Макс Далин
«Костер и Саламандра»
(«Эксмо»)
Терри Пратчетт как-то сказал, что страшен тот фэнтези-мир, который не меняется, остается статичен в течение нескольких книг. Уж неизвестно, слышал ли Макс Далин эти слова, но правила этого явно придерживался. Действия «Костра и Саламандры» разворачиваются в мире, знакомом читателю по роману «Убить некроманта», но много лет спустя. И нынешние главные герои — потомки предыдущих. Прогресс все это время не стоял на месте: появился, например, телеграф и аналоги подводных лодок. Карла живет в цирке уродов, потому что на одной руке у нее восемь пальцев — это знак способностей к некромантии, однако обычно он проявляется только у мужчин. Карла — белая ворона. Однажды ее забирает Виллемина, которая вскоре путем сложных интриг по воле умирающего короля становится королевой. А муж ее, сын короля, в припадке буйства отправляется в лечебницу. Теперь Карла — ее личная телохранительница, и обеими движет одно: желание сделать страну сильнее и подготовить к грядущей войне. Для этого они собирают целую группу дворцовых некромантов, до этого которых и церковь, и простой народ, и многие аристократы считают врагами рода людского. Но времена меняются — а значит, пора поменять и нравы людей. Путь этот простым не будет.
«Костер и Саламандра» — пример темного фэнтези, которое смешивается — а мы давно живем в мире кросс-жанровости — не с эпическим поджанром, а с авантюрным, и потому текст становится в разы интереснее. При этом Далин избегает уже приевшегося тропа «главный герой — обаятельный мерзавец». Весь сюжет — череда безумно интересных и умелых дворцовых интриг: героини сперва разбираются с последствием чужих заговоров — типа закопанной в спальне короля руки мертвеца и родового проклятья, — а после начинают строить новые. Например, «подделывают» беременность королевы для определенных целей. Если коротко: роман Далина похож либо на яркий комикс, либо, что будет точнее, на сериал, который снимали одновременно и создатели «Игры престолов», отвечающие за жестокость, кровь и жуткие сцены изгнания демонов, и — внезапно — Тайка Вайтити, которому вверили обаятельных персонажей, диалоги и легкую иронию, неуловимо пронизывающую и речь персонажей, и иногда даже их отношение к происходящему.
Харизматичные герои удаются автору особенно хорошо: начиная Карлой и Виллеминой, которым палец в рот не клади (это ощущается уже с первых страниц), и заканчивая очаровательными вампирами, которым, в свою очередь, очень неудобно оказывать услуги девушке-некроманту. Химия между персонажами в «Костре и Саламандре» бурлит посильнее любого алхимического зелья, но не стоит думать, что этот роман — просто увлекательный аттракцион. Автору стоило всего лишь сменить оптику, сделать женщин главными героями, и текст сразу же стал глубже: будто в старом замке отыскали давно забытые подвали и катакомбы. «Костер и Саламандра» — глобально книга прежде всего о борьбе с обстоятельствами по всем фронтам: и в политическом смысле, и в личностном. Предыстории героинь трагичны (особенно это касается Карлы), им приходится бороться сразу с несколькими предрассудками: женщина на троне, женщина-некромант, королева без наследника… Общественное мнение изначально против всех авантюр Карлы и Виллемины, да и в целом против них самих — исключительно из-за той власти, которой они как женщины обладают. И те филигранные шахматные ходы, которые совершают героини, еще раз подтверждают авторское умение скроить увлекательный, грамотный и отчасти архетипичный сюжет о государстве во времена больших перемен: короли и королевы порой мучаются сильнее «маленьких» людей. Перед читателем изобретательно и умело сделанный текст с несколькими уровнями глубины; история о сильных мира сего, старающихся изо всех сил и пытающихся забыть о собственных травма. Единственный нюанс. «Костер и Саламандра» — только часть романа, разбитого на две книги. Поэтому закончится все, само собой, на большом сюжетном повороте.
«— Эгмонд меня боится. И ненавидит, — сказала моя принцесса. — Он не бьет меня только потому, что этого не одобрил бы его отец, но он дважды вывихнул мне кисть за этот год. Он мечтает от меня избавиться.
— Как же он ухитрился на тебе жениться? — спросила я.
Я еще плоховато представляла себе, как все это устроено на самом верху. Я воображала себя страшно циничной, но Виллемина объяснила мне, насколько я наивна. Что жизнь детей королевских домов — разменная монета в политических играх их родителей. Прибережье надеялось на военный союз с Междугорьем против вечно строящих злобные планы соседей… но отцу Виллемины и нуждочки нет. Его интересовали торговые пути, южные моря, товары с Черного Юга и с Юго-Востока… но чуть не сразу после свадьбы он резанул, что не станет воевать за чужие интересы. Междугорье воевать не любит… А наш государь Гелхард, оказывается, боится сильных соседей, которым нужен выход к морю».
Дания Жанси
«Путешествия Лейлы»
(Inspiria)
После теракта в Париже Лейла оказывается в странной клинике непонятно где. Она, много путешествовавшая («человек мира»), теперь прикована к одному месту; в памяти — провалы, а ночам снятся причудливые белые сны. К тому же в клинике странно реагируют на ее слова об интернете и новейшей мировой истории и утверждают, что она — пиарщица модного современного художника Ади. Выйдя из клиники, Лейла не совсем верит в происходящее. В мире, где она оказалось, Адольф Гитлер стал популярным современным художником, который спокойно принимает участие в фестивалях Хайфы. Здесь иной миропорядок. Так что же это — иллюзия, иной мир или просто хитрый план диктатора?
Дебютный роман Дании Жанси начинается с того, что читатель, даже ознакомившись с аннотацией, оказывается в той же психологической ситуации, что и героиня. Он ничего не понимает и принимается про себя задавать вопросы, которые за него и озвучивает Лейла. Первые страниц сто — место для всякого рода спекуляций, а дальше уже более-менее становится ясно, где же очутилась героиня и что в этом мире не так. Впрочем, подсказки автор оставляет до последней страницы, но так и не дает однозначного ответа: правда на глазах у героини разворачиваются события альтернативной истории в духе Филиппа Дика и Чайны Мьевиля или Лейла повредилась рассудком? Она ведь говорила, что мир, как казалось до теракта, сошел с ума. Да и был ли теракт? Но все это — просто красивый фон.
Роман — поле для интеллектуального эксперимента, где автор жонглирует острыми темами на перепутье альтернативной истории; «что, если» здесь становится катализатором размышлений, размах которых весьма глобален: перед читателем книга не столько о том, «как я себя ощущаю в критический момент?», сколько о том, «по каким законам работает мир, общество, насколько они изменчивы?». Это прежде всего исследование (с упором на психологию скорее не индивида, а группы людей), а потому текст в меньше степени драматургичен. Большую часть романа занимают попытки героини разобраться в произошедшем и принять новый мир, выявить его законы и порассуждать на достаточно острые темы. Текст занимают преимущественно диалоги и монологи, пусть к середине сюжета Лейла пойдет на рискованный (отчасти авантюрны) ход и столкнется с последствиями своих малообдуманных действий. Антисемитизм, проблемы меньшинств, колонизация, социальная справедливость — вот основные тропки, по которым главная героиня шагает весь роман. Впрочем, формулу «Путешествий Лейлы» автор очень емко сама вывела в тексте — это роман-дорога (не буквальная, метафорическая) о том, как человеку, для которого мир — это вся жизнь, сделать так, чтобы вся жизнь — пусть маленькая и простая, — стала целым миром. Возможно ли такое во времена глобализма?
