Статья-отзыв на роман Михаила Гиголашвили «Кока»
Большущий по нынешним временам роман разбит на три части.
Первая — комедийная амстердамская — калейдоскоп героев-историй, одиссея по квартирам в поисках кайфа, перемежаемая горами ненужной болтовни и собранием воспоминаний.
Вторая — немецкая, драматическая — персональное чистилище героя. Ломка в относительно уютном немецком диспансере.
Третья начинается в Тбилиси все в тех же поисках, обретает настоящую силу в аду пятигорских «Лебедей» и в эпилоге возвращается в Тбилиси, как всегда возвращался мыслями главный герой, которому нигде нет места.
Кока
«Место рождения? Год? — Пятое июня 1966 года. Грузия, Тбилиси. — Учились где-нибудь? — Да, в институте, строительном. — И что вы построили из своей жизни?.. Рост, пиши — 187… Здоровый бугай… Волосы, пиши, черные… Борода черная… Глаза… зеленоватые, что ли… Или сероватые, хрен разберет… Нос кавказский, как у всех зверей…
Кока — безобидный кайфарик… Ему было десять лет, когда отец сбежал с любовницей в Болгарию, а мать вышла замуж за француза-офицера… Так Кока остался с бабушкой.
В детстве получил кличку Мазало, что значит “затейник, балагур, забавник, баловник, шалопут”».Только затеи Коки все связаны с «кайфом». «Люди радуются жизни — а он на что тратит свою? Ехать в Париж? Там отчим. В Тбилиси? Там холод и война. Ему будто нигде нет места».
Перед дружками-бандитами Кока умалчивал о том, что «мазало означает еще и неумеху, фраера, у которого все из рук валится». Сев в тюрьму, Мазало превращается в Мазилу.
Хорошие советы
«Мать Этери кричала: чтоб Кока не смел убивать живое существо! Никакое! Никогда!» Кока хорошо воспитан, да только целыми днями занят поисками денег и отравы.
На воле раскоронованный вор Нугзар советует: «Бросай кайф. Ты слишком честный для этого!» В тюрьме Нугзару вторит коронованный вор Тархан: «Отсидишь свое — уезжай в Тбилиси, книги читай или, чего доброго, пиши — в зоне много чего увидишь, на роман наберется».
Пора Коке прислушаться… Но читатель уже знает Коку…
Постепенно узнаем о методах доставки, употреблении, ломках, запахах, вкусах и ощущениях. И вроде не все так мрачно. Настоящая грузинская история — праздник рассказчика и его гостей, такую рассказывают сочно, жестикулируя и вставляя нужные словечки. Кока иронизирует, «пряча за смехом и шутками мысли о мрачном будущем. При перевозке главное — не быть худым, небритым, с красными глазами, потным лбом, трясущимися руками и в кайфе». Только такие и возят, смеется читатель.
Друзья Коки «добрые философы-бездельники снимают похмелье йогуртом» и «имеют письменный запрет на двухнедельное посещение всех борделей Голландии». Дружба связана лекарствоми предательством.
«На Тибете живет суровая живая богиня Кумар: когда она кричит — жди болезни, когда трет глаза — смерть вблизи, когда плачет — тюрьма неизбежна, когда дрожит — холод ожидает всех».
Путь вниз легко прослеживается по локациям передвижения Коки: КПЗ в Тбилиси, номер в амстердамском отеле у бандитов, очередь за лекарством в центре реабилитации в Германии, тюрьма и карцер. Понятно, что дальше. «Чернявый коп начал резко поднимать и опускать руки Лясика — никакого движения на сиреневатом лице, кроме безмятежного замкнутого счастья… Наваливалось отупелое безразличие: “Все умрем — ну и что?”»
Аллегории из жизни животного мира
«Почему-то всплыл рассказ бабушки Меи-бэбо о том, как сталинские палачи тащили поэта Тициана Табидзе с перебитыми руками и ногами с одного пыточного допроса на другой, а он кричал в отчаянии на всю тюрьму: “Обезьяны, я вашу мать… Зачем вы превратились в людей?..”»
Сравнение животного и человеческого — лейтмотив. «Преступный мир жесток, как жизнь в саванне. Кока не хищник: «какой из него раптор? Травоядное копытное. Или вообще падальщик…»
Всюду иносказания: «Тяга к воде превосходит страх смерти, поэтому хищники стерегут добычу возле рек» — бандиты ждут Коку в амстердамском отеле. В главе под названием ELYSIA CHLORATIKA (т. е. медуза) Кока думает — отдать деньги другу или предать его все за тот же кайф.
