Лауреат премии «Лицей», обладатель приза зрительских симпатий премии «Ясная Поляна» писатель Ислам Ханипаев о своем новом романе «Холодные глаза», Дагестане и непреодолимом желании рассказывать истории.
— Давай начнем с простого. Опиши себя двумя предложениями, если можешь.
— Это сложная задача.
1. Я не писатель, а, скорее, рассказчик историй.
2. Своей главной задачей я ставлю, чтобы читатель сел читать и дочитал.
— Я решил взять у тебя интервью, поскольку был восхищен твоей первой книгой «Типа я», даже сделал на нее несколько обзоров. Недавно у тебя вышла еще одна книга — «Холодные глаза», но к ней мы еще вернемся. Сейчас давай вкратце про «Типа я». Со сторонней точки зрения, книга — большой успех. Как считаешь ты сам?
— Наверное, у литературы есть какие-то понятные всем критерии, и с этой точки зрения «Типа я» — это скорее литературный успех. Но один критерий которого, к сожалению, пока не реализован: большие продажи, тиражи и популярность. Этого, собственно, не случилось. Из того, что случилось, — премиальный путь и умение издательства правильно выстроить мою легенду: дагестанец из ниоткуда, не любит читать книг, пишет по-своему, по-киношному — маленькие легенды, которые периодически ходят со мной от интервью к интервью. Это — правильная работа издательства с позиционированием автора. Мы знаем, что писателей сейчас много, рынок насыщен огромным количеством книг. И это правильно — попытаться выделиться. Надо лишь понять, за счет чего это сделать. Думаю, сейчас у меня интересный статус «ворвавшийся в литературу никому до этого момента не известный писатель». Следующий ранг, которого я должен достичь с «Холодными глазами», — это «писатель, который доказал, что он не автор одной книги».
— О’кей. Это — позиция издательства. А чем, по твоему мнению, ты как автор выделяешься среди других?
— Я сам периодически об этом думаю… Наверное, это прозвучит слегка бахвально, но мне кажется, я выделяюсь тем, что я бесшабашный и рисковый, то есть часто совершаю необдуманные поступки, которые в итоге (иногда) заканчиваются хорошо. Как, например, Питер Квилл/Звездный Лорд в «Стражах Галактики». В этом смысле я ощущаю себя примерно как он — самым отважным или хватающимся за любую интересную идею, при этом не особо думающим о последствиях и самоуверенно считающим, что он ее реализует. В общем, в литературных делах я малость безрассуден. Каюсь.
— Что изменилось в твоей литературной и обычной жизни с момента выхода «Типа я»?
— Я вдруг поверил, что из меня получится писатель. Более того, я максималист. Мне тяжело смириться с судьбой человека, который просто пишет, потому что любит писать, и получает за это гроши. А мы знаем, что в российском литературном процессе ты, скорее всего, много не заработаешь. Единицы могут позволить себе жить только за счет письма. Да и по всему миру похожая ситуация. Мой мозг настолько амбициозен, что он не может принять факт, что я буду писать книжки, они будут получать в идеале премии, у них будет хорошая судьба, но при этом я даже не смогу прожить на это дело. Возникает вопрос: я пишу в надежде на премии или в надежде на читателя? Я бы предпочел второе, ведь это доказательство того, что то, что ты делаешь, — важно и нужно. С этим смириться не могу. Я решил, что стану настоящим писателем, который только этим и зарабатывает. Премия «Лицей» мне немного помогла, но не факт, что в следующем году я что-то получу. После всей этой премиальной истории я могу сказать, что для меня ничего не изменилось — кроме желания писать дальше, еще большей мотивации. В общем, отвечая на твой вопрос: я ощутил, что могу стать писателем, я «почувствовал кровь», и мне теперь хочется идти до конца, оказаться на этой маленькой полке самодостаточных писателей, которые могут себе позволить ничем другим, кроме письма, не зарабатывать. И не стоит забывать, что есть и неочевидные способы заработка, такие как продажа киноправ, прав на постановки, прав в другие страны, — с этим сейчас, конечно, сложнее, но что касается экранизации, надежды у меня есть.
