«В случае если мальчик будет обнаружен, по сигналу наших ракет «поддерживающие средства» — две батареи 76-миллиметровых орудий, батарея 120-миллиметровых минометов, две минометные и пулеметная рота — должны интенсивным артналетом с левого берега ослепить и ошеломить противника, окаймить артиллерийско-минометным огнем немецкие траншеи по обе стороны оврага и далее влево, чтобы воспрепятствовать возможным вылазкам немцев и обеспечить наш отход к лодке.»
Осенью 1943 года на боевое охранение части, готовящейся форсировать Днепр, выходит Иван Буслов — переплывший ледяную реку опытный разведчик, угрюмый, но самоуверенный, умеющий проскальзывать сквозь тройные немецкие оцепления, собирая ценнейшую информацию, имеющий полномочия связываться через головы офицеров с штабом армии, прошедший фронт, партизанский отряд и лагерь смерти, при ордене, медали и пулевом шраме. Опытному разведчику двенадцать лет. Он живет, чтобы мстить.
Владимир Богомолов стал легендой при жизни, после смерти легенды активно множились — мифами обросли практически все стороны жизни писателя, от его подлинного имени, происхождения и фронтового опыта до степени документальности и достоверности его книг. Но это не слишком важно. Важно, что Богомолов, законченные произведения которого занимают один не очень толстый том, вошел в историю мировой литературы как человек, который донес до читателя новую правду о войне. Даже две правды. Одну — о военной разведке, контрразведке и чудовищной цене почти неслышных слов, которые заставляют равнодействующую миллионов воль вращаться совсем в другую сторону. Этому посвящен великий роман «Момент истины». Вторую — об умении детства, которое вроде бы убили, выживать и мстить так, что взрослым страшно. Об этом великая повесть «Иван», которая поначалу воспринималась как полемический ответ несколько слащавому катаевскому «Сыну полка», потом — сугубо как литоснова фильма Тарковского. Шестьдесят лет спустя повесть пугает: одних — деловитой суховатостью слога, других — очень внятным изложением сути войны.
Читать необходимо.
“Вскоре приехал Холин. Рослый темноволосый красавец лет двадцати семи, он ввалился в землянку с большим немецким чемоданом в руке. С ходу сунув мне мокрый чемодан, он бросился к мальчику:
— Иван!
При виде Холина мальчик вмиг оживился и улыбнулся. Улыбнулся впервые, обрадованно, совсем по-детски.
Это была встреча больших друзей, — несомненно, в эту минуту я был здесь лишним. Они обнялись, как взрослые; Холин поцеловал мальчика несколько раз, отступил на шаг и, тиская его узкие, худенькие плечи, разглядывал его восторженными глазами и говорил:
— …Катасоныч ждет тебя с лодкой у Диковки, а ты здесь…
— В Диковке немцев — к берегу не подойдешь, — сказал мальчик, виновато улыбаясь. — Я плыл от Сосновки. Знаешь, на середке выбился, да еще судорога прихватила — думал, конец…
— Так ты что, вплавь?! — изумленно вскричал Холин.
— На полене. Ты не ругайся — так пришлось. Лодки наверху, и все охраняются. А ваш тузик в такой темноте, думаешь, просто сыскать? Враз застукают! Знаешь, выбился, а полено крутится, выскальзывает, и еще ногу прихватило, ну, думаю: край! Течение!.. Понесло, понесло… не знаю, как выплыл.
Сосновка был хутор выше по течению, на том, вражеском берегу — мальчика снесло без малого на три километра. Было просто чудом, что ненастной ночью, в холодной октябрьской воде, такой слабый и маленький, он все же выплыл…” (В. Богомолов “Иван”)
