляк, который долго дерзил взрослым, – так долго, что, они, в конце концов, махнули рукой, и перестали «отмазывать» от участкового – и который попал в камеру к настоящим уголовникам. Там блеснули в углу фиксы и вжикнул по воздуху нож-бабочка.  
 
Добро пожаловать в реальность.  
 
Осознавал ли ее Зощенко? Вопрос хороший. К сожалению, я вынужден предполагать, что в юности не осознавал. Прекрасное тому подтверждение – история с какой-то проституткой, с которой Зощенко познакомился на кавказском курорте. Бэкграунд дамы – она спала с генералом, тот со временем ее бросил, но девушка продолжила колесить по России за «папенькой» и требовать денег.  
 
Что бы сделали с ней в Америке? Да просто убили бы тварь, чтобы не путалась под ногами уважаемого сенатора МакКинли. «Упала в канал» (об этом – замечательный роман англичанина Г. Грина: брат шантажирует богатого любовника сестры, после чего тонет ночью в канале, а сестра, всплакнув, возвращается к исполнению обязанностей, на любовника зла не держит, брат сам виноват!).  
 
В России проститутка знакомится со студентом, начинает с ним спать, и тот, обладая литературными дарованиями, – да, аплодисменты, это М. М. Зощенко и деталь его биографии – пишет письмо от ее имени генералу. Поскольку Зощенко очень талантлив, письмо получается таким, что проститутка восклицает: «Ваше письмо – крик женской души!». Растроганный генерал отдает проститутке сумму в 10 раз больше затребованной: уехать домой и зажить порядочной (как и просила). На эти деньги девица и ее приживал… продолжают отдыхать на курорте Кисловодск. Финальный аккорд – тут я цитирую – откровение проститутки, которая думала генерала убить.  
 
«Вообще говоря, я могла бы спокойно его убить. И больше восьми лет мне бы за это не дали…» 
 
ХХХ  
 
Многим кажется, что события 17 года это влияние внешних сил. К сожалению, чем больше знакомишься со свидетельствами современников – и тех, кто понимал, и тех, кто нет, – тем больше понимаешь, что это не так. Да, влияния было много, но… Все шло к краху само – на полных парах и распевая «тирлимбомбом». Русское общество просто не выдержало своего пуберантного периода. Трудный подросток, дорвавшись до свободы, полученную за то, что «пора» – чай, 17 лет уже, дома не удержишь, – соскользнул в пропасть. Наркотики, проститутки, грабежи, потом колония. Винить в этом плохую компанию – а она была, и была плохой, – можно, но главный виновник произошедшего не она. Виноваты сами русские. И этом смысле высшее общество от народа не отставало. Как пишет Зощенко:  
 
«Мне не приходилось раньше бывать среди аристократии. Февральская революция сломала сословные перегородки. В маленькой гостиной два гвардейских офицера, несколько правоведов и лицеист. Княгиня разливает чай. Разговор все время вокруг царской фамилии. Все время речь идет о Николае, об отречении… Наконец, кто то из правоведов начинает петь модную тогда песенку: «По улицам ходила большая крокодила…» Все подхватывают эту песенку. Они поют ее пять или шесть раз и при этом смеются. Один из правоведов берет в зубы какой-то шарф, когда песенка доходит до слов: «В зубах она держала кусочек одеяла… Княгиня смеется» 
 
Не правда ли, восхитительно? Еще одни «русские поминки». Можно искренне ошибаться и считать «революцию» благом. Но даже и в таком случае есть элементарная вещь как «приличествовать моменту» – то, что в русской культуре отсутствует Совершенно. На похоронах не пляшут. Этим – все равно. Хоп хэй, на-на-ней. Через год гвардейских офицеров расстреляют по разнарядке заложников в Санкт-Петербурге, а княгиню сбросят с шахту с проломленным черепом.  
 
И с кусочком одеяла в зубах 
 
ХХХ  
 
Несмотря на то, что он очень русский, Зощенко – намного шире писателя просто национального, как какой-нибудь Эминеску или Шевченко.  
 
При этом, он недооценен.  
 
На первый взгляд, такое утверждение голословно. Как писатель, Зощенко получил многое. Читательская любовь – причем до сих пор – есть. Известность при жизни? Она была. Успех и признание при жизни – до унижения в 46-м году – тоже получены.  
 
Но речь-то идет о художнике, для которого категория успеха – нечто иное. Речь не об успехе в понимании его литератором Прилепиным (дали хутор и пачку ассигнаций) или литератором Быковым (съесть столько, чтобы уснуть прямо за столом ресторана). Речь об успехе экзистенциальном, о преодолении самого себя.  
 
