Не знаю, зачем придумали классный час. Просто лишний урок, который никому не нужен. Но в расписании стоит. Елена Игоревна, наша новая классная, его проводит. А мы его высиживаем. Оле с Соней хорошо — они любят рисовать. Сидят себе, рисуют. Игорь на голове стоит. В переносном, конечно, смысле. Мы с Леней уроки делаем. Тайком. Потому что вообще-то классный час — для общеклассной работы. Что-то нужно делать всем вместе, а у нас вместе не получается. Потому что у всех интересы разные. Елена Игоревна предлагала спектакли ставить, но мы уже на этапе выбора пьесы все переругались. Даже до распределения ролей дело не дошло. Была идея классный час на свежем воздухе проводить, но и тут общего занятия для всех не нашлось.
— Давайте делать газету!
Елена Игоревна — она такая маленькая, голос у нее тихий, не все слышат, а кто слышит, те делают вид, что не услышали. Мне, может, и интересно было бы газету делать, но я сижу молчу. Потому что с нашим классом все равно каши не сваришь.
— Давайте! — Это Даша. У нее голос о-го-го. Ее сразу все услышали. — А кто у нас будет главный редактор?
— Куницын!
Я сделал вид, что задумался о своем.
— Гоша!
— Тут я.
— Будешь газету делать?
Мама всегда с упреком говорит, что я не умею вежливо отказывать. Так и есть, мне отказать неудобно, на все подряд соглашаюсь. В спектаклях играть, в конкурсах чтецов участвовать от школы… «Кто поедет? — Куницын, он артистичный и хорошо запоминает текст». В олимпиадах… «Кто пойдет? — Куницын, у него все пятерки». У Лени, может, тоже все пятерки, но от школы почему-то всегда меня везде суют. Ну и ладно, я уже привык. Но газета эта…
Вообще-то я уже несколько раз был главным редактором. Во-первых, в младших классах делал журнал о свиньях. Во-вторых, совсем недавно издавал семейный журнал. Это я сам придумал — делать журнал в последней нашей итальянской поездке. Чтобы не скучать во время тихого часа. Тихий час ввела мама. И никакой это не час, а три часа — чтобы они с папой могли поболтать и посмотреть кино, пока Сережка спит. «После обеда всем полезно поспать». Папа с ней, конечно, согласился, хотя после еды спать не очень-то полезно. Вот я и болтался без дела, пока не придумал журнал делать. Маме, конечно, предложил. Она же журнальный редактор.
— Ну давай. Ты придумай структуру — рубрики, из которых журнал будет состоять. И макет сделай, я тебя учила индизайном пользоваться. И дай мне какую-нибудь простую рубрику — я ее сделаю и в самом конце журнал отредактирую.
Неплохо, да? То есть я весь журнал буду делать один. Ну да ладно. Придумал я рубрики — о путешествиях наших, о насекомых, которые нас кусали, об итальянском языке и итальянской кухне, о фильмах, которые мы успели посмотреть, о музыкальных инструментах и музыкантах. И нужно было какую-то Сережкину рубрику сделать. Я придумал, чтобы Сережка истории рассказывал и рисовал к ним картинки. Я бы эти картинки фотографировал и вставлял в верстку. Я рисую не очень, а Сережкины рисунки считаются лучшими в его малышовой детсадовской группе. И истории он рассказывает неплохие, правда, однообразные. Во всех Сережкиных историях непослушный мальчик превращается в какую-нибудь машину. В экскаватор или там в грузовик. А концовку он из моих историй про волшебный лес берет. Мальчик этот, который грузовик, оказывается в страшном лесу с волками, зажмуривает глаза, обещает больше не хулиганить — и пожалуйста, вот он уже дома, у мамочки под боком, ест всякую вкуснятину и смотрит мультики.
С этой Сережкиной рубрикой больше всего сложностей возникло. Историю он мне быстро наговорил: мальчик превратился в поезд, поезд поехал в лес, там, понятно, волк, дальше «извините меня, пожалуйста, не буду больше» — и к маме. Завязка, кульминация, развязка, в лучших традициях мировой литературы. А вот с рисунком вышла история. Я заточил карандаши, нашел фломастеры и альбом и пошел Сережку уговаривать иллюстрацию нарисовать.
— Сережк, давай я тебе твою историю почитаю, а ты мне нарисуй.
— Давай нарисую! — охотно согласился Сережка. — Только сначала мне надо булочку.
Я принес булочку.
— И сок!
Сходил за соком. Сережка долго и с удовольствием ел булочку, запивал ее соком, а я держал бумагу и карандаши наготове. Наконец булочка закончилась, и Сережка спрыгнул со стула.
— Ты куда? Ты мне рисунок обещал!
— Да я тебе нарисую вечером!
— Так уже вечер!
— Ну ла-адно. — Сережка снова взгромоздился на стул.
Я зачитал Сережке историю.
— Нужно поезд нарисовать. Лес и волка.
— Сначала я нарисую дорогу, по которой идет поезд, — важно сообщил Сережка, взял самый бледный серый фломастер и стал водить по бумаге. Казалось, он о чем-то глубоко задумался.
— Хорошо, Сережка, дорога уже есть. Теперь нужно нарисовать поезд!
— Нужна дорога! По которой поезд пойдет!
— Так ты ее уже нарисовал!
— Я еще хочу!
Тут, в самый неподходящий момент, конечно, нарисовалась в дверях мама.
— Ты Сережу не торопи! Художник — творческая работа, не терпит суеты. Он должен работать в своем ритме.
В Сережкином ритме можно до морковкина заговенья работать. Но я терпения набрался. Пусть рисует.
Сережка долго рисовал дорогу, потом задумчиво отложил фломастер.
— Ну что, готова дорога? — нетерпеливо спросил я.
— Готова.
— Вот тебе новый листок! Нарисуй поезд!
Сережка снова взял серый фломастер и начал водить по бумаге.
— Тут будет дорога, — уверенно заявил художник.
— Как? Опять?
— Нет, тут будет страшная дорога! Дорога в лесу! По ней поедет поезд!
— Лес-то нарисуй! И волка! Страшного волка нарисуешь?
— Нарисую. Вот тут будет поезд!
— А ты можешь для поезда взять другой цвет?
— Нет, я хочу серым!
Я достал из Сережкиного ящика с игрушками паровозик.
— Вот, смотри! Нарисуй с натуры! Вот такой поезд!
— Вот ви-идишь, — протянул Сережка, — этот поезд серый!
— Согласен! Нарисуй серый!
Сережка снова задумался и продолжил рисовать дорогу.
— Ладно, не надо поезд. Волка нарисуй! — Я подложил брату чистый лист бумаги.
Сережка хитро улыбнулся и занес над бумагой свой серый фломастер.
— Умоляю! Только не дорогу! Волка!
— Да. Но сначала дорога. — Он был неумолим.
— А давай сразу поезд!
— Да! Но потом!
— Гоша, дай ему отдохнуть, он тебе завтра нарисует. — Мама тут как тут со своими ценными предложениями.
На следующий день у Сережки вообще вдохновения не было. Я ходил за ним с альбомом и фломастерами до вечера, а он — ни в какую.
— Я его целый день уговариваю нарисовать волка! Что ему стоит? — пожаловался я маме.
— Сереженька! Помоги Гоше! Нарисуй ему…
— Лес и волка, — вставил я.
— Нет! Лес я не буду! Только волка!
