По вечерам я делаю журавликов. Иногда они бывают яркие цветные, иногда простые белые. Зависит от того, какая бумага есть под рукой. До тысячи еще, конечно, очень далеко, но их все равно становится больше.
Пожалуй, для современного мира такое занятие – просто-напросто баловство, а готовые фигурки – мусор, ведь свое назначение они выполнили с последним сгибом бумаги. Но у меня почему-то так и не получается их выкидывать. Все равно, что добровольно избавиться от своей мечты. Как-то это неправильно.
Я не знаю как много людей все-таки пытается сделать эту тысячу цуру для исполнения своей заветной мечты, и уж тем более не знаю куда они девают их потом, ведь фигурки могут заполонить весь дом. Своих я отпускаю на свободу: некоторые живут в парках или у памятников, некоторые все же остаются жить в саду.
Оставшиеся журавлики обосновались на дереве, где-то между старыми ключами и колокольчиками. Наверное, такой сад и такие деревья для окружающих кажутся немного странными и шумными, но не для меня. Ведь на них живут мои птицы.
При лунном свете в окружении белоснежного луноцвета и светлячков они выглядят просто волшебно, как в сказке. А когда в ветреную ночь слышится перезвон колокольчиков вперемешку с металлическим звоном ключей, вообще ощущаешь себя персонажем мультфильма Миядзаки. Кажется, вот-вот, и один из ключей откроет-таки выдуманную нарисованную дверь, а оттуда на чашку чая хлынут призрачные гости. И где-то среди них обязательно будет шелкопряд-Безликий или кто-нибудь еще, такой знакомый, что уже почти не страшный.
Наверное, так все и есть, потому что мои птицы тоже становятся призраками. Когда идет дождь, они не улетают, они растворяются, намокая, превращаются в разноцветные пятна.
И это на самом деле хорошо. Я думаю там, наверху, они засчитываются именно в этот момент, а не когда журавликов делаешь, ведь ты не предаешь свою мечту, выбрасывая ее.
Охота на Снарка
Это наш младшенький. Зовут его, как можно легко догадаться, Снарк. Это сейчас он красивый и величественный. А когда произошла эта история, он был маленьким котенком, выжившим благодаря нашей маме. В отличие от своих братьев и сестер, которым повезло меньше. Вроде бы спасся еще один котенок, но сейчас проверить это сложно.
В 2014 году, когда началась война, в нашем районе можно было встретить бегающих вместе таксу и овчарку или бездомного дога. Коты вообще толпами носились. Когда начались обстрелы, хозяева просто выпускали своих питомцев на улицу, оставляя их самих. Я не хочу никого осуждать. Ведь сегодня ты живешь и радуешься жизни, а завтра приходится выбирать: твоя жизнь или твоего маленького друга. Но при этом никогда не забуду слезы Бармаглота, когда мы первый раз повезли его к ветеринару на осмотр. Старичок пришел к нам домой в ноябре 2014 года. Больше всего он боялся, что его снова бросят. Кот, которому вообще не нужна была переноска. Ему понравилось гулять, когда он понял, что его не предадут. С интересом глядел в окно маршрутки, если приходилось куда-то ехать, никогда и никуда не вырывался и не хотел убежать. Главное, нужно было держать его на руках, около своего сердца. А вот грома боялся до конца жизни. Не хочу сравнивать важность жизни, но думаю, что памятник погибшим в этой войне животным тоже должен быть. Не сейчас, конечно. Позже. Но должен. Ведь они такие же беззащитные жертвы. И их жизни полностью зависят от нас, только сами сказать об этом животные не могут.
Вернемся все же к Снарку. Это было весной 2017. Я уехала на соревнования в Россию, так что историю о женщине с мяукающим мешком мне рассказывал брат. Котята были накормленными и ухоженными, но по какой-то причине их не смогли пристроить в хорошие руки. Бывшие хозяева посчитали, что возле детской больницы таких красавцев быстро разберут на радость детям и котятам. Но не учли, что рядом вечно снуют бродячие собаки. Итог… Ну, другого тут и быть не могло.
Когда мама встретила ту женщину, малыши еще были в сумке. И хоть после смерти Бармаглота нам часто предлагали котят, она отказывались. Потому что ждала возвращения своего любимца. А тут просто какой-то сиюминутный порыв, и вот уже из сумки достают первый попавшийся шипящий и злобный комок шерсти. Черный, с такими же белыми пятнами подмышками и на животике, как у Бармаглота. Никто его не выбирал, он сам «выбрался». А вот об имени пожалели не раз и не два. Особенно папа. Льюис Кэрролл, насколько я помню, на вопрос о том кто такой Снарк, говорил, что больше всего ему нравится вариант, будто Снарк – аллегория погони за вечно ускользающим счастьем. Как бы там ни было, но принеся его домой, папа и брат котейку потеряли. В собственном доме при закрытых дверях, окнах и всем, что только может быть закрыто. Семья несколько часов безрезультатно разыскивала пропажу по всем темным и не очень углам, даже мебель отдвигали и осматривали. И когда спокойная, как удав, мама уже почти… кх-м-м… замучила папу вопросом: «Ты куда его дел, (любое ласковое слово)?!», котейка неохотно вылез из своего укрытия, зевнул и, переваливаясь на коротеньких лапках, поковылял к миске. До сих пор никто не знает где он тогда прятался.
Прошло уже несколько лет. Снарк возмужал, теперь охраняет свою территорию от случайных гостей и все так же мастерски прячется, появляясь только тогда, когда сам того желает. И по-прежнему не любит чужаков и когда ему мешают спать. Вот уж действительно самое настоящие исчадие ада, стоит только потревожить его сон. Хотя вообще-то я его понимаю 🙂
К чему все это? Просто вот так я поняла, что на войне быстрее всего учишься ответственности за тех, кого приручил. Именно поэтому я уверенна, что буду спасать не только свою жизнь, но и тех, кто мне доверился. Даже если доверившийся – злобная вечно недовольная усатая морда, считающая себя повелителем мира.