И о недооценке огромного таланта Зощенко. Таланта, практически, булгаковских размеров. А Булгаков, на минуту, последний русский писатель.  
 
Еще одно небольшое отступление про Булгакова и Зощенко. Как известно, есть версия, согласно которой Михаил Булгаков – подлинный автор романа «Двенадцать стульев». Тому есть множество доказательств, и полемика на эту тему появилась давно. Недавняя серия блестящих статей Д. Е. Галковского, убедительно, на мой взгляд, доказавшего версию, – не только «точи над и» (доказано), но и «вишенка на торте» (доказано красиво). И пекли «торт» очень давно.  
 
Ведь сходство стиля Булгакова и автора «Стульев» и «Теленка» – а это самое важное – просто бросается в глаза. Как и то, что портрет – или, как минимум, многие черты, – Остапа Бендера мог быть списан с Зощенко.  
 
Авантюрист, выходец из дворянской артистической семьи, скиталец, перепробовавший профессии сапожника, дегустатора, следователя уголовного розыска (!), постоянный пассажир железных дорог, секретарь суда, инструктор по кролиководству, петлявший по СССР годами…  
 
Михаил Михайлович Зощенко прямо-таки просится в прототипы персонажа Михаила Афанасиевича Булгакова.  
 
ХХХ 
 
Есть два Жития святого Ленина, написанные в СССР.  
 
Первое – Зощенко от 1940 года. 
 
Эта книга Зощенко – пародия на уровне анекдота.  
 
«Дети пришли к Ильичу спросить, который час, а он точил бритву, и ничего не сказал, а мог бы полоснуть! Дети, любите Ильича, вот какой добрый человек был». Потом эти рассказы дали толчок созданию анекдотов в смысле самом прямом. Текст Зощенко– классическое русское издевательство, когда человек тебе, вроде бы, льстит, но уже до такой степени, что выставляет тебя полным идиотом.  
 
Зощенко и выставил Ленина идиотом. 
 
Второе житие – рассказы Воскресенской.  
 
Кто это такая? Старуха с лицом следака – сделала в СССР не карьеру, но Карьеру. В 14 лет – 1918 год, гражданская война, где ей написали должность “библиотекарь”. Ну да. 1918 год, передвижной отряд карателей, библиотека.  В 23 года старуха устроилась надзирателем в колонии для беспризорников. Их было очень много, потому что с 1917 по 1924 гг убили около 20 млн человек, чьи дети – ну, кто не сдох – бомжевали на вокзалах. Их следовало «вернуть в общество». Ну, в смысле, на производство. Потом в жизни Воскресенской наступили иностранные командировки за верную службу. И, как финал, пост Мамаши, смотрящей за «Интуристом» в Хельсинке. Причем в буквальном смысле.  

«Мадам Ярцева».  В 1965 стала лечить расстроенные нервы книжками про Ильича и его семью.

Казалось бы, написано все одним и тем же языком, на одну и ту же тему и в одной и той же тональности. Но отличие есть, и оно существенно.  

Зощенко – юродствует и фальшивит намеренно. Так иногда люди говорят на иностранном языке с нарочитым акцентом.  
Воскресенская – старательно пытается взять высокие ноты, хотя не умеет петь. В результате, она визжит.  

Мне кажется, историю этих двух ленинских Житий нужно поместить в музей русских мер и весов как эталон того, что значит русская литература, и советская литература.  

ХХХ 

Что же помешало в полную силу раскрыться таланту Зощенко?  

Вина советского режима в этом, безусловно, есть. Элементарно, цензура. Но давайте не будем преувеличивать. Никто – никакие большевики – не могут обслужить русских так, как это умеют сделать сами русские. Обычно слова «русский» и «советский» противопоставляются. И правильно. Но не в случае с Зощенко. Да, Зощенко угробили советские. Но Зощенко точно так же угробили бы и русские. Об этом очень хорошо пишет он сам, описывая свои встречи с читателями.  