«Может, Лейла и потерялась немного. Но вовсе утратить связь с миром, не было такого. Доктор Натансон не похож на сумасшедшего, только и Лейла прекрасно помнит, кто она и какой он, мир вокруг. Она-то успела его повидать. А может, это путаница из-за ее постоянных обмороков? Мороки и обмороки — случались они с самых ранних лет. Особенно когда что-то давно пора было менять и реальность вокруг истощалась, начинала изживать саму себя, как старые, ломкие декорации. А ведь по-настоящему хорошо и спокойно Лейла ощущала себя только внутри этих обмороков. Она была своей в любой точке мира, желанной гостьей, что на деле не принадлежала ни одному из мест до конца».
Роннат
«Последний дар»
(«Полынь»)
«Последний дар» начинается как классическая фэнтези-история об избранной героине, которой предстоит повзрослеть, пройдя — в случае этого романа весьма жестокую — инициацию, а заканчивается как эпический квест, местами по размаху и живописности событий под стать фильмам Питера Джексона. Здесь решаются судьбы мира, а действия «меленьких» людей так же важны, как и поступки сильных мира сего. «Последний дар» — не дилогия, а роман в двух частях, и его смело можно назвать зеркальным диптихом: кусочки пазла обеих книг встают вплотную друг к другу, и читатель наконец получает ответы на вопросы. К логическому завершению приходит история о мире с пропавшей — или погибшей? — богиней, ранее дававшей людям дары в особах шкатулках, таинственном монструозном Мастере, девушке с седыми волосами и разноцветными глазами и принце, который видит кошмары. Читатель наконец открывает истинную суть романа: под запекшейся кровью сражений и судьбоносных поисков того самого последнего дара оказывается роман-эсхатология (события становятся апокалиптическими). За динамичным и очень кинематографичным сюжетом — некоторые сцены и образы напоминают хорошо поставленные кадры компьютерной игры — Роннат прячет философское размышление. Помещая героев в ницшеанский мир «мертвого бога», автор наблюдает, как начнут меняться людские нравы и можно ли вообще во времена тяжелых потрясений, подобных ужасам XX века, остаться людьми?
Лика, главная героиня, еще с первых страниц играет роль заводного механизма всего «Последнего дара», приводящего в движение цепочку общемировых событий. Роман Роннат — текст взрослый. Поэтому, в отличие от многих примеров young-adult-литературы, все события здесь не вращаются вокруг Лики. Голоса других персонажей столько же громки и необходимы, чтобы собрать полноценный витраж — местами расколотый — умирающего мира. В какой-то момент текст начинает напоминать рок-оперы группы «Эпидемия», которые обычно полны размашистых событий и судьбоносных решений каждого из героев. Роннат, безусловно, работает в традиции темного фэнтези, не скупится на неприятные детали (от отрубленных рук до мух-кровопийц и изнасилований), но при этом благодаря грамотному вплетению в сеттинг мифологических — в основном античных — элементов и попытке показать знакомый жанр с помощью необычной оптики одновременно выходит за рамки темного фэнтези. Здесь, как и всегда, можно попасть в ловушку интерпретаций. Поэтому каждый читатель, традиционно, сам решит, где автору просто хотелось красивой картинки, а где подетально надо расшифровывать эзопов язык и искать символизм даже в «постановке кадра».
«Лика спрыгнула с его рук и мельком глянула в зеркало: лицо казалось бледным и осунувшимся, только глаза сияли голубыми огоньками. Алетар заверил ее, что эффект от дара Ренфела скоро пройдет, если, конечно, он снова не выйдет с ней на связь. Но этого не происходило, и Лика переживала, не случилось ли с Ренфелом чего-то ужасного — еще один повод для волнения, не считая бесконечного беспокойства о родителях. Впрочем, все это казалось мелочью по сравнению с тяжестью мыслей о будущем всего мира.
“Как долго люди смогут жить без Двуликой? Ее помощь не помешала бы, особенно в борьбе с варварами. От еще одной пропасти Аш или Весеннего шторма Ародан на части не развалится”».
Наталья Бакирова
«Дальний лог: Уральские рассказы»
(«Альпина.Проза»)
Неизбежно существующий в контексте уральских текстов Сальникова, Иванова, Бажова, «Дальний лог» не идет по уже проторенной дороге, а показывает читателю некую новую, тайную тропку, по которой гуляют «маленькие» люди: каждый мечтает о чем-то своем. Некоторые, подобно героям классиков, ломаются под натиском большого мира физически и психически, а некоторые все же находят счастье, в чем бы оно ни выражалось.
Урал Натальи Бакировой — край «рабочий, но не работящий»; мир, наполненный порой гротескными героями: то они собираются налепить триста пельменей к Новому году, то вдруг зацикливаются на детских воспоминаниях до помешательства. В знакомую реальность здесь вмонтированы образы-метафоры, абсолютно мифологизирующие пространство как реальных, так и выдуманных городов (а еще деревень, поселков) из рассказов и повестей: то «трехголовые березы», похожие на Змея Горыныча, то челябинские бабки, заколдовавшие погоду в городе, то детсадовские легенды о проклятом киселе. Текст лишен магических допущений, однако манера автора — скорее даже героев — видеть в реальности что-то этакое или деформировать свою персональную реальность причудливым восприятием, где мертвая мать все еще может поставить тарелочку борща приехавшему домой сыну, — задает совершенно особую атмосферу всему сборнику. Это действительно «уральский миф» в широком смысле этого слова — набор компактных символов, скрывающий под собой понятное, универсальное и обильное на трактовки содержание. Одна реалия тянет за собой вторую, третью, четвертую — от челябинских метеоритов до вновь гоголевских же чертей, крадущих луну.
Перекликающиеся, но разные стилистически — и, само собой, сюжетно, несмотря на сквозных героев и локации, — рассказы и повести Натальи Бакировой — это кубики из большого набора конструктора, инструкцию к которому не приложили, а потому читателю предстоит самому подставлять рассказы друг к другу. В конце, если дистанцироваться от прочитанного, станет видна общая картина, для которой, оказывается, не требовалось никакой инструкции. Ведь каждый кубик — сам по себе целый мир.
«За окном сумрачные улицы, сумрачные дома и нет горизонта. Челябинск после телепередач “Наша Раша” стал каким-то не настоящим, а фольклорным городом — анекдотичным и страшным одновременно. “Челябинские бабки настолько суровы, что в автобусе им уступает место даже водитель!” Наверное, это они, бабки-ведьмы, наколдовали так, что не было в сумрачном городе ни зимы, ни лета, ни осени, а только два сезона сменяли друг друга: время, когда пыль, и время, когда грязь.