— Если бы успеха не было, ты бы продолжил писать?
— Не знаю. Например, на момент, когда был написан «Типа я», я заканчивал со своей литературной карьерой. Еще до премии я считал, что хватит уже, наигрался. Возможно, душа рассказчика в один момент вырвалась бы наружу и сказала: «А давай рискнем и еще один роман напишем?», и скорее всего, я бы написал. Но на тот момент ощущения были: «Все! Я ничего больше не напишу, если у этой книжки ничего не получится. С меня хватит!» И хорошо, что все получилось.
— Вернемся к «Холодным глазам». Почему эту историю нужно было рассказать?
— Не знаю… Здесь, в отличие от «Типа я», социального фактора нет, потому что история «Типа я» была о моем наболевшем, о Дагестане, но «Холодные глаза» — это прямо конкретная история, она не несет социального посыла. Хотя, по словам Галины Юзефович, да и многих читателей, я в очередной раз немного приоткрываю завесу над республикой и показываю некоторые неочевидные вещи, связанные с Дагестаном. Но это не было самоцелью. Самоцелью были мои амбиции и моя любовь к детективному жанру, мое желание показать то, что я считаю детективом, то есть не классическим, где усатый чувак в конце истории все раскрывает, а именно мое ощущение детектива: нечто мрачное, нечто сложное и, без сомнения, неоднозначное. В «Холодных глазах» я отсылаю нас всех к Достоевскому с его фразой «Тварь ли я дрожащая или право имею?». В этом смысле я точно так же рассуждал за своих героев: кто, за что и по какой причине имеет право взять и лишить другого человека жизни. И конечно, я попытался все это обернуть в свое понимание детектива. Плюс в какой-то момент я услышал слова известных подкастеров, которые сказали, что в России детективный жанр мертв. В этот момент я потер ладошки: «Сейчас я вам покажу, что я думаю на этот счет» — и сел за работу. Собственно, из этого и родились «Холодные глаза». Но как в дальнейшем получилось… Эта история вышла за грани жанра, причем достаточно далеко, насколько я понимаю, потому что я как автор текста до конца не могу понять, что я написал, но мне кажется, что «Холодные глаза» ушел в сторону психологии, в сторону социальных мотивов, связанных с Дагестаном. На самом деле мне просто хотелось спрятать в детектив большой роман премиального характера, не буду это отрицать, но что из этого получилось — не знаю.
— Почему эту историю нужно прочитать?
— Вот этот (смеется) вопрос ставит меня в тупик, потому что я, как правило, смотрю честно на вещи, и мне кажется, что жизнь читателя существенно не поменяется, если он упустит этот роман. Скорее всего, прочитав роман, читатель немножечко окунется в психологию не столько убийцы, сколько свидетеля и следователя, потому что эта история — про глубинное погружение в человека в момент, когда весь его внутренний мир рушится. Плюс это история о ценности жизни и немного о Дагестане, но я знаю, что это не самые весомые монеты в копилку романа, поэтому я честно могу сказать, обращаясь к читателю: вы немногое упустите, если не прочтете, кроме последнего самого очевидного критерия: это, как мне кажется, классная история. И мне не хотелось бы, чтобы вы ее упустили.
— Был ли хейт в твою сторону? Ты пишешь о Кавказе, и могут появиться люди, которые что-то неправильно поймут или им что-то не понравится.
— Знаешь, даже немного обидно, потому что хейта не было. Более того, кроме похвалы небольшого количества людей из Дагестана, где-то 150–-200 человек, которые прочитали, я ничего не получил… Хотя казалось бы… Обычно республика, если кто-то вырывается за ее границы с успехом, начинает его всячески восхвалять или, в некоторых случаях, критиковать. Мой случай — он немного незаметный, и это даже разочаровывающе звучит, потому что, конечно, не хочется стать участником какого-либо скандала, но это все настолько тихо прошло, что я не могу понять: я дагестанец или среднестатистический кавказский москвич или московский кавказец, которому в принципе сейчас не обязательно находиться в республике, потому что республике, по сути, на него плевать? И вот в смысле резонанса «Холодные глаза» имеют большой потенциал скандального характера, но пока не было ничего, а «Типа я» исключительно положительно встретили, потому что читательская аудитория, как правило, — народ интеллектуальный, а такой народ подустал от всего того, что я высмеиваю в «Типа я». И они по-человечески понимают и поддерживают меня, потому что это — наша реальность.
— Помоги молодым и не только. Как писателю найти читателя? Три дороги, по которым шел Ислам Ханипаев.
— Не то чтобы «по которым я шел»… Первое, что точно принесет хоть каких-то читателей, — самиздат. Площадок сейчас много. Мой опыт там был не очень удачный. Давно пробовал, но негусто вышло. Но если вы — автор жанрового текста, то там уже нагретая, готовая аудитория. Остается попасть правильно в правильный момент. Если говорить про письмо, про то, чтобы ваша книга потом оказалась в большом и серьезном издательстве, то конечно, это путь через премии, без него никак. Их немало, и все принимают рукописи. А секрет один — пишите людям в соцсетях, издательствам, знакомьтесь с ними, а потом аккуратно предлагайте им свою книгу. Может быть, прочитают, и что-то получится. Если вы пишете хорошую прозу, у вас есть шанс.
— Ну и напоследок. Пять книг от Ислама Ханипаева, которые нужно прочесть каждому.
- «Как писать книги» Стивена Кинга.
- «Мартин Иден» Джека Лондона.
- «Марсианин» Энди Вейера.
- «Голос монстра» Патрика Несса.
- «Тревожные Люди» Фредрика Бакмана.
Вместо послесловия
И. Ханипаев, «Типа я» (Альпина нон-фикшн», 2022)
Повесть Ислама Ханипаева погружает читателя в сознание ребенка, который пытается понять логику взрослых и подстроиться под «нормальный» мир сверстников. Отправившись в архетипическое путешествие на поиски отца, Артур постепенно меняется: в процессе взросления открытая душа ребенка то «варится, как яичный белок», то обрастает воинской броней.
Типичная для литературы последнего десятилетия[1] история о детской травме и ментальном расстройстве выигрывает за счет языковых экспериментов: стилизация под дневник восьмилетнего мальчика объясняет и сказочную нарочитость сюжета, яркого и необычного, и обрывочность рассуждений. Часть воспоминаний Артур записывает на диктофон — и разговорный стиль автору определенно удается. Отдельные фрагменты — ладно скроенные длинные предложения, выверенные диалоги и искусственно упрощенные мысли — выдают мышление взрослого (сюда же относится и не по годам развитая любознательность второклассника, который исследует права и обязанности психолога на школьном сайте). Некоторая натянутость чувствуется и в попытке передать нестыковку разных взглядов на мир: нарочитость, с которой художник выписывает фрагменты картины, отличает творение новичка от легкой небрежности мастера. Однако стилистическая напряженность искупается искренностью и свежестью воспроизводимых чувств.
Автор сталкивает два сознания — детское и взрослое, больное и здоровое, и переплетение четырех категорий порождает ключевые для понимания повести вопросы. Как в ребенке формируется идея насилия? Существует ли здоровое, зрелое мировосприятие, или все мы в какой-то степени дети, которые пытаются встроиться во «взрослый» мир? Воображаемый крутой друг — это клиника или защитная реакция внутреннего ребенка?
Сквозь череду милых, смешных, трогательных моментов школьной жизни проступает жестокий и болезненный мир взрослых: это мир-угроза, мир-война, в котором ты либо суперкрутой воин, либо слабак и плакса. Идея И. Ханипаева «показать ребенка, выпавшего из общества», проследить, как сформировалось поколение 90-х — нулевых, нашла достойное воплощение. Автор доказывает, что сознание ребенка по гибкости не уступает мышлению взрослого и легко совмещает в себе озлобленность и отзывчивость, слабость и волю, ненависть и любовь.
Мария Тухто
[1] Вспомним О. Васякину и Е. Некрасову, Л. Мульменко и А. Козлову, А. Горбунову и В. Богданову.