« Я согласился на выступления в нескольких городах. Это был несчастный день в моей жизни. Первое выступление было в Харькове, потом в Ростове. Я был озадачен. Меня встречали бурей аплодисментов, а провожали, едва хлопая… Думают: если актеры так смешно читают, то что же отколет сейчас сам автор. Каждый вечер превращается для меня в пытку. С трудом я выхожу на эстраду. Сознание, что я сейчас снова обману публику, еще более портит мое настроение. Я раскрываю книгу и бормочу какой-то рассказ. 
Кто-то сверху кричит: 
— «Баню» давай… «Аристократку»… Чего ерунду читаешь? 
«Боже мой! — думаю я. — Зачем я согласился на эти вечера?» 
Я с тоской поглядываю на часы. 
На сцену летят записки. Это передышка для меня. Я закрываю книгу. 
Разворачиваю первую записку. Оглашаю: 
— «Если вы автор этих рассказов, то зачем вы их читаете?» 
Я раздражен. Кричу в ответ: 
— А если вы читатель этих рассказов, то какого лешего вы их слушаете! 
В публике смех, аплодисменты. 
Я раскрываю вторую записку: 
— «Чем читать то, что мы все знаем, расскажите покомичней, как вы к нам доехали». 
Бешеным голосом я кричу: 
— Сел в поезд. Родные плакали, умоляли не ехать. Говорили: замучают идиотскими вопросами. 
Взрыв аплодисментов. Хохот. 
Ах, если б мне сейчас пройтись на руках по сцене или прокатиться на одном колесо — вечер был бы в порядке. 
Устроитель моих вечеров шепчет мне из-за кулис: 
— Расскажите что-нибудь о себе. Это нравится публике. 
Покорно я начинаю рассказывать свою биографию. 
На сцену снова летят записки: 
«Вы женаты?.. Сколько у вас детей?.. Знакомы ли вы с Есениным?..» 
Без четверти одиннадцать. Можно кончать» 

… Хороший, кстати, повод поговорить про легендарное хамство Маяковского. Оно, конечно, было. Мне, правда, почему-то кажется, что Маяковский так просто-напросто реагировал на хамство чужое. В совершенно русском стиле.  

«Ученик переплюнул своих гениальных учителей».  

В результате русский читатель, идущий на встречу с Маяковским в радостно-приподнятом настроении, возвращается оплеванным. Казалось бы… Ничто не предвещало. Вроде уже и семки заготовил, и слюну собрал, а тут… Харк в харю! От самого Владимир Владимировича. Играл на опережение.  

Пару слов о моем личном и скромном опыте. Русского читателя я видел мало и редко. Но когда встречал, мне хватало. Это, насколько я могу судить, человек, который всегда хочет научить и поправить. Он приходит не слушать, но говорить. И если читатель европейский приходит составить мнение, то читатель русский – его Высказать. Вдобавок ему нужно, чтобы приглашенный писатель постарался и отработал долю внимания, которую ему уделили.  
Что блистательный Зощенко нам и показывает.  

Да и не только он. Хороший образец того, как русское общество относится к своим гениям – письма Толстому. Это когда человеку, показавшему на наших глазах сотворение мира – буквально, взял и сотворил – застрочили со всех концов страны. Им бы окружить его стеной почтительного восхищения, уважения и молчаливого почтения, а они – «ну давай спляшем, раз ты так лихо коленцы выкидываешь». Я рекомендую всем, очень поучительное чтиво. Читаешь, а в ушах – многоголосица. 

Граф Толстой, замрите.  

На проводе – Россия.  

«Лев Николаевич, вот при всем моем к Вам умеренном уважении Вы неправы в том, что….». «Граф Толстой, каково Ваше мнение об электрификации поселка Скопово Н-ского уезда. Минута на размышления, время пошло». «Спасибо за книги! Правда, в «Карениной» вы все написали не так: я сама изменяла мужу и знаю, что…». «Болван! Мне дед про Бородино рассказывал, как…».  
И так далее и тому подобное. Бесконечный русский разговор. Почему бесконечный? Потому что единственный диалог в русской культуре – и Толстой сам в эту ловушку попал – это Монолог. Слишком великая нация для того, чтобы слушать, русские предпочитают выговариваться. А когда человек говорит сам, то он никогда не умолкает. Ему не нужны паузы, чтобы послушать другого – он прекрасно знает, что будет говорит самь.  

Так что, в каком-то смысле, читающая Россия преподнесла Толстому зеркало.  

Тут мы возвращаемся к несостоявшейся гастроли Зощенко.  

В чем величие этого писателя, до сих пор не понятое русским читателем?  

Зощенко – человек, создавший всем своим творчеством уникальное и огромное полотно, заполненное маленькими сценами, составляющими единую историю.  

Слово «полотно» я употребляю не случайно. Есть, как известно, гобелен в Байо. Это уникальное художественное произведение, – картина на ковре, – ценность которого удвоена тем, что оно, одновременно, является и историческим свидетельством. На гобелене в деталях изображена история покорения Англии Вильгельмом Завоевателем.  

