Париж. Рю Руссель, 26. 25 января 1930 года
К началу 1930-х годов в Москве все большее раздражение вызывали агрессивные методы, которые практиковались в Русском Обще-Воинском Союзе (РОВС) под руководством его председателя, генерала от инфантерии (пехоты) Александра Павловича Кутепова. В Советском Союзе к тому времени возросло количество террористических актов с участием диверсантов, направляемых по линии этой ведущей антисоветской эмигрантской организации, в которой были представлены бывшие белогвардейские генералы и офицеры, соратники покойного основателя РОВС барона Врангеля – Кутепов, Миллер, Абрамов, Шатилов, Краснов. Сталину почти ежедневно докладывали о новых случаях выявления и разоблачения иностранных агентов, которые переправлялись в Советский Союз группами или поодиночке для ведения подрывной деятельности против советской власти. К этому председатель Русского Обще-Воинского Союза имел самое непосредственное отношение. Он мечтал лично возглавить «поход против Советской власти», к которой был преисполнен такой ненависти, что каждую неделю в свои 47 лет совершал сорокакилометровые марш-броски. К январю 1930 года он знал о планировавшейся акции возмездия со стороны большевиков, о чем предпочел поговорить 25 января с издателем Василием Ореховым и редактором военного журнала русской эмиграции «Часовой», капитаном Евгением Тарусским. Кутепов был в хорошем расположении духа, приветлив и готовился ответить на любые вопросы публицистов.
– Проходите, проходите, дорогие мои, – пригласил пройти гостей в свой кабинет Кутепов. – Начну с хорошей новости. Мне крайне отрадно сообщить вам, что мы недавно получили больше двухсот тысяч франков, собранных буквально по грошам от наших соратников, это средства, поступившие в наш фонд спасения родины. И они собраны всего за десять месяцев. – Журналисты улыбнулись и одобрительно покачали головами. – Вы знаете, любезные мои, что наши фронтовики, галиполийцы, члены Русского Обще-Воинского Союза все вместе представляют такую великую силу, которая, радуется мое сердце, растет не по дням, а по часам. – Генерал вдруг неожиданно помрачнел. – Потому вовсе не удивительно, что эта работа стала так беспокоить наших врагов из Совдепии. Последнее время, как мне докладывают из разных европейских столиц, на границах замечается массовый поток русских беженцев. Это якобы беженцы из Совдепии, и все, как будто по бумажке, говорят, что хотят работать на нас.
– Вам приходилось их видеть, Ваше высокопревосходительство? – спросил Орехов.
– Не просто видеть, Василий Васильевич, но и беседовать с ними, и подолгу. Не давно с одним таким товарищем, который представился рабочим, я беседовал целых полтора часа.
– И какое он произвел на вас впечатление? – поинтересовался Тарусский.
– Вы знаете, как ни странно, для простого рабочего он оказался очень умным, тонким, интеллигентным человеком. Не просто поддерживал разговор, а задавал мне обстоятельные вопросы, интересовался многими вещами. Даже сказал мне комплимент, – улыбнулся генерал.
– И какой же, любопытно? – оживился издатель.
– Сказал мне, что ожидал увидеть перед собой другого, более агрессивного человека. Причем, прозвучало это так, будто бы он бросил, дескать, на вашем, господин Кутепов, месте мы представляли менее интеллигентного человека, чем думали.
– И по какому вопросу он пришел к вам, он что-нибудь рассказывал о себе?
– Практически ничего. Сказал, что он был рабочим, бежал от Советской власти, чтобы узнать русских, которые оказались за рубежом.
– Александр Павлович, и как вы принимаете у себя этих совершенно незнакомых вам людей, о которых толком то ничего не знаете? – искренне изумился Тарусский.
Кутепов улыбнулся, пожал плечами и сказал, выдерживая паузу.
– Да это они обо мне никогда не забывают. Ни на секунду. Вот прислали
мне бутылку наливочки из России, в пояснительной записке написали, что они якобы бывшие офицеры. Наливочки старой, выдержанной, – генерал указал на бутылку, которая стояла на шкафу. – Теперь вот подумываю, отправить ее в лабораторию. А может соизволите попробовать? – Кутепов привстал с кресла, засмеявшись.