Сейчас, в феврале, грязь получалась от борьбы с гололедом. Крупным серым песком засыпаны все тротуары, и ветер-мусорщик гоняет по ним содержимое переполненных урн».
Антонина Крейн
«Витражи лесной столицы»
(«Черным-бело»)
Действия сборника Антонины Крейн разворачиваются во флагманском фэнтези-мире писательницы; если сузить географию еще сильнее — в Шолохе, лесном королевстве, местами очень похожем на наш мир: в смысле, что на все случае жизни тут есть зелья, герои могут спокойно сидеть в кафешках и учиться в нормальных университетах. Никакой мрачной средневековщины! Каждый рассказ в «Витражах лесной столицы» автономен, но везде читатель встретит знакомых по романам Антонины Крейн героев: то они меняются телами, то сражаются за блинчики, то расследуют чье-то странное заболевание, то троллят друг друга, то хотят разыграть наставника, но сами остаются с носом. С одной стороны, порог вхождения в этот сборник минимален. В целом с «Витражей…» можно начать знакомство с миром Антонины Крейн, в каждом новом романе становящемся все масштабнее и насыщенней — как в детской книжке с объемными поп-апами. С другой же — книга эта больше всего отзовется в сердцах фанатов: если знать героев заранее (программа максимум — помнить их приключения), все рассказы становятся ярче и чуточку пикантнее — в эмоциональном смысле. А многие и вовсе обрастают дополнительными смыслами.
Новинку Антонины Крейн порой сравнивают с витражом, где каждый текст — это маленькое цветное стеклышко (впрочем, даже в название вынесен этот образ). Однако более подходящей кажется музыкальная метафора: перед читателем набор нот, который можно самостоятельно сложить в единую мелодию, гимн лесного королевства. В нем есть и мажорные, и минорные тона. Все рассказы написаны в совершенно разной тональности: некоторые более сюжетны и похожи на миниатюрные квесты-приключения, некоторые сродни анекдотам, а некоторые — вовсе эмоциональные зарисовки, увеличивающие химию между героями. Максимально меткая в диалогах и драматургии, Антонина Крейн, как и всегда, умеет задать нужное настроение то воздушным и красивым описанием, то набором деталей, а то и вовсе поведением персонажей — даже простыми жестами и шутками (что-что, а юморить персонажи «Шолоха» всегда умели на ура). Даже миниатюрная сцена с разводом туристов и занавесками добавляет глубины звучания общей мелодии.
На выходе получается чудесный литературный аттракцион, приняв правила игры которого никаких других развлечений уже и не захочешь. Теплые рассказы дарят надежду, заставляют смеяться — автор мастер генерировать бытовые ситуации, перенесенные в фэнтезийный сеттинг, — и ждать обещанных Антониной Крейн поцелуев персонажей. Да-да, дорогой автор, мы все помним!
«Я с укором посмотрела на своего невинно хлопающего глазами напарника.
Каким бы прекрасным актером ни был Полынь, удивление он играет паршиво. Вообще, мне следовало с самого утра понять, что этим все закончится: еще в тот момент, когда Внемлющий якобы в шутку предложил поменяться телами втроем — со мной и Вереском разом. Да, он тогда изобразил, что это всего лишь хиханьки-хаханьки, но… Знаете, если Полыни в голову придет какая-то идея — даже мельком, — он, скорее всего, однажды воплотит ее в жизнь. Рано или поздно, в том или другом виде. Просто потому, что он ужасно упертый и любопытный парень и жизни проще показать ему то, что он возжаждал увидеть, чем потом долгие годы отбрыкиваться от его фантазий.
И опять же, не могу не признаться: мне самой было до ужаса интересно».
Маша Гаврилова
«Я обязательно уволюсь»
(PopcornBooks)
Оупен-спейсы, маркетинг, СММ, прокрастинация — если эти слова знакомы читателю, то он точно поймет все смыслы — поверхностные и потаенные — романа Маши Гавриловой. «Я обязательно уволюсь» — истории о девушке, не так давно окончившей вуз. Она безнадежна влюблена в Антона, бывшего одногруппника, хотя тот состоит в отношениях, и бесконечно долго ищет работу — недавно уволилась из отвратительного места со стервой-начальницей. Куда героиню только не заносит: она успевает поработать в клубе, повыгуливать собак и сделать еще тысячу и одну вещь, но все сводится к одному — очередному увольнению.
Маша Гаврилова пишет роман, соразмерный пульсу нашей жизни: рваное повествование, ритмичный слог, бьющаяся через текст нервозность и бесконечная беготня, вечные поиски. Создается эффект, что история рассказана впопыхах — и это весьма соответствует состоянию и жизненной ситуации главной героини. Книга, с одной стороны, во многом посвящена попытке разобраться в себе: это история о вечном поиске и желании примириться как с самим собой, так и с окружающей действительностью, которая может быть отравляюще некомфортна. С другой — перед читателем многослойная социальная сатира. С легкой иронией и сарказмом высмеиваются не только общественные проблемы (типа абсурдных требований некоторых работодателей и невыносимого поведения коллег), но и поведение главной героини, инфантилизм и нытье которой здесь критически необходимы, ведь именно такой образ мышления (и образ жизни) ставится Машей Гавриловой под сомнение. А потому и сама героиня несколько двояка: она предстает то как реальный человек с уникальным набором проблем, которого действительно жалко, то как воплощение определенного поведенческого архетипа. В таких случаях она даже превращается в героя-резонера, транслирующего мысли автора.
Получается условное «Горе от ума» — и общественная сатира, и личностная трагедия одновременно. Только вместо дворян и приемов здесь дизайнеры, офисы и пресловутая многозадачность — главный навык, которого требует работодатель. Не стоит забывать, что при этом «Я обязательно уволюсь» еще история о трагичной — или просто ложной? — любви, ранящей настолько, что муки душевные превращаются в физические. Гастрит героини метафорически сопряжен со страданиями по Антону (впрочем, к финалу она и сама поймет это). Да и вообще поймет много чего; а кольцевая композиция текста — здесь она очень важна! — может быть, поможет понять чуть больше читателю.
«Я написала эйчарке, что хочу уволиться. Мы созвонились, я кратко сказала о несовпадении с Ангелиной. Эйчарка ответила, мол, ну да, так бывает и ничьей вины в этом нет. А я была уверена, что она знает о проблемах Ангелины с гневом и корпоративной этикой. Но она была подругой Ангелины, а значит, сообщницей. Наверняка Ангелина голубилась с эйчаркой, только чтобы та не рассказывала гендиректору всю правду об Ангелининых приступах бесячки.
Спустя пять минут после разговора с эйчаркой мне пришло десять сообщений от Ангелины. Пересказать их можно двумя словами: ты неблагодарная. Я стала собирать вещи, взяла несколько корпоративных ручек, все свои таблетки, одну выпила, чтобы живот болел вялой болью, которую можно терпеть долго. Я двигалась медленно, прощаясь с офисом, который так и не стал мне родным».