«Кто и зачем сделал кротов гермафродитами, а пингвинов — педерастами?.. Кто раздавил и сплющил камбалу и ската?..» — глупо и поверхностно, задорно и весело. Бесконечные вопросы создают ощущение одновременной значимости и бессмыслицы жизни: «Человек — ничтожная пылинка в бескрайней Вселенной. Зверь счастливее, ибо не знает, зачем родился. Акула, если остановится, тут же пойдет ко дну — а он далеко не акула и давно уже на дне».
Лишайная кошка Кесси, на которую не обращаешь внимания, когда трется о твои ноги, — символ европейской жизни Коки. В тюремной камере «мирно шебуршит в банке Крытник», подкармливаемый крошками домашний таракан с кликухой Граф. В соседней камере у параши жрет объедки других зеков опущенный Придурок. Его, как и Графа, можно раздавить.
В повести, написанной Кокой, Иешуа воскрешает убитую собаку, а евангелиста Луку спасает бык, убивший центуриона.
Ложная гордость
О Сталине говорит Кока и бабушка Меи-бэбо, европейские друзья Коки и зэки в камерах.
Начинает казаться: все, чем гордятся грузины, — кухня, воры в законе и Сталин.
Да и сам Сталин по описанию — вор в законе: «Эх, как Иосеб Бессарионович скончался, так и воровской мир треснул! Сосо! Вот кто вором в рамке был, да еще каким! Нищий был! Настоящий коммунист! Когда умер, три пары стоптанных сапог и на сберкнижке тринадцать рублей оставил».
У воров, как у джедаев из «Звездных войн», страх убивает разум: «быть вору богатым нельзя — богач боится всегда и всего: пули, измены, подлога, бедности, тюрьмы, зависти, друзей и врагов!
Вежливые грузинские воры знают, как с кем разговаривать. Одна проблема: многие из них морфинисты!»
К ложной гордости отнесем и национализм: «Русские грубы. Сам тон, каким они разговаривают, хамский, про слова уж не говорю!.. без нужды не связывайся… все русские нэ-прэд-ска-зу-эм-ыэ! Гагик-джан, ты хоть и подлый армяшка, но хороший человек! Бабушка доверяет только еврейским врачам: “Они одни имеют истинное сострадание к людям, потому что сами много страдали!” Мой кент грузинцев любил, говорил: “Они хорошо умеют пять вещей: пить, есть, петь, танцевать и любить”».
Где-то в тексте затерялось предсказание «из девяностых»: «Народ побунтует лет десять, а потом править будет новый Сталин».
Чем на самом деле гордятся грузины
«О, сололакский двор! Он — и высший судия, и щедрый наградитель, и вероучитель, и наказыватель…» — вот где истинная гордость грузина: «Никакой Англии и Америки и в помине не было, когда у нас в Сололаки цвели сады!..»
После холода Европы даже портреты знакомых людей ярче и сочнее в родном Тбилиси! Может, потому, что Кока завязал?
В Грузии война (из-за нее понимаешь, «человеку мало надо: хлеб, вода, свет!) и царит сожаление: от старого Тбилиси, где все готовили постоянно, целыми днями… и жареная картошка, премия для всех детей мира, каждый день распускала свой неповторимый аромат»,— не осталось и следа.
Тбилиси для Коки — бабушка. Самые теплые воспоминания и мысли в романе отданы ей. Но и здесь налицо дуализм тихой авторской позиции: бабушка — тбилисская интеллигентка — научила Коку быть вежливым («Да будешь вежливым, имея такую бабушку!»),и вышел из Коки вежливый вор в законе. Почти вышел.
Немного о стиле
Если кратко, в тексте наркоманский фольклор плавно перетекает в тюремный.
Главный герой, имея хороших учителей, на глазах становится носителем этого языка: «Вместо “спасибо” говори “благодарю”, “признателен”, вместо “пожалуйста” — “по возможности”. Нельзя “спрашивать”, надо “интересоваться”. Вместо “я докажу” — “я обосную”. Не “свидетель”, а “очевидец”. Крайне осторожно надо быть со словом “обидеть”, ибо “обиженные” — это первый шаг в стан опущенных. И никому не говорить “вы” — только “ты”, хоть ему сто лет в обед».
Автора подмечаешь лишь в мелочах, например, когда «он делал ей праславянские комплименты; мысли расползались, как муравьи от кипятка; страх — как главный шар в бильярде: бьет прямо в треугольник мыслей» или герой сидит, «не слушая рассыпчатой болтовни».