– Нет, спасибо, ее можно выпить только после лабораторного анализа, – улыбнулся Орехов.
Лицо генерала снова стало серьезным. Это было лицо того самого решительного воина, которым привыкли видеть Кутепова его сослуживцы.
– У меня к вам просьба, господа. Вот то, что нужно будет написать в следующем номере «Часового», с прямой ссылкой на меня, как на источника информации. Дескать, генералу Кутепову достоверно известно, что на Русский Обще-Воинский Союз, и в частности, на его председателя, в самом ближайшем будущем будут предприняты отчаянные нападения со стороны советских агентов. Будут пущены в ход все имеющиеся у них средства. Как известно, в средствах они не стесняются, и главную роль будет играть крупная провокация. Мы должны быть готовы к этому натиску, должны предупредить об этом всех офицеров, всех членов Союза.
– А подробности, детали провокации вам известны? – спросил Орехов.
– Да, нужны подробности, Александр Павлович. Это будет бомба, – заметно оживился Тарусский.
– Я сообщу об этом в ближайшие дни. А пока напишите такую заметку, предупредите все русское зарубежье. В такие минуты, как никогда, нам нужна выдержка, спокойствие и бесперебойная связь между всеми соратниками.
Обменявшись несколькими незначительными фразами с публицистами, Кутепов распрощался с ними, сообщив, что намерен в эти выходные уделить время семье.
Париж. Дом генерала Кутепова. 26 января 1930 года.
На следующее утро Кутепов, как обычно проснулся рано, поработал в своем кабинете, затем оделся.
– Лидочка, я пойду в церковь, а потом должен встретиться с друзьями, – незаметно для супруги, возившейся на кухне, одев пальто и ботинки, сказал Кутепов.
– Батюшки мои! – воскликнула Лидия Давыдовна. – Церковь я понимаю, но что еще за друзья?! Воскресенье, ты же обещал посвятить этот день семье. И так тебя редко видим. К тому же ты сегодня, вроде как, должен быть без водителя, сам говорил, что отпустишь его в воскресенье. И мы же должны ехать за город, в Медон, все трое, с сыном, как договаривались…
– Лидочка, милая, – генерал поцеловал супругу в щечку, попрощался с пятилетним сыном. – Ты же знаешь меня столько лет, знаешь, что переубеждать меня бесполезно. Сказано, сделано. После полудня, сколько там, сейчас, на часах, начало одиннадцатого, я и вернусь. В час пообедаем, в три дня поедем за город. А я пройдусь, подышу парижским воздухом, пока город еще спит. Милая, хорошая. До встречи.
Рю Русселе, в доме на которой шесть последних лет жила семья Кутепова, была узкой и темной из-за недостатка солнечного освещения днем, и фонарей вечером. На ней располагались старинные жилые дома с узкими крутыми лестницами, тянущимися прямо из квартир и спускающиеся прямо на улицу. Вдоль от дома за номером 26, где жил Кутепов, тянулся длинный, высокий забор, за которым находилось министерство по делам колоний.
На часах было 10.15. Солдат-денщик Федор, который жил у Кутеповых, замешкался и не увидел, как Александр Павлович вышел из подъезда и пошел по улице. Но в это чудесное, слегка морозное утро воскресенья, как называли его сами французы – grasse matinée, когда парижане предпочитали отсыпаться, Александр Павлович Кутепов нисколько не расстроился тому, что обойдется без водителя. Хотя Союз Галиполийцев все-таки принял решение отправить водителя к генералу. Бодрый, жизнерадостный, Кутепов вышел и пошел по безлюдной в тот час улице Русселе пешком в Галлиполийское Собрание, рядом с которым находилась церковь. Там должна была состояться панихида по генералу Кульбарсу.
Похитители председателя РОВС хорошо знали, что утром в воскресенье полиция не выставляет наблюдение за генералом, которое она практиковала для обеспечения его безопасности. Французским спецслужбам, особенно после теракта в Ленинграде в 1927 году, который организовывался под руководством Кутепова, постоянно поступала информация о планируемой советскими агентами операции по ликвидации генерала. Подступиться к нему было крайне сложно. Он не только был окружен телохранителями и соратниками, вдобавок, находясь под колпаком французской полиции, но и обладал звериным чутьем еще со временем Первой мировой и Гражданской войн, когда несколько раз чудом избежал гибели.