Ася Лыкова
«Вся власть твоя»
(«Черным-бело»)
Асилум, оплот императора и его воинов, пал под натиском магии пяти Магистров и волшебников города-государства Эя. Бывший принцепс Максимилиан Метел Ланат попал в плен к врагам, а после по приказу сильных мира сего стал рабом юной Оры — девушки, продающей зелья и амулеты и собирающейся учиться на волшебника. Но эхо войны не смолкает: насколько опасен лунный камень, который для жителей Асилума был материалом безделушек, а для волшебников Эя он мощный артефакт, источник энергии? Что случится с павшим городом-государством без правителя? Правда ли Асилум постепенно убивает чужаков и наместника? На фоне геополитических перемен продолжают случаться маленькие трагедии и плестись интриги. Так, Ору похищает богатая семья, чтобы насильственно выдать замуж. Но почему и зачем? Все это предстоит выяснить Максимилиану. И в процессе, возможно, узнать много неожиданного о своих некогда врагах, теперь — господах.
«Вся власть твоя» — фэнтези, взращенное на плодородной почве античного мира, и фундамент этот весьма узнаваем, сделан с любовью к историческим деталям. Здесь считываются и аналогии с историческими катастрофами — например, с гибелью Помпеев, — и социальное устройство, и детали архитектуры — допустим, фрески с рыбами, — и оммажи мифологии: свой Зевс здесь похищает свою Европу, своя река забвения течет в своем подземном мире. Ассоциативных связей множество, и они приводят читателя в порочный круг интерпретаций и еще большего желания искать аналогии. Так, несмотря на очевидно римскую подоплеку, сеттинг романа Аси Лыковой можно одновременно соотнести и с междоусобными войнами греческих полисов — Афины и Спарты, и с неспокойными временами Римской империи, и с противостоянием Востока (магии) и Запада (военной силы). Каждая такая интерпретация будет правильна, ведь перед читателем, по сути, зеркало в красивой фэнтезийной раме — смотрясь в него, можно увидеть только больше отражений; приходится бесконечно вглядываться, и эта игра становится одной из главных особенностей книги.
Как в матрешке, в интриги политические здесь вклиниваются интриги локальные — коварные замыслы местной аристократии. В сюжете есть и условная детективная линия, и множество авантюрных элементов — все это не дает заскучать и погрязнуть в геополитике. За счет такой комбинации — тут мы вновь возвращаемся к зеркалам — «Вся власть твоя» в некотором роде двоится: если смотреть на сюжетную линию Оры, то очевидно видны элементы романа взросления; линия же Максимилиана — этакий политический триллер в античном антураже, где главный герой, в традиции лучших героических эпосов, терпит позор, унижение и думает о судьбе своей родины, даже когда все потеряно. Благодаря балансу личностного и политического в тексте не «застреваешь»: внимание прежде всего сосредоточено на авантюрной составляющей, а глобальная картина постепенно собирается по кусочкам, и к финалу получается так, что история Максимилиана оказалась чуть ли не важнее истории Оры, хотя на первых страницах думалось иначе.
Увлекательный, внимательный к деталям, но не перегруженный желанием угодить заклепочникам, роман Аси Лыковой становится не только увлекательным чтением, но и рассуждением о судьбе человека в непростые времена больших перемен, а еще — о примирении: вновь и в психологическом, и в политическом смыслах.
«Когда-то давным-давно у ее семьи была рабыня, доставшаяся матери в приданое. Крепкая женщина помогала по хозяйству и нянчила маленькую Ору, но потом родители даровали ей свободу. Благодарная женщина, уехав из города в деревню, каждый год до самой смерти присылала на праздник урожая собственноручно выращенные овощи и фрукты и обязательно подарок для Оры, будь то кукла, шаль или какая-либо безделушка. Рабский ошейник после свадьбы хозяйки был привязан магией к отцу Оры, и тот запрещал девочке касаться тонкой полоски кожи на шее рабыни. Когда женщине дали свободу, отец сжег ошейник.
В глазах Оры застыли слезы. Сейчас, чувствуя каждой клеточкой тела лежащего на ее кушетке мужчину и его боль, она понимала, почему отец так поступил. Ощущение было мимолетным, но девушке хватило».
Анна Пестерева
«Пятно»
(«Альпина.Проза»)
Сюжет этой повести пересказать очень просто. Жила-была в небольшом русском городке, каких десятки, Настенька и не сказать, что прямо уж не тужила. Бывало, и тужила, и в себе сомневалась. И однажды сломалась у Настеньки машина, и попала она в странную деревню, и вошла в старый дом, оказавшийся проклятым, — а выйти и не может. И некое Пятно — о нем ей только предстоит узнать всю правду — не выпускает ее из дома, заставляет убираться да пословицами-поговорками общается. Пока Настенька не находит кое-что. И не узнает правду. А потом сбегает, мучается кошмарами, но зачем-то решает вернутся. Последнее — вовсе не спойлер.
Дебютная повесть Анны Пестеревой, как на сваях, держится на фольклорных и сказочных элементах: в том смысле, что и образы — от самой Насти до странного дома как бы «на грани миров», — и сам сюжет здесь абсолютно, если угодно, пропповские. Однако это просто необходимый каркас и к тому же красивый декоративный элемент; фолк внутри и снаружи. На деле мистическое «Пятно» — глубокий социально-психологический текст, сделанный с уважением к читательскому интересу. В том плане, что подтексты глубоки, как мутный омут, но плавать в нем ой как приятно! Даже когда начинаешь тонуть.
Мир хтонической России в повести собирателен и, что важнее, мифологизирован. Все здесь, в главных традициях магического реализма, зыбко и текуче, реальность непостоянна: не просто так уже на первых страницах Насте кажется, что ее руки чернеют, как у Пятна, — это задает тон всего дальнейшего повествования, держащегося на границе не только миров жизни и смерти, но и состояний «было на самом деле» и «показалось, почудилось, от поехавшей крыши померещилось». Пользуясь всей этой жанровой красотой, Анна Пестерева прежде всего рассуждает о социуме и его влиянии на нас. «Пятно» — текст о попытке сбежать из герметичного пространства, этого самого замкнутого социума, который, как ловушки в старых приключенческих фильмах, все сжимается и сжимается, норовя раздавить: от маленького городка до четырех стен избы, и дальше, дальше, дальше — обойдемся без спойлеров. И так до тех пор, пока, возможно, по-оруэлловски уже не проникнет внутрь нас самих, не раздавит и не переломит наше «я», не подавит любой бунт. Так что делать: сбежать или поддаться? Вопрос воистину антиутопический, просто Анна Пестерева переносит его в иной жанр и иные реалии. И там он отзывается на удивление новыми смыслами.
