В рамках проекта «Наша Победа»
Война народная, война священная… война нежданная. Главное слово сорок первого года — «вероломно». Немец вероломно напал, сжёг, разбомбил. РККА и весь советский народ долго ещё будут собираться с силами, прежде чем дать захватчику должный отпор. Оно и ясно — совсем недавно Молотов и Риббентроп радостно трясли друг другу руки, Эйзенштейн ставил вагнеровскую «Валькирию» в Большом театре, а Жданов кричал с трибун о кознях французов-англичан. Народ подпевал «Волге-Волге» и жевал пломбир — жить ведь стало лучше, веселее. Послевоенные певцы орденов и медалей тоже разводили руками: завтра, дескать, была война. Пришла беда, откуда не ждали.
Да ждали, конечно. Аж с середины тридцатых, когда в кино ещё гремели «Борцы» фон Вангенхайма. Воздух буквально пропитался солдатским потом и острым пороховым духом — унюхали его, понятно, и режиссёры. Из-за миссии Канделаки и прочих попыток «наладить связь» с Рейхом говорить о грядущей войне можно было только метафорами и двусмысленностями. Власть же недвусмысленно эти фильмы давила. А иногда — разрешала. Игрища с прокатом того же «Александра Невского» стали настоящей притчей во языцех [1]. Но самый агрессивный, воинственный и бескомпромиссный фильм о наступающей войне современники смотрели без проблем. В тридцать девятом году.
***
Иван Пырьев — это Гайдай (и Рязанов, и Данелия, и вообще все мало-мальски успешные послевоенные комедиографы), только на тридцать лет раньше. В условиях торжествующего соцреализма делать по-настоящему смешные фильмы как-то разучились — эксцентрическая комедия была под запретом, мэтр Протазанов терял хватку, а кульбиты «Лысого» [2] ну никак не соответствовали идеалу просвещённого рабочего. Так что все тридцатые за жанр отдувалось два режиссёра — Григорий Александров и сам Пырьев. С первым всё понятно — большой знаток заграничного репертуара [3], он крайне удачно (а главное, вовремя) переложил формулу американского мюзикла на язык родных осин. Иван Александрович пошёл другим путём — и буквально с первого захода [4] создал фундамент, на котором «та самая» советская комедия будет стоять ещё почти сорок лет — «Богатую невесту». Образцовый сталинский лубок возлежал на трёх слонах: песнях, кукурузных зубах и национальном колорите. Ничего не напоминает? Любимые до мигрени «Свадьба в Малиновке», «Человек с бульвара Капуцинов»… И, конечно, «Трактористы».
Этот фильм смотрели все — по степени затасканности среди довоенных лент «Трактористы» уступают разве что «Чапаеву». Сказ о том, как танкист полюбил колхозницу, да и женился на ней — удивительно живучая история, способная найти отклик даже в нежной душе современного россиянина. Но вот любая попытка детально вспомнить сюжет проваливается после «трёх весёлых другов» и «забодай тебя комар». Неужели где-то в этом пасторально-колхозном раю прячется свирепая милитаристская пропаганда?
В том-то и дело, что не прячется. Предчувствие бойни разлито в воздухе, сквозит в характерах, песнях, словах — и кажется оно не мрачным предсказанием оракула, но весёлым ожиданием схватки. Веселье граничит с безумием: главного героя зовут Клим [5], в переводе с латыни «мягкий», «кроткий». Кроткий танкист, только-только вернувшийся с Халхин-Гола — подходящий типаж для макабрической любовной истории. По всему фильму раскиданы странные и даже пугающие намёки — вроде зарытой в землю немецкой каски, над которой председатель колхоза произнесёт целую проповедь. Кажется, что в эту счастливую, почти брызжущую серотонином страну понемногу проникает другой мир — боли и мучений. А румяные мóлодцы и пышные девки, сплошь населяющие тот мифический СССР, с радостью бегут ему навстречу: комбайнёры старательно приседают в противогазах, местный секс-символ Марьяна Бажан штудирует книгу про танкистов — это ведь куда интереснее вскапывания картошки! Иногда доходит до того, что призыв умереть за правое дело соседствует с весёлой прибауткой: «Опять немца, забодай его комар, на нашу землю тянет. Драться будем!»
Наверное, вы заметили, как часто в тексте звучит «танк». По сути, это металлическое чудище и есть главный герой картины. Да, все ездят на тракторах — всё-таки колхоз — но ведь в самом фильме звучит: «Трактор, хлопцы, это танк!». Невинная аграрная машина в любой момент может ощетиниться смертоносной сталью. В наэлектризованном воздухе грядущей катастрофы каждая вещь, каждый человек будто обретает своего мрачного двойника — и в случае чего тонкую грань между ними очень легко преодолеть. И тогда «Трактористы» станут «Танкистами».
Апогей этого кошмара — речь председателя Кирилла Петровича на свадьбе — а как без этого — Клима и Марьяны. Приведу её целиком:
«Вы от доброго корня, хлопцы. Вы — плоть от плоти рабочих и крестьян нашей родины, которые гнали шляхту до Варшавы, которые немцам всыпали как надо, и кровью завоевали власть, землю и социализм! Будьте ж, хлопцы, достойны своих отцов! Берегите и никому не позволяйте рушить ваше счастье! Бейте в хвост и в гриву всякого, кто сунется на нашу землю! Живите, хлопцы, размножайтесь, веселитесь — забодай вас комар! Но каждую минуту будьте готовы встретиться с врагом!»
Грубая, но действенная манипуляция сознанием масс: призыв не посрамить «отцов», вспомнить героическое прошлое, набить морды инородцам здесь сочетается с радостными интонациями свадебного спича. Триумфальное приветствие новой жизни — ещё и торжественные проводы в последний путь.
***
Весь ужас в том, что ни создатели, ни зрители фильма не увидели противоречия в этой чудовищной дихотомии. Вот уже двадцать