У генерала не было средств, чтобы содержать водителя и группа из 35 русских шоферов-таксистов, членов Союза Галиполийцев по очереди, посменно, предоставляла в его распоряжение автомобиль. В тот роковой день шофер-галиполиец, который должен был приехать к генералу, накануне, зачем-то перевел часы, и опоздал к дому Кутепова. Прибыл в 11 вместо десяти. Простоял с полчаса на углу улицы Севр и бульвара Инвалидов и уехал домой. В Галиполийском собрании его так и не дождались.
Париж. Угол улиц Руссель и Удино. 10. 30 утра.
На улице полицейский предложил Кутепову пройти в машину, сказав несколько слов по-французски. Внутри сидели двое ажанов и водитель, лицо, которого показалось генералу знакомым. Он обратился к Кутепову на русском языке.
– Доброе утро, Александр Павлович! Садитесь в машину, меня прислали за вами, хотели подняться, но вы уже сами вышли.
– А где Степан, который вроде как за мной должен был приехать?
– Не знаю, может, прихворал.
Полицейский, тот, что остановил Кутепова, попросил генерала сесть внутрь.
– Да что, наконец, случилось? – резко обронил генерал, который не доверял незнакомым и малознакомым людям.
– Горе, горе случилось, вот записка, вам велено передать.
Генерал взял записку, бледнея на глазах.
– Что?! Шатилов застрелился?! Что за бред?! Где, как?! Кто передал?!
– Офицер из Союза Галиполийцев, сейчас срочно приедем туда, все ждут вас.
– Но позвольте, почему мне не звонили, я ведь только что вышел из дома?
– Не хотели травмировать вашу семью, велено было вас лично и одного встретить, чтобы не пугать сына и Лидию Дмитриевну, – ответил водитель.
– Конечно, едем. А эти господа почему здесь?
– Это следователи. Они хотят вас допросить сразу, рассказать обстоятельства трагедии, чтобы вы были в курсе дела, пока доедем.
– Логично, логично, горе то какое? – сказал генерал, не зная, что попал в ловушку.
– Аsseyez-vous, monsieur le general, (Садитесь, господин генерал!)- сказал офицер, который оставался на улице, суетливо озираясь по сторонам.
– Странно, а почему не полицейская машина? – сказал Кутепов, с трудом втискиваясь в автомобиль.
Едва машина скрылась за поворотом, где не было обзора, водитель заблокировал замок, а «полицейский», который сидел рядом с генералом, достав платок с хлороформом, попытался прислонить его к лицу генерала. Кутепов, не ожидая подобного, попытался отбиться. Сидевший спереди офицер, тот самый, что остановил машину, попытался дотянуться до генерала, Кутепов ударил его по руке. Третий ажан, сидевший на заднем сиденье, попросту не мог дотянуться до генерала, который попытался открыть дверь.
– Открой сука! – закричал Кутепов.
В этот момент, очнувшись, офицер, сидевший с генералом, умудрился достать нож и ударить Кутепова в бок. Тот застонал, на время потерял сознание. Два других офицера, приказав шоферу разблокировать машину, выскочили из нее и подскочили к заднему сиденью. Кутепов очнулся, пытался сопротивляться, но его добили ударом ножа в спину.
– Что вы наделали, было приказано везти его в порт, — сказал один из нападавших.
– Заткнись, – на ломаном русском ответил старший. – План «Б». Везем на пустырь.
Тело генерала Кутепова поместили в багажник и захоронили глубоко под землей. Чуть позже на этом месте в Париже построят гаражи…
Париж. Дом генерала Кутепова. 26 января 1930 года. 13.15
Лидия Дмитриевна Кутепова позавтракала одна, во втором часу забила тревогу. Крайне пунктуальный супруг, который обещал прибыть после полудня, дома не появился.
– Разрешите сбегать в собрание, Лидия Давыдовна? – спросил у обеспокоенной хозяйки денщик. Та молча кивнула головой. В Галиполийском собрании Федору сообщили, что Александр Павлович здесь не появлялся и никто из галиполийцев его не видел. Кутепова поняла, что если Александр Павлович не явился в церковь и не вернулся домой, то с ним произошло несчастье.