Но, помимо прочего, «Пятно» — огромная повесть-зеркало референсов, отсылок, аллюзий. От «Короля и шута» до «Дома, в котором», от магического сюрреализма Евгений Некрасовой до сцен в духе Эдгара Алана По и Хичкока. Только в случае Анны Пестеревой никто не кричит «Невермор, невермор!». Только методично повторяет: не выноси из избы. Не выноси из избы. Не выноси из избы…
«Пятно открыло рот — это было понятно только потому, что темнота условного лица стала еще гуще в нижней его трети, — и вытолкнуло из себя звук. К Настиному удивлению, это был обычный человеческий голос — мужской, с хрипотцой курильщика, принадлежавший человеку лет пятидесяти. Он произносил имя Насти, но ей казалось, что разбирал его по буквам. Настя — стан, наст, сан, натс (шоколадка такая), Яна, Аня, Ася (три других человека!), стая (это Настя, Яна, Аня, Ася вместе). От имени Анастасия слов получалось немногим больше, появлялись парные к существующим детали (к чему тут еще две «а», зачем вторая «с»). Из нового — буква «и». С ее помощью выходили «сани», и больше ничего. Сесть бы в них да уехать отсюда (отсюда: оса, сота, сад — что-то медовое образовалось). Рой мыслей вился в голове, а Пятно тем временем поднялось с кресла. И когда оно встало в полный рост, Настя в очередной раз заметила, как комната ему маломерит. Голова упиралась в самый потолок, ему приходилось сгибаться. Глаза-рыбки не мигая смотрели сверху. Пятно повернуло пустоту лица в одну сторону, затем в другую, словно медленно и лениво говорило “нет”. Оно подозвало к себе Настю, снова назвав ее имя. Настя медлила».
Анастасия Гор
«Самайнтаун»
(«Черным-бело»)
Все началось почти сотню лет назад, когда некто по имени Джек очнулся в чужом доме без головы, зато с особенной, горящей синим пламенем свечой. Тогда Джек познакомился с Розой, которая рассказала ему о многом, в том числе о языческих праздниках Колеса Года (Самайн, Мабон, Йоль, Ламмас и другие). Теперь же безголовый Джек, носящий причудливые наряды и тыкву вместо головы — воплощение Самайна и живой символ города Самайнтауна, где никогда не кончается осень, а населяют его странные существа, не-люди: от вуду-колдунов до вампиров. Вот, например, друзья Джека: русалка-инвалид, поверившая старой ведьме, получившая ноги вместо хвоста, но не научившаяся ими пользоваться; королева фей, соблазняющая мужчин; вампир, боящийся вида крови. Отличная компания, не так ли? Но однажды в городе, и так полном странностей, начинают происходить вещи из ряда вон: какие-то непонятные убийства, лихорадка, а потом… а потом в городе появляется Ламмас, воплощение летнего праздника. И что-то вынюхивает. Расспрашивает об изначальной свечке, которую хранит Джек… Лжет ли незваный гость или правда готов дать ответ на главный вопрос: кто такой Джек на самом деле?
Новый роман Анастасии Гор — это прежде всего гимн Самайну и, собственно, самому Самайнтауну, который здесь становится не просто основной локацией, но центральной смысловой единицей текста. Город этот автор бережно собрала из всевозможных проявлений хеллоуиновской поры в поп-культуре — от музыки до игрушек, — по сути овеществив праздник и все с ним связанное; неуловимо готический, Самайнтаун — прежде всего яркий Диснейленд, предлагающий развлечение и верование на любой вкус. Его любят туристы и обожают местные. Это не страшная «Сонная лощина», которую все обходят стороной, — наоборот, точка всеобщего притяжения, этакая улучшенная и модернизированная версия городка из «Кошмара перед Рождеством» Тима Бертона. Как там в песне из этого мультфильма? «Город дрим, город дым — под названием Хеллоуин!» Самайнтаун Анастасии Гор, однако, пространство отчасти еще и сакральное — у него есть определенное предназначение и таинственная история появления, которая от читателя тщательно скрывается.
Впрочем, скрывается здесь много чего — и это основной писательский прием, превращающий книгу в настоящий пейдж-тернер, стоящий рядом с «Ночью в тоскливом Октябре» Желязны или недавним «Мистером Вечным Кануном» Владимира Торина и Олега Яковлева. Пред читателем действительно умело закрученный детектив с обаятельными и харизматичными персонажами, где с каждой страницей — а их тут прилично — сюжет закручивается все сильнее и сильнее. К тому же Анастасия Гор работает сразу в нескольких временных пластах, чередуя события настоящего то с сорокалетним, то со столетним прошлым, автор путает читателя, уводит от основного повествования, зато помогает восстановить прогалы в знании: о природе Джека и Самайнтауна, не говоря уж о предыстории второстепенных героев. В конце все разрозненные эпизоды-флешбэки встают на свои места. Нужно просто прочитать до конца, чтобы события сложились в целую сагу. Камерная история о волшебном городке и его жителях оказывается здесь чем-то много большим. В «Самайнтауне» ощутим совершенно иной подход Анастасии Гор — в сравнении с другими ее книгами — к языку, сюжетостроению, психологизму героев и работе с подтекстами, в числе которых и большое количество аллюзии. Итого получается история о чувстве вины, предназначении и утратах, которые каждый переносит по-своему, но не каждый умеет принять и двинуться дальше. Для таких в мире Анастасии Гор не остается будущего. «Самайнтаун» — увлекательнейший роман, сочетающий и психологическую прозу, и мистический детектив, да к тому же встающий в условный канон «хеллоуиновских текстов» как влитой. И пусть читателей не пугает объем — это одна из редких книг, где он незаметен. И критически необходим.
«Джек так и не понял, что лес и ветер говорили с ним его собственным голосом. Он прошел еще немного — по ощущениям, правда, раза в три больше, чем весь предыдущий путь, — и рухнул на ступени ветхой хижины, единственной на сотню миль вокруг, как выяснилось позже. Свет фонаря, пролившийся из приоткрытой двери, показался ему горячее солнечного, а щелчок оружейного затвора — отчетливее молнии, разрезавшей черное небо на две несимметричные части. Весь мир умолк — и то мало-мальское, что еще сохранялось от уцелевших воспоминаний, тоже.
Осталась только голубая свеча, потерянная голова, Джек и молодая женщина по имени Роза, которая нашла его точно так же, как он нашел ее».
Дарья Раскина
«Война и потусторонний мир»
(Like Book)
Новая оптика на эпоху 1812 года — всегда большая радость, ведь толстовский взгляд буквально въелся в голову читателей, даже если «Войну и мир» последний раз они брали в руки в школе. В книге Дарьи Раскиной реальность альтернативна. Наравне с обычной Россией существует Россия Потусторонняя — государство мертвых, где, впрочем, царят примерно те же нравы; только живут там усопшие, бесы и герои фольклора. Недавно там отгремела гражданская война. Россия «живая» озабочена борьбой с Наполеоном. Петр Волконский отправляется к новоиспеченной императрице Потусторонней России с посланием от императора, но оказывается впутан в череду интриг и приключений. К тому же он узнает, что его сестра Александра, воевавшая под видом мужчины, погибла и попала в гвардию Кащея. Тот, побежденный в недавней гражданской войне, хочет взять реванш… А Александра — вернуться к брату и жизни.
