* * *

Все качается, знаешь, от знамени до креста.
 Все кончается даже у тех, кто живет до ста.
 От сухого куста не останется и листа…
 Растекаются лица, расползается пустота
 ядовитым газом.

Превращаются планы в тонкий свечной дымок.
 Ни терпенья, ни мужества не заготовить впрок —
 пусть в конечном итоге каждый не одинок
 оказался бы по желанию, если б смог,
 узелок развязан.

И последний развязан, и прежние все узлы.
 Расставания преждевременные тяжелы.
 Но по пеплу мостов разбросанные угли
 указуют отчетливо сухо — не сберегли.
 Да и поздно плакать.

Между тем по проталинам бесится детвора,
 утомительно неиссякаема и пестра,
 посылает безоговорочное «ура»
 в сердцевину седого облачного нутра,
 в кучевую мякоть.

Посмотри на этих зверенышей, посмотри!
 Не закрыто для них ни одной потайной двери,
 их куда-то уносят июни и декабри,
 чтоб в измотанных клонов по кальке перекроить
 и огня не стало.

Где-то должен быть камень шлифованный, путевой,
 у которого время натянуто тетивой,
 чтоб в обратную сторону к станции нулевой,
 заглушая считалкой густой энтропийный вой,
 усвистать в начало.