О книгах Джейн Биркин «Дневник обезьянки» и «Post-scriptum»
Кажется, это о Шарлотте Генсбур сказал кто-то однажды с пренебрежением — она, дескать, «дочь сумки». Имелась в виду культовая сумка Birkin от Hermes, названная в честь актрисы, певицы, иконы стиля, секс-символа, музы Сержа Генсбура и Жака Дуайона. Джейн Биркин… Несправедливо и обидно войти в историю под названием пусть даже очень красивого и вожделенного модницами всего мира предмета кожгалантереи — уж кто-кто, а Биркин точно не просто «сумка». Достаточно прочесть воспоминания этой неординарной личности — самой французской из всех англичанок! — вышедшие теперь и на русском языке, чтобы в этом убедиться.
«Дневник обезьянки» — записи юной Джейн, сделанные на английском и датируемые 1957-1982 годами. «Post-scriptum» —объёмное взрослое послесловие на французском к сказанному в первой книге — 1982-2013 год. Между этими периодами пролегло много радостных событий и много печальных, в числе которых — смерть Генсбура, как ни крути, главного мужчины её жизни. В гроб Сержу Джейн положит свою любимую детскую игрушку — обезьянку Манки, которой доверяла все свои секреты, с которой была неразлучна. Именно к Манки эта взрослая девочка обращалась на страницах своего дневника… С Сержем они давно расстались, но смерть его всё равно стала для Джейн тяжелейшим шоком. Генсбур во многом и сделал Джейн той самой живой легендой — скандальная песня «Я тебя люблю… я тебя тоже нет» навсегда изменила её жизнь. Трогательная запись в дневнике свидетельствует о том, как Джейн давала послушать этот трек своим родителям, убавляя громкость в том месте, где звучат совершенно однозначные стоны. Она всегда была любящей дочерью, заботливой сестрой и нежнейшей матерью — ну и женой, конечно, пусть не всегда верной, но при этом абсолютно преданной.
Биркин продолжала вести свои записи в дневнике и после смерти Генсбура — вплоть до 11 декабря 2013 года, когда её старшая дочь Кейт покончила с собой. У Джейн было три дочери от трех разных мужей — Кейт, Шарлотта и Лу. Все три — красавицы, умницы, разносторонне одаренные, и нельзя сказать, что Кейт она любила сильнее других — просто она была «самой безрассудной, самой необычной, … самой смелой из смертных». Потеря Кейт стала для Биркин ударом, после которого трудно оправиться — и она решила принести в жертву судьбе свой дневник. «Я была не в состоянии продолжать, словно больше не имела права выражать свои мысли в состоянии того тумана, которым меня накрыло. Я утратила веру в себя как мать. Я сошла с арены… Как можно после этого вести дневник?»
К счастью для всех нас, Джейн не стала противиться желанию своей подруги Габриэль Кроуфорд разобрать её тетради, полные записей за многие годы — и даже сделала к ним комментарии из дня сегодняшнего. Получилось любопытное повествование — свои давние слова Биркин дополнила подробностями, о которых раньше не хотела — или не успела рассказать. «Люди не меняются, — пишет Джейн. — Какой я была в 12 лет, такой и осталось. Недоверчивость, ревность, желание нравиться… Сегодня я лучше понимаю, почему все мои романы длились недолго».
Для большинства людей привычка фиксировать в письменном виде события дня служит чем-то вроде психотерапии с одной стороны и возможностью обмануть беспощадное время — с другой. Джейн начала вести дневник в 11 лет, и он быстро стал для неё верным другом, который всегда выслушает и никогда не обманет. «Дорогой Манки! Сегодня я ненавижу школу. Я чувствую себя опустошенной и мертвой. <…> Вчера вечером я расплакалась в часовне. Все у меня наперекосяк, за что я ни возьмусь, все выходит боком. До чего мне все это надоело». Коротенькие записи с каждым годом становятся длиннее, но они все так же откровенны. Джейн доверяет дневнику даже то, что не расскажешь маме или близкой подруге — свои переживания по поводу внешности, груди, которая не хочет расти и месячных, которые никак не начинаются. Первые влюбленности, первый роман, закончившийся браком — к сожалению, несчастливым. Кинокомпозитор Джон Барри (между прочим, автор саундтреков к трем фильмам Бондианы) относился к юной жене, мягко говоря, равнодушно — и она в конце концов сбежала от него, прихватив с собой грудную Кейт. Её ждала новая судьба во Франции, ждали самые яркие знакомства, о которых только можно было мечтать в шестидесятых-семидесятых и умопомрачительная карьера — достаточно сказать, что первым фильмом, в котором снялась Джейн, стал «Blow up» Микеланджело Антониони (1966), что она работала вместе с Роми Шнайдер, Питером Устиновым, Бриджит Бардо, Жан-Луи Трентиньяном, Мэгги Смит, а тусила — с Романом Полански, Михаилом Барышниковым, Миком Джаггером, и так далее, и так далее… При этом сама Биркин вовсе не было высокого мнения о собственных способностях: «Я не профессионал, я случайная находка, которая оказалась в нужный момент в хороших руках». Главное на съемочной площадке, по словам Джейн — «хорошие отношения с техническими специалистами. Если они на твоей стороне — все будет в порядке». И певицей она была, конечно же, не первого ряда, тем не менее, с конца 1980-х выступала и выступает по сей день с сольными концертами, исполняя написанные для нее песни Генсбура. И художницы из нее не получилась, хотя милые рисунки, приведенные в дневнике, обладают своеобразным очарованием…
Так кем же она была, прекрасная Джейн Биркин? Всегда ведь хочется добавить что-то еще к традиционному ряду «женщина и мать», даже «музы» как-то недостаточно… Прочитав дневники Биркин, можно смело сказать, что она на сто процентов состоялась как писатель — даже если никогда не ставила перед собой такой цели. Её воспоминания в самом деле очень талантливо написаны, а некоторые пассажи дадут сто очков вперед сочинениям профессиональных литераторов. Например, описывая встречу со своим любимым писателем Грэмом Грином Джейн дает такой портрет: «У него были такие голубые глаза, что казалось, будто ты сквозь дырки в его черепе смотришь в лазурное небо». Ну прекрасно же, правда!
С огромной нежностью Биркин пишет о своих родителях, сестре Линде и брате Эндрю, талантливом историке — сам Кубрик пригласил его работать ассистентом в «Космической одиссее 2001», а потом доверил собирать материалы для так и не снятого «Наполеона». Успехами родных Джейн гордится едва ли не сильнее, чем собственными, в ней чувствуется потребность отдавать, заботиться, любить, а не только принимать поклонение. Она — не сумка!
И кстати, сумку «Биркин», созданную по мотивам «фирменной» плетеной корзины, с которой Джейн позировала на многих фотографиях, сама Биркин не носит — говорит, что она для неё слишком тяжелая и предпочитает холщовые музейные шоперы.