«Война и потусторонний мир» — то, что называют большой литературой на жанровой платформе: фантастическое допущение (альтернативная эпоха) здесь неразрывно сопряжено с авторскими размышлениями, которые, безусловно, переплетаются с толстовской философией. Перед читателем роман прежде всего о семейных отношениях и разрушительной силе войны — хоть в потустороннем, хоть в реальном мире. Это переосмысление «Войны и мира» намеренно лишено толстовского размаха — масштаб событий здесь сужен: все для того, чтобы сильнее акцентировать внимание на сюжетных линиях двух главных героев, Петра и Александры Волконских. Укорененная в толстовском контексте, это книга, однако, заигрывает и с канонами русской литературы XVIII–XIX веков — здесь есть оммажи и «Пиковой даме», и «Бедной Лизу», и «Хозяйке Медной горы», а бал в потустороннем мире — буквально на первых страницах — напоминает смесь роскошных празднеств Толстого и булгаковского бала у Сатаны. Иными словами, перед читателями — зеркало, в котором отражаются как герои классики, так и сказочные персонажи: переосмысленные соловьи-разбойники, Кащей и Баба-яга. Притом последние весьма свежо переосмыслены и адаптированы под дух эпохи.
Такую игру с «Войной и миром» легко превратить в цветастый балаган и глупую пародию, но Дарья Раскина относится к первоисточнику с должным уважением. Надо сказать, что этот роман — не столько оммаж Толстому, сколько поиск новой оптики на описываемые им события, попытка показать эпоху Наполеоновских войн с помощью иных писательских инструментов. Все здесь — от потустороннего царства и сюжета-квеста до отсылок и зеркальности повествования (Петр и Саша как бы одновременно преодолевают путь в разные стороны) — просто необходимые автору декорации, на фоне которых можно неспешно пофилософствовать и показать личностный рост персонажей, не слишком играя в кэмпболовский «путь героя» (хотя в романе тоже много архетипичных образов и деталей). Как итог, получается весьма плотный и не чересчур стилизованный текст, где автор не гонится за излишней динамикой: делает упор прежде всего на литературной игре и развитии характеров персонажей. С ними читатель еще встретится в продолжении — ведь беды Потусторонней России только начинаются.
«Набравшись смелости, Петр стал разглядывать императрицу. Они встречались лишь однажды, когда три года назад он получил из ее рук орден Содружества за спасение Егора, но образ этот — суровый, гордый, потусторонний — запомнился в деталях. Было в ней что-то и мертвецки-холодное, и непредсказуемо-звериное, и язычески-древнее и очень мало человеческого. Будто шкатулка с двойным дном, внешность ее обманывала: на вид молодая, немногим старше Петра, но в бледно-голубых глазах читалась опытность, а в густых каштановых волосах мелькали змейки серебра. Справа челюсть рассекал свежий шрам, не оставляя сомнений — эта императрица командует войсками не только с вершины холма. Подобное заключение подтверждала и одежда: поверх темного платья на ней был надет приталенный военный мундир с блестящими пуговицами, золотыми эполетами, голубой лентой и орденами, из которых знакомым был лишь дружественный орден двумирия».
Катерина Ромм
«Флориендейл. По краю земли»
(«Полынь»)
«С большой силой приходит большая ответственность» — это, конечно, цитата не из нового романа Катерины Ромм, но для его краткого описания она идеально подходит. Весь сюжет — это постепенное принятие главного героиней, пятнадцатилетней Вендой, которую дядюшка ни с того ни с сего сделал наследницей престола, этой аксиомы. Роман построен как роуд-муви, где Венда постепенно находит попутчиков, влюбляется, продолжает путешествие и вляпывается в неприятности: то серьезно заболевает, то подставляет обретенных друзей — не со зла, просто у определенных аристократов свои воззрения на идеальных наследников престола. И они Венду тоже ищут. Получается классический сюжет о поиске себя, где дорога — это одновременно и центральный сюжетный элемент (дорога, надо заметить, закольцована), и метафора психологического пути героини. К концу «По краю земли» Венда уже не та наивная девушка, которую читатель встречает в ее день рождения, а будущая королева, вынашивающая глобальные политические планы — они изменят мир. И, собственно, приведут к тому, что два государства, Флора и Ориендейл, объединятся в единый Флориендейл. События этой книги происходят за много лет до дебютного романа Катерины Ромм «Одна из них». Впрочем, книги читаются совершенно автономно.
Путешествие, в которое автор предлагает отправиться читателю, в высшей мере увлекательно. Во-первых, за счет запоминающихся и архетипичных — в лучшем смысле — персонажей-спутников, а во-вторых — в авторском умении создать особую атмосферу за счет пейзажей, цветов, вкусов, запахов; для фэнтези, которое почти всегда построено на определенных, скажем, сюжетных заготовках, это всегда особенно важно. Более того, «По краю земли» — классический пример грамотно сделанного романа взросления, где все и вся влияет на главную героиню, она — центральный магнит истории; даже сомнения ее молодого человека или тяжелые травмы другого спутника важны не сами по себе, а в восприятии Венды — они влияют на нее, заставляют измениться, повзрослеть. Единственное, чем книга уступает предыдущему роману писательницы, — отсутствием харизматичного злодея. Здесь он, конечно, интересно прописан, но меркнет по сравнению с диктатором «Одной из них». А в романе взросления хороший антагонист — на вес золота. И иногда он чуть ли не важнее группы центральных персонажей.
«Если уж предпринимать рискованные ночные вылазки из замка, то лишь в самые любопытные места. Венде оставалось чуть больше двух недель до отъезда в Ориенталь, и вряд ли им с Рене удастся ускользать каждую ночь. Конечно, на правах совершеннолетней первой ступени Венда могла бы открыто рассказать о своих планах родителям, и они должны были бы ее отпустить — однако она подозревала, что из этого ничего не выйдет. Венда прямо-таки видела перед собой суровое лицо отца и сотрясающий небеса голос: «Это выдумки Флоры, а в Ориентале нет никакого “первого” совершеннолетия. Ночные гуляния — опасное баловство. “Ты с ума сошла?”, и мамино: “Ни в коем случае!”».
Антон Мамон, Гектор Шульц, Николай Ободников, Андрей Поляков
«Всадники»
(«Литрес»)
Этот мультимедийный проект, как истинный предвестник апокалипсиса, проникает всюду: центральная его часть — роман от четырех авторов, к которому прилагается оригинальный саундтрек, комикс и аудиокнига. Писатели задаются вопросом: как могли бы выглядеть всадники, известные по «Откровению Иоана Богослова» и давно ставшие важной частью поп-культуры, в современности? Более того — в современной Москве! Один из них оказался писателем, другой — суровым байкером, третий — азартным игроком, а четвертый — сотрудником скорой помощи. Некоторые, правда, забыли о своей истиной сути. Но есть та, которая решает напомнить им и созвать вновь. Имя ей — Лилит. Можно ли верить ее обещаниям?
