В рамках проекта «Наша Победа»
Владимир Богомолов «Жизнь моя, иль ты приснилась мне…»
Биография Владимира Богомолова (1924-2003) изобилует разночтениями. Спорят о том, в разведке или контрразведке служил автор «Момента истины», до 1950-х носивший фамилию отца – Войтинский, а впоследствии взявший материнскую фамилию Богомолец с изменённым окончанием; почему избегал публичности и не вступал в творческие союзы… После его смерти появились даже публикации о том, что он будто бы выдумал себе военную биографию; оставим эти сенсации на совести их авторов.
Неоконченная книга «Жизнь моя, иль ты приснилась мне…», вышедшая полностью – насколько успела написаться – только в 2012 году (в 1990-х как отдельные повести выходили главы «Вечер в Левендорфе» и «В кригере»), – самое большое, под девять сотен страниц, и самое непрочитанное произведение Богомолова.
Повествование ведётся от лица старшего лейтенанта Федотова. Сам Владимир Осипович туманно определял книгу как «автобиографию не совсем вымышленного лица», так что ставить знак равенства между автором и героем не стоит, хотя жизни Федотова и Богомолова выглядят сходными «до степени смешения». Определить жанр сложно ещё и потому, что книга эта – сплав художественного с документальным.
Военная проза и мемуары чаще всего ограничиваются рамками победного мая 1945-го. Богомолов же подробно пишет о службе в только что побеждённой Германии, не скрывая никаких изнанок – так что при желании пропагандист любого толка найдёт здесь цитату для себя.
Из Германии Федотов попадает в Маньчжурию, на короткую войну с Японией августа 1945 года, почти не отражённую литературой. Командует ротой, получает ранение, изнывает в харбинском пригороде от «бездействия, скуки и страшных маньчжурских мух, прозванных пикирующими бомбардировщиками»…
Дальше – ещё интереснее: Владивосток, ожидание нового назначения. «В бесконечных разговорах… пугали Чукоткой и Курильскими островами, свирепыми пургами, нескончаемыми морозами и снегом… отсутствием какого-либо жилья, даже землянок, и полным отсутствием женщин, которых, как к моему недоумению и растерянности обнаружилось, там будто бы заменяли белые медведицы». Федотова «законопатили» именно на Чукотку – место, по слухам, «чудовищное, гиблое». Туда – а именно в посёлки Провидения, Анадырь, Урелики – перевели 126-й лёгкий горно-стрелковый орденов Богдана Хмельницкого и Красного Знамени корпус, сформированный на Карельском фронте и отлично проявивший себя на Севере. До известной фултонской речи Черчилля оставалось несколько месяцев, но де-факто холодная война уже началась, вчерашние союзники стали соперниками. 10-тысячный корпус передислоцировали на Чукотку – ближайшую к Штатам территорию СССР – для решения оборонительных противодесантных задач. Хотя, конечно, тут же пошли слухи о том, что Сталин хочет захватить Аляску, чтобы исправить ошибку Александра II…
В этой книге Богомолов выступает летописцем одновременно Великой Отечественной и холодной войн. Кроме того, он пополнил своей, весьма оригинальной страницей «чукотский текст» русской литературы, где уже отметились – столь по-разному – Тан-Богораз, Сёмушкин, Шундик, Рытхэу, Куваев…
Чукотские главы романа полны невыдуманных деталей, позволяющих – с известными оговорками – свести автора и героя к одному лицу. Судя по приметам, Федотов попал в Урелики (ныне – заброшенный военный городок). Бойцам пришлось в условиях полярной зимы спешно оборудовать жильё, батареи, аэродромы, бомбоубежища… Первое время жили в палатках и землянках, страшно мёрзли, болели. Женщин не было – притом что «на складе… хранились десятки ящиков, набитых никому здесь не нужными… японскими трофейными презервативами». Герой Богомолова – боевой офицер – признаётся, что именно на Чукотке «впервые познал, почём фунт лиха».
На американском берегу недавний союзник испытывает танки, стрелковое оружие, обмундирование в условиях Крайнего Севера. Над расположением частей корпуса гудят американские разведчики и бомбардировщики (а ведь совсем недавно, в 1942-1945 гг., через Чукотку проходила трасса «Аляска – Сибирь», созданная для перегона ленд-лизовских самолётов из США в СССР). В Беринговом проливе барражируют американские корабли и подлодки. Федотов-Богомолов: «Американские моряки, различимые даже с берега в полевые бинокли… часами рассматривали нас, фотографировали; на крейсерах… игралось учение: броневые орудийные башни разворачивались в нашу сторону, одновременно на воду спускались катера, полные вооружённых американских матросов… В бригаде каждый раз объявлялась боевая тревога». В чукотских эскимосах, до 1948 года имевших право свободно ездить на Аляску к родственникам, подозревали шпионов.
Федотову снятся американцы, катящие на джипах по льду Берингова пролива: «Как саранча, как татаро-монголы, несметными полчищами… пёрли на нашу территорию». Были и другие сны: «Выбив американцев с советской земли, мы… высаживались за океаном и мчались куда-то по гладким, широким шоссейным дорогам, в точности напоминавшим автостраду «Берлин – Кёнигсберг»… Трудящиеся Соединённых Штатов приветствовали нашу высадку». Старлей не до седьмого – до семнадцатого пота гоняет роту, а после отбоя обдумывает тактику боя среди небоскрёбов. На учениях отрабатываются как оборона побережья от американского десанта, так и захват плацдарма на том берегу. Уже в послебогомоловские времена, в 1948 году, на базе корпуса развернут армию под командованием боевого генерала, Героя Советского Союза Олешева. В устьях Индигирки и Колымы начнётся строительство аэродромов для «стратегов» («ту-четвёртых», без лицензии скопированных с американских «суперкрепостей» В-29), способных через полюс достичь Вашингтона.
До войны, слава богу, не дошло. Но вскоре, в 1950-м, США с Советским Союзом действительно столкнулись, причём именно на дальневосточных рубежах, только южнее – в небе Кореи.
В последние годы заговорили о борьбе за ледовитый шельф, переделе Арктики, «заполярном спецназе»… Не окажутся ли сны лейтенанта Федотова вещими?