Полотно Зощенко – ну давайте его назовем Сестрорецкий Печатный Гобелен, – тоже свидетельствует о покорении России, являясь, при этом, самодостаточным шедевром.  
Я намеренно не привожу примеров сейчас, потому что главное в творчестве Зощенко – ранее я цитировал мемуары – это Деталь. Что необычайно роднит его с еще одним гением.  

Зощенко – это Босх русской, да и мировой, литературы.  

Забавно, что и картины Босха современники рассматривали, как способ развлечь зрителя.  

На самом деле, это зрители развлекали Босха.  

Что он и запечатлел, подарив им – зрителям – жизнь в вечности. Пусть и в несколько ммммммм трансформированном виде. Как и Зощенко. И нам повезло, что жизнь нашего Босха выпали на годы, когда нам понадобился человек, именно такого дарования. Тут не справился бы никто другой. Даже Толстой бы не смог. Тот – наш Микельанджело, а Микельанджело нужны величественные пространства Сикстинской капеллы. Толстой их – великолепные соборы и поля сражений европейской империи – и получил.  

Зощенко получил от России в качестве натуры для письма круги ада.  

Он их и нарисовал.  

ХХХ  

От вины русских – которые ни в чем не виноваты, потому что они такие, какие есть,- мы возвращаемся к советским. Как известно, в 1950-хх годах советские люди подвергли Зощенко травле, публично унижали, оскорбляли, и довели до быстрой смерти. За те же самые рассказы, над которыми ухахатывались 22 года. Это странно. Ведь в 1930-е годы книги Зощенко – бестселлеры. Он – «звезда». Что же случилось? Отчего так резко поумнели советские недотепы? А все очень просто.  

Им подсказали.  

Однажды Ленинград приехала группа прогрессивной молодежи из Англии. Молодые джентльмены приехали защитить русских писателей Зощенко и Ахматову от нападок большевиков. Они просят их поделиться личным мнением относительно советской цензуры и нападок ее. Зощенко, как человек порядочный и, все-таки, русский офицер – настоящий, с пятью (пять, пусть будет пять. Михаил Михайловичϑ) орденами – не выдерживает. Он говорит, что с нападками не согласен и оскорблять себя не позволит.  

Ахматова, у которой взяли в заложники сына, презрительно промолчала.  

Почему-то, многие относят ее презрение к советскому режиму.  

Но с советскими идиотами всё и так было понятно. Образованная и воспитанная Ахматова, принадлежавшая к классу высшему, нежели Зощенко, и видевшая 1917 год глазами жертвы, понимала больше Зощенко. У нее уже брали в заложники близкого человека, – Льва Николаевича Гумилева – и она знала, чем это может закончиться. Стенкой для заложника. И презрение, которое Ахматова выказала тоном – явно и публично – относилось к англичанам. Какой поступок они совершили? Подлый. Приехали в ГУЛАГ спросить у заключенных – на глазах у надзирателей – есть ли у тех жалобы. Проще говоря, прибыли Ахматову с Зощенко подставить. Показать крокодилу, где затаились две жертвы. Крокодил повел головой. Хлопнул мембранами. Почуял запах. Поцопал в направлении жертв. Дальше – всё. Если крокодил вас заметил, вы не уйдете. Ведь, как известно, в СССР крокодил проглотил даже Солнце. Об этом писал знающий, как обстоят дела в СССР, чело… крокодил, Корней Чуковский.  

Заключение 

… Итак, маленькое солнце русской прозы, Михаил Михайлович Зощенко был, после 22 лет гениальной маскировки, изобличен и съеден. Правда, жертва оказалась сильнее убийцы. Время шло, крокодил издох, почернел, и брюхо его треснуло. Солнце выкатилось. И каждый пошел туда, где ему и предопределено быть, и каждому воздалось по вере его. Падаль ушла в яму. Светило ушло в небо. Увы, это мало незамечено. Почему? Ну, во-первых русские мало смотрят в небо. А, во-вторых, виноват в этом – и тут мы подходим к главному – и сам Зощенко. Он играл и притворялся так умело, что одурачил не только современников, но и саму, кажется, историю. Реальность, заговоренная гениальным артистом, изменилась, и Зощенко стал писателем про баню, ЖКХ и неработающий на вокзале сортир. Был же Зощенко – писатель о вечном.  

Вечная память. 

ОФОРМИТЕ ПОДПИСКУ

Журнал «Юность» (печатная версия последнего номера)

350 для 1 месяц

Подписаться

3 МЕСЯЦА ПОДПИСКИ

1,000 для 3 мес.

Подписаться

6 МЕСЯЦЕВ ПОДПИСКИ

2,000 для 6 мес.

Подписаться

12 МЕСЯЦЕВ ПОДПИСКИ

4,000 для 1 год

Подписаться