Пуля была очень умной. Она никогда не вмешивалась в разговоры своих соседок по запаянной в цинк картонкой пачке. Они не умели мечтать и болтали о чем попало. А Пуля хотела свободы. Хотела выполнить предначертанное, а потом уйти в полет и лечь там, где ей захочется. И почему она не попала на родной полигон? Лежала бы сейчас на горячем песке и нежилась под горячим солнцем. Так нет же, ее отправили в богом забытую дыру, хотят выпустить по русским. А это значит, что она может удариться в броню, и тогда будет сорвана прекрасная латунная рубашка, брызнет во все стороны свинец, разобьется стальное сердце. И даже если ей повезет и она только коснется брони, то превратится в калеку, валяющегося на пыльной обочине. А машина, которую незадачливый хозяин попытается подбить, даже и не заметит удара. Еще хуже попасть в тело человека: тебя вытащат из раненого, просверлят, сделают амулет, а когда надоест носить на шее, забросят в угол тумбочки или шкафа и только раз в год, по пьяни, достанут и покажут друзьям. А если убьешь человека, то будешь гнить в одном гробу с жертвой.
Нет, она сделает по-другому. И произойдет это очень скоро, ведь не зря вскрыли цинк, разорвали бумагу и каждую из них вставили в гнездо пулеметной ленты. Пуля почувствовала приближение боя. Скоро наступит ее черед.
Рано утром хозяин переговорил с бородатыми людьми и пошел к Дороге. «Саланг», «Хинджан» — только эти слова услышала Пуля перед тем, как афганец залег за камни и стал ждать. Соседки, предвкушая полет, тарахтели без умолку. Ей же не о чем было говорить. Она все решила.
Колонна бронемашин спускалась с Саланга. Вот он, ее звездный миг. Ну, что же ты медлишь, хозяин? Тот не спеша навел пулемет, взял упреждение и нажал на спусковой крючок, держал его долго, пока не замолк закрепленный на станке пулемет.
Пуля вырвалась из тесного ствола и в одном рое с другими бросилась на первую облепленную людьми машину. Ее подруги ударили по броне, оставив на ней еле заметные следы, врезались в триплексы, и те, не выдержав, брызнули в стороны бриллиантовым дождем. Но ни одна не задела людей. Только Пуля, как самая хитрая, издали выследила чуть-чуть возвышающуюся на броне БТР голову водителя, едва чиркнула по ней и с радостным свистом полетела прочь. Она сделала это! Пуля оглянулась и засмеялась: водитель упал внутрь, и бронетранспортер, никем не управляемый, понесся под уклон. Больше она ничего не увидела: прикосновение к голове солдата изменило ее полет, и Пуля врезалась в скалу. Гранит сорвал латунную оболочку, расплющил сердечник, разбрызгал по пыли свинец.
А БТР не слетел в пропасть. Он врезался в бок стоявшего на обочине танка, покачнул его и остановился. Людей сорвало с него, как переспевшие яблоки, и бросило на несколько метров вперед. Подбежавшие водители и танкисты подняли двоих на краю обрыва, троих сняли с танка, водителя с окровавленной головой вытащили из люка. Раненых, поломанных и ушибленных, загрузили на броню и повезли в госпиталь. БТР стоял «открыв рот» — передние броневые листы разошлись от удара. Двигатели и коробки передач сорвало с креплений. Передние колеса развернулись в разные стороны. БТР зацепили и потянули на ремонт, так же как повезли на ремонт людей, которые через месяц-два снова были на Саланге — и их снова выслеживала чья-то пуля.