«Всадники» — кросс-жанровый текст, вбирающий в себя одновременно черты и городского фэнтези, и остросоциальной прозы, и триллера, и гримдарка. Четыре центральных блока повествования — история каждого из всадников — здесь написаны по-разному: каждый из авторов по-своему работает со стилистикой и сюжетом, кому-то лучше удаются метафоры, кому-то — диалоги, и задача читателя — угадать, кто из четырех писателей скрывается за личиной того или иного всадника. Впрочем, это лишь бонус. Все части плотно связаны между собой — даже на уровне деталей! — сшиты сквозной сюжетной линией и загадочными приглашениями, которые оставляет героям Лилит. Понять, к чему все стремится, можно, просто взглянув на оглавление. Последняя часть романа так и называется — «Апокалипсис». Так что, по сути, «Всадники» — роман-эсхатология, постепенно подготавливающий почву для разрушительных событий. Да только кого они разрушат раньше — мир или героев?
Концептуально текст похож на сериал «Сверхъестественное», ведь основан на той же формуле — переложить библейские сюжеты на современный лад, сделать персонажей христианского легендариума частью реального мира. Авторы, безусловно (это ощущается по тексту) получают огромное удовольствие от такого рода экспериментов и открывшихся возможностей, однако не останавливаются на одних только играх. За текстом, полным отсылок как к реальным историческим событиям, так и к миру выдуманному — от мифологии до кино и литературы, — кроются рассуждения на философско-социальные темы. Поданы они, однако, не в лоб. Этот роман прежде всего игровой, похожий на пещеру ужаса из парка аттракционов — пугающий, но завораживающий и вызывающий привыкание. Единственное, чего тексту сильно не хватает, — это более проработанного бэкграунда персонажей, здесь он дан только в небольших интерлюдиях-флешбэках. Как итог, «Всадники», несмотря на некоторые стилистические недочеты, — необычный роман-эксперимент (шире — проект), сводящийся к попытке в конце концов представить и воссоздать идеальный мир счастливого будущего — и разочароваться в нем.
«Аванса от сдачи квартиры и денег с роялти хватило, чтобы снять на месяц квартиру где-то в Люберцах, которые по переезде оказались первым негритянским гетто в России. К такому жизнь Эдуарда не готовила. В первую же ночь под окнами дома разразилась массовая драка между африканцами и кавказцами. В ход шли ножи, биты, перцовые баллончики и деревянные палеты от коробок с бананами. Кто-то громко кричал “fuck”, кто-то вопил от боли, был слышен звук бьющегося стекла. Полиция приезжать не торопилась. Наутро в новостях сказали, что в случившемся виноваты скинхеды, а на выходе из подъезда огромный страшный негр со шрамом под глазом улыбнулся Желтухину золотыми зубами и предложил купить косяк. Эдуард тоже улыбнулся, вежливо отказался и пообещал себе, что переедет из Люберец, как только найдет работу».
Юлия Лялина
«Магические изыскания Альмагии Эшлинг»
(«Эксмо»)
Все началось с того, что в поместье «Темные Тисы» погиб старый хозяин, рьяно изучающий магию. Его дочь, Альма — он всегда мечтал о сыне, ведь магию могут изучать только мужчины, — по правилам не может унаследовать «Темные Тисы», а потому решается на авантюру. Внезапно узнав чересчур много правды о прошлом семьи, героиня отправляется в мужской магический клуб «Абельвиро», ведь она сама хочет изучать магию. Говорите, правила? Что же — любые правила при желании всегда можно сломать. Но дорога будет не такой простой: Альму, а вместе с ней и читателей, ждут таинственные убийства, кельтские сущности, джентльмены-снобы, еще больше семейных тайн и… важная реликвия — сломанный серебряный колокольчик. Связанный, само собой, с магией. Загадок больше, чем ответов.
«Магические изыскания» написаны в лучших традициях приключенческого романа: здесь есть и героиня, постоянно впутывающаяся в передряги, и «дальняя дорога», и таинственные личности, этакие серые кардиналы, и дух авантюризма — подслушивания, подглядывания, вынюхивание и, в конце концов, желание достичь вполне благородной цели. Альма, по сути, бросает вызов всего обществу — она, выражаясь терминами Гумилева, пассионарий типа Филеаса Фога, который, пусть остальным так и не кажется, потихоньку меняет мир одними только своими действиями и стремлении. При этом роман Юлии Лялиной остается камерной историей, сосредоточенной вокруг главной героини и ее семьи. Все социальное и политическое здесь просто общий фон, и это идет книге только на пользу, ведь — вновь вернемся к приключенческим канонам — фокус сохраняется именно на пути главной героини и всех ее злоключениях, читатель не теряется в ворохе ненужных подробностей.
Ненавязчиво стилизованный, этот текст, безусловно, напоминает уже классику современного фэнтези — «Джонатана Стренджа и мистера Норрелла» Сюзанны Кларк. Но это — не единственная возникающая ассоциация. Диалоги, поведение героев и стилистика Юлии Лялиной местами абсолютно уайльдовские. Ближе ко второй половине — к событиям, связанным с одним убийством, — текст и вовсе будто превращается в роман Агаты Кристи, где вот-вот да появится мисс Марпл или Эркюль Пуаро. Все это задает особую — и абсолютно необходимую — атмосферу этакой английскости текста. И это — важный инструмент в руках Юлии Лялиной. Совмещая популярную в последние годы кельтскую мифологию, харизматичную героиню-пассионария и дух английских романов, автор создает увлекательный и читающийся на одном дыхании роман, который, по сути, становится метафорой очень характерного для нашего мира «явления». «Магические взыскания» — книга о женщинах-первопроходцах в науке, только в фэнтезийном сеттинге. И, как ни печально, даже в альтернативном мире им приходится сталкивать все с теми же проблемами и предрассудками.
«Кого-то чрезмерная восторженность отвращает. Кого-то — воодушевляет. Читатели “Вестника Волшебства” в большинстве своем были из вторых, а вот Альма едва не оказалась в числе первых: слишком уж высокопарным, слишком приторным было описание деяний господина Уилкомби, самого господина Уилкомби, ну и присутствовавших членов клуба заодно. Автор репортажа — опять господин Рондо, ну разумеется, — раздувал из мухи слона без всяких увеличивающих заклинаний. Было бы из чего делать столько шума: господин Уилкомби всего-навсего соорудил одноразовое гадательное приспособление, умевшее делать выбор лишь между “да” и “нет”…
Погодите-ка. А вдруг это как раз то, что Альме было нужно?»
Марика Макей
«Воронье Гнездо»
(«Росмэн»)
Слав любит рисовать граффити, иногда совершенно не обращая внимания на то, что это незаконно. За одно из таких художеств его забирают в полицейский участок. Вскоре отпускают домой — но не тут-то было! В наказание отец отправляет Слава на все лето к бабушке, в деревню Воронье Гнездо. И поначалу это даже не кажется особой пыткой — у бабули оказывается уютно, хоть и надо помогать по дому. Да только слишком быстро начинает твориться чертовщина: в бане пропадают люди, в лесу звучат странные голоса… Слав узнает, что на деревне лежит проклятье, о котором все дети, вырастая, забывают; потом находит таинственные дневники одного старика — и решает разгадать эту тайну окончательно.