Языком Бахтина, стиль выражен через «чужое слово». Вот только идентифицировать персонажей трудно. Друг Коки — русский москвич Лясик — почему-то разговаривает как грузин, а тбилисский Кока кажется москвичом.
Тюремный реализм
«Кока вдруг услышал тюрьму: из-за железных дверей доносились вскрики, смех, щелчки нардов, обрывки голосов. Там шла неведомая и пугающая тайная жизнь; камера во сне сопела, чмокала, повизгивала, всхрапывала, проборматывала какие-то слова… и было что-то родное, близкое в этих звуках — словно спишь в пионерлагере».
«Своими ногами из рая в ад приперся». Европа, даже Грузия, будто сон, а тюрьма — будто единственная реальность в книге, может, оттого, что в тюрьме всего мало и все замечаешь. Обретают новую силу воспоминания: «…в полудреме на ум приходил родной город, который он скоро, через три года, увидит, и мирные разговоры с бабушкой за чаем с блинчиками». Наконец начинаешь ценить жизнь.
Европейское выживание Коки — «обманывать, мошенничать, побираться, приторговывать» — в тюрьме кажется смешным. «Если в общей хате кто мимо пройдет и что-нибудь бросит, ни за что не поднимай!» — тюрьма — это как войти в «хату» и как там выжить.
«Три обезьянки стоят у бабушки на комоде, подарок дяди Родиона из Лхасы, когда дядя Родион ходил на Тибет» — три главные заповеди тюрьмы: «ничего не слышал, не видел, не скажу».
После останется привычка «делить людей по воровскому принципу: на плохих и хороших». В тюрьме понимаешь: «самое главное для человека — быть одному, а в тюрьме, видно, этого никогда не будет». А за тюрьмой маячит зона и самое страшное для интеллигента Коки: «работа с утра до вечера!»
На зоне все косят под воров. И Кока оброс тюрьмой, того и гляди сам станет вором… Но спасла мама.
Бог-лекарство и Бог-свобода
«Кока с детства постоянно слышал от всех: “ради бога”, “слава богу”, “не дай бог”, “бог дал — бог взял”, “богу богово”, “одному богу известно”, “божья милость”, “у бога под боком”, “боже мой”… И думал: к кому они обращаются? И лишь в тюрьме Кока впервые в жизни от всей души пожелал: “Господи, помоги!” — украдкой касаясь Библии под подушкой».
Как Блаженный Августин всю «Исповедь» ищет Бога, Кока две трети романа ищет себе лекарство, а оставшуюся треть — свободу.
Сатана в книге определен — это бытие в небытии! А еще есть реальный бандит Сатана — главный антигерой. Опять дуализм.
Основа пути к Богу в тюрьме — смирение с судьбой. А Бог — «небесный вор в полном законе или всевышний Кум». Из тюрьмы Кока привезет Библию, и сядет писать свое Евангелие.
Нетривиальный роман
Все всегда травят истории. Дружки, бандиты, Кока в воспоминаниях, зэки в камерах, даже «окна — живы и шепчутся тихо, надо только вслушаться, о чем говорит солидная рама со своей дочерью, вертихвосткой-форточкой…»
Поначалу кажется, накопилось, Гиголашвили сбывает истории по дешевке оптом, как амстердамский дружок Коки «собирается написать свой роман про все на свете».
Роман выходит очевидно не с женщинами: «Ищешь лекарство — не до баб. А когда нашел — опять не до баб..». И в тюрьме «Кока о женщинах с момента ареста не думал — не до них, когда рушится судьба».
«Не хитроумный» Кока из Парижа, Амстердама, Германии, пятигорских «Лебедей» стремится домой в родной Сололаки к бабушке, больше, чем по реальному миру, бродит по воспоминаниям юности и детства. Но даже в воспоминаниях лейтмотив — все тот же поиск.
Дуализм мира не перестает удивлять автора. Иешуа погибает, а вор в законе Бар-Авва спасен. В тексте привлекает очевидное двоемирие: юность героя и тюрьма. Роман с лекарством и роман со свободой. Так пишет грузинский Ирвин Уэлш — Гиголашвили.
Стреляет любое ружье. Герои смотрят «любимый “Мотылек” с МакКуином, которого гноят в карцере в страшной тюрьме где-то у черта на куличках, в концлагере» — значит, скоро сами сядут.
«Кока учился жить заново — трезво»,но «кайф» возвращается к ним с другом, принесенный в самом конце романа с извинениями бандитом Сатаной: «Они остались сидеть и ошеломленно смотреть на плотный газетный пакет, не решаясь до него дотронуться…»