Ею немедленно был поставлен в известность о случившемся начальник Военной канцелярии РОВС, генерал Стогов, который связался с помощником Кутепова полковником Зайцевым. Для того новость об исчезновении генерала стала шоком, он тотчас связался с парижской префектурой. К 18 часам префектура обзвонила все полицейские участки, в течение еще двух часов были опрошены все морги, госпитали. Ответ был один: Кутепова нет ни в списках живых, ни в списках мертвых. По требованию Лидии Давыдовны, информация об исчезновении ее мужа должна была держаться втайне от газет и общественности в течение суток, однако уже утром 27 января в крохотной прихожей на втором этаже старого парижского дома, где жил генерал, побывало около ста галиполийцев, которые съехались из разных частей города справиться об исчезновении. Русский Париж был шокирован дерзким похищением генерала, опустели мастерские, где трудились русские рабочие, многие русские эмигранты, таксисты и шоферы автобусов не выехали на маршруты.
Полиция Парижа тем временем активизировала работу в коммунистических кругах. Агентам было дано задание установить номера всех автомобилей, въезжавших в течение всего воскресенья во внутренний двор советского посольства на рю Греннель. Близкие генерала Кутепова, Лидия Давыдовна и Федор, подтвердили информацию о том, что им на глаза возле дома часто попадались подозрительные лица, которые слонялись на улице без дела. Дворник сообщил, что в угловом бистро постоянно находились два каких-то странных субъекта, которые исчезали, когда генерал отъезжал из своего дома. Возле канцелярии РОВС время от времени стояли какие-то такси, шоферы которых отказывались брать пассажиров. В окружении генерала не сомневались, что он стал жертвой хорошо спланированного похищения, которое готовилось не один месяц. Ведь нужно было изучить не только образ жизни и распорядок жизни генерала, но и хорошо знать его привычки и особенности поведения. И здесь, полагали в РОВС, скорее всего, не обошлось без решающей роли предателя, который, возможно, был не один год знаком с Александром Павловичем. Идеальным было выбрано и место похищения.
Несколько десятков галиполийцев из общества, которое возглавлял Кутепов, предложили свои безвозмездные услуги полиции. В Париж прибыл родной брат генерала, полковник Борис Павлович Кутепов, которые бросил работу на французском заводе в провинции и приехал для личного участия в розысках брата. Пограничники обыскивали все советские суда, на границах страны был введен повышенный контроль. Но расследование не дало каких-либо результатов. Кутепов человек, смелый, волевой, и, главное сильный физически, которого хорошо знали местные жители, исчез без всяких следов. По городу распространялись различные слухи и истории. Один русский таксист, явившись в полицию спустя несколько дней после похищения, сказал, что якобы видел Кутепова в тот роковой день, в 11.45, спустя полтора часа после ухода из дома, взволнованными и стоящим на углу улицы Севр и Бульвара Инвалидов на остановке трамвая. Шофер будто бы предложил Кутепову довезти его до дома, но тот решительно отказался. Некто Отцович, который работал на стекольном заводе «Варенн и сын» еще за неделю до похищения сказал знакомым, что Кутепова скоро похитят. Задержанный, на допросе он сообщил, что видел вещий сон, будто бы генерал содержится в кандалах в некоем частном доме в Сен-Дени. «Ясновидящий» в красках описал, как генерал лежит на сыром полу в пустой и темной комнате, а за ним присматривает горбатый консьерж. Устав слышать эти фантазии воспаленного ума, следователи вызвали к задержанному санитаров из местного дома скорби. При обыске дома у Отцовича нашли записку, что он отправляется на поиск и вызволение генерала из «темницы». В полицию доставили одного русского эмигранта, который был замечен в симпатиях к большевикам. Выпив, в компании соседей, накануне похищения он сказал, что советская власть может делать в Париже все, что соизволит, а, дескать, Кутепов скоро лишится головы. Допрос этого рабочего также ничего не дал. Оказалось, что он попросту соврал, выпив лишнего.