«Воронье Гнездо» — подростковое приключение с элементами триллера и детектива, местами напоминающее сериал «Гравити Фолз», где за основу, правда, взят фольклор и жуткие истории о банниках, лесных духах и мертвецах. Главному герою, а вместе с ним и читателю предстоит собрать все рассыпанные автором подсказки, не раз вляпаться в ужасающие ситуации и даже порыть могилы, чтобы наконец открыть правду о Вороньем Гнезде и не застрять здесь навечно. Роман Марики Макей невероятно бодрый: одно событие здесь сменяется другим, а завязка ждет читателя уже на двадцатой странице — заскучать с этой книгой невозможно. Чем-то она, кстати, похожа и на романы Татьяны Мастрюковой. Правда, «Воронье Гнездо» — не фолк-хоррор, а скорее триллер, где автор обращается к образам из легенд, сказок, баек и органично встраивает их в сюжет. Помимо прочего, книга Макей — роман взросления, где, оказавшись один на один с паранормальным в замкнутом пространстве, герой должен пройти «инициацию» и кардинально измениться, заодно поменяв тех, кто рядом. Более того, все «проклятья» здесь так или иначе связаны с социальной проблематикой и личными трагедиями некоторых персонажей. А вот как конкретно — читатель узнает в конце этой книги и далее, ведь «Воронье Гнездо» — первая часть серии.
«Раздраженно откинув телефон в сторону, я перевернулся на бок — и похолодел от ужаса. Волосы встали дыбом, а кожа покрылась неприятными пупырышками. В окно на меня таращились два глаза.
Я так резко дернулся и соскочил с кровати, что не устоял на ногах и рухнул, запутавшись в пододеяльнике. Горло сковала невидимая сила, но как только я чуточку справился со страхом, так сразу заголосил что было мочи.
Вбежала бабушка, включила свет и бросилась мне на помощь. Она была в длинной хлопчатобумажной сорочке, с растрепанными волосами, глаза вытаращенные. Я опять испугался, но вовремя взял себя в руки».
Салман Рушди
«Восток. Запад»
(Corpus)
Переиздание сборника рассказов Салмана Рушди, без преувеличения одного из главного прозаиков современности, похоже на набор пестрых цветных стеклышек, которые при первом рассмотрении никак не связаны с друг другом. Но стоит отойти назад, дочитать до конца, и все складывается в единую картинку. Притча о продаже волшебных башмачков в мифологизированной копии современного мира здесь соседствует с рассказом о влюбившемся шулере, рядом с ним читателя поджидает полуфантастическая история о кражах и проклятиях, а к ней впритык оказывается умело стилизованная сатира на «Гамлета». Однако все значительно небольшие по объему рассказы, как всегда у Рушди, подводятся под общий знаменатель: это рассуждения о современной культуре и об эмиграции как неотъемлемой ее части; шире — истории о поиске дома. Умело жонглируя словами, образами и метафорами, сочетая трагическое и комическое, Рушди вновь и вновь — а все тексты сборника написаны в разное время, — доказывает, что он не просто писатель, а чародей, умеющий заколдовать слова, а через них — читателя. Сам он, рационалист и атеист, с этим утверждением наверняка бы поспорил. Но что же — все колдуны так делают.
«Они все были издалека — обычно он выяснял, кто откуда приехал, прежде чем подходил к этому моменту, а потом уже говорил смело, нисколько не боясь, что она рискнет во второй раз проделать такой путь в сотни миль. Женщина, довольная, отправлялась обратно в свой Лалукет или Саргодху, где начинала собирать вещи, а потом, конечно, догадывалась, что Мухаммед Али мошенник, но время было потеряно, и уже ничего нельзя было сделать. Жизнь, она тяжелая у всех, а старику остается только идти на хитрость. Мухаммед Али ничуть не страдал сочувствием к вторничным женщинам».
Татьяна Мастрюкова
«Болотница»
(«Росмэн»)
Подарочное издание дебютного романа Татьяны Мастрюковой — красивый арт-проект в оформлении необычного молодого художника под псевдонимом Енов, стилистика которого прекрасно передает все напряжение текста, подчеркивает творящуюся в деревне Анцыбаловке — центральной локации книги — чертовщину. Сейчас Татьяна Мастрюкова — звезда подростковых фолк-хорроров, пугающих порой и взрослых, но именно с «Болотницы» когда-то все только начиналось.
«Болотница» — классический герметичный детектив, в то же время скрещенный с герметичным же хоррором. В деревне, куда герои-подростки приехали на лето, происходят паранормальные вещи, однако в них никто не верит. И это не истории из разряда «гроб на колесиках» — тут пропадают люди. Персонажам предстоит не только разобраться в происходящем и, насколько возможно, приблизиться к разгадке тайны этого проклятого места, но и доказать это взрослым — последнее, как известно, почти всегда невозможно. Татьяна Мастрюкова восхитительно работает с фольклором, органично и постепенно вплетая его в текст — так, что читатель «копает» информацию о всех духах и чудищах параллельно с главными героями, отчего усиливается эффект сопричастия. Да и в целом «усиление» — хорошее слово, чтобы описать творчество писательницы. Ощущение ужаса усилено здесь ритмикой текста и ненадежным рассказчиком, ощущение одиночества и полнейшего отчуждения от реального мира — с помощью уже упомянутой герметичности и практически полного безразличия взрослых, а интрига — благодаря найденным дневникам (с первого раза не очень понятным) и перевернутой композиции. Текст начинается с очень туманной, в общих чертах рассказанной завязки. Никаких спойлеров, нет; только крючки, на которые читатель не может не клюнуть.
Подарочное издание «Болотницы» — отличная возможность для старых читателей насладиться полиграфической красотой, а для новых — открыть пугающие, умело сделанные, увлекательные и, несмотря на весь фолк, современные миры Татьяны Мастрюковой, герои которых, кстати, порой пересекаются от книги к книге. А вот к добру это или к худу — ведь все паранормальное заразительно, — покажет только время.
«На новом месте я всегда сплю очень чутко. Хотя постельное белье мы привезли свое, мне все равно казалось, что наволочка на подушке пахнет чем-то незнакомым и затхлым. И все эти непривычные звуки: стучат часы на кухне, потрескивает дом, трещат сверчки на улице, то и дело неожиданно и громко гудит холодильник. Только папа храпит в родительской комнате привычно и успокаивающе. Поэтому когда я среди ночи проснулась, то не сразу поняла, что именно меня разбудило. По привычке проверила телефон — связи нет. Полистала старые сообщения, поиграла в игру, не требующую интернета, послушала пару треков из плей-листа, и мне стало немного грустно. Засунув телефон и наушники под подушку, я уставилась в потолок и тут услышала какое-то шуршание под окном. Словно кто-то ходил снаружи и хотел заглянуть ко мне в комнату».