дай волю, они перережут
и небо, и хлынет закат,
и смоет чужую одежду,
земле поналепит заплат.
дай волю, Христос, этим людям,
пусти их вдогонку, Аллах.
язык человеческий труден:
где есть Карабах, где Арцах?
и я половина от каждой
враждующей стаи впотьмах.
и голос мой вылетит дважды,
взвывая, что наш Карабах.
но голос мой будет не слышим
Баку, Ереваном, в чужой
степи пронесется и крыши
овьет снеговой паранджой.
я есмь тегеранская площадь,
где прадед держал таксопарк.
я есмь украинская роща,
где вечер ухабистый наг.
я спрятана в русском овраге
куском почерневшего льда,
где знавшая все о рейхстаге
прабабка рожала одна.
я плачу зурной, ною скрипкой,
по гуслям коряво скольжу.
я где-то жила ассирийкой,
турецкий любила кунжут,
и крестик висел без распятья,
и не был никто во врагах,
но скрещены кем-то запястья,
платок опустился, Никах.
я где-то армянское имя
исламским накрыла Марьям.
часовни проносятся мимо,
тоскливо застывшим горам.
каспийские волны не слышно,
я Вопью холодной легла.
и так по случайности вышло,
что морщатся здесь берега.
они мне намеком укажут,
туда, где начало взяла.
«вали и целуй землю вашу!»
а где эта наша земля?
Поэзия