Через два дня в полиции появился главный свидетель похищения. Жан Делаж, служащий клиники святого Иоанна на углу рю Удино и Русселе, управляемой католическим орденом, и сообщил, что в то утро он вытряхивал коврик и стал очевидцем сцены, за которой незаметно для всех наблюдал из-за окна третьего этажа соседнего здания. По его словам, у стены двухэтажного дома, примыкающего к клинике, стояло красное такси, а неподалеку от него на перекрестке двух улиц якобы находилась большая машина серо-зеленого цвета. Такси стояло по направлению улицы Удино, машина перегораживала проезд. На углу стоял полицейский.
Свидетель увидел, как из-за угла улицы Удино вышел некий господин среднего роста в черном пальто и черной мягкой шляпе. Это был Кутепов. Он повернул и пошел по улице Русселе. В этот момент к нему подошли два человека и остановили его. Мужчина заговорил с водителем такси. А вскоре между ними вспыхнул спор. Полицейские схватили его под руку и заволокли в машину. При этом тот локтем пытался освободиться, но борьба была короткой. То, что происходило внутри машины Делаж не видел. По его словам, постовой полицейский подошел к такси, и занял место рядом с водителем. Такси вскоре тронулось и укатило в сторону бульвара Инвалидов. Вслед за ним якобы направилась и другая машина. Очевидец не запомнил примет нападавших, подумав, что офицеры полиции, которые затолкали мужчину в такси, являются переодетыми сыщиками, которые поймали преступника. В полиции заявили о том, что в день похищения на улице не было никакого постового и никто из ажанов в последнее время не направлялся на этот перекресток. Между тем, этого «мнимого полицейского» видели возле дома генерала на протяжении почти целого месяца и к нему время от времени постоянно подходила какая-то красивая женщина. Через неделю нашелся еще один человек, успевший запомнить таксиста, принимавшего участие в похищении, который промчался мимо него на огромной скорости. По его словам, это был высокий мужчина с утонченным лицом, по-видимому, аристократ, славянской внешности. Наконец, нашелся полицейский постовой, который видел, как около 11 утра в пронесшейся мимо него на авеню Виллар большой серо-зеленой машине два человека в штатском удерживали, сжимая рот человеку с черной бородой, который отчаянно отбивался от них. Впереди них мчалось красное такси. Полицейский не сообщил об этом в дежурную часть и не запомнил номера машин. Два этих автомобиля видели затем на авеню Турвиль и на набережной Сены. Они якобы мчались по направлению к району Сен-Жермен.
На личном счету Кутепова в одном из парижских банков лежала сумма в 50 тысяч франков, принадлежащих РОВС, которая осталась нетронутой. Генерал Миллер, который вступил в должность председателя Союза, распорядился перевести их на свое имя. Один из свидетелей уверял, что Кутепов якобы знал о скором крахе «Промышленного и Коммерческого банка» на бульваре де Курселль и успел забрать эти средства, исчезнув с ними. Как выяснилось, личных средств генерал Кутепов не имел и жил только на скромное ежемесячное жалованье. В воскресенье, когда он в последний раз обнял жену и вышел из дома, по словам Лидии Давыдовны, у него в кошельке могло быть не более двухсот франков. Казенные деньги, хранившиеся на случай непредвиденных расходов в столе в рабочем кабинете на сумму более десяти тысяч франков, были найдены в целости и сохранности.
В полиции за неделю побывали 99 человек, которые дали свои показания, уверяя, что являются свидетелями похищения. Однако они основывались либо на незнании ситуации, либо оказались плодом воображения. Один из «ключевых свидетелей», который уверял, что лично знаком с «организатором убийства», русской эмигранткой Людмилой Чобан-Победоносцевой, через неделю после допроса сошел с ума, постоянно твердя только одну фразу: «Меня непременно убьют большевики». Супруги Чобан-Победоносцевы вскоре сами явились в редакцию «Возрождения», чтобы опровергнуть измышления о том, что они являются тайными агентам ГПУ. Тело генерала пытались искать в Меронском и Булонском лесу, но информация о его захоронении оказалась неправдой.
Следователи, которые вели дело о похищении Кутепова, разводили руки и говорили о том, что русский генерал будто канул сквозь землю. Что на самом деле было правдой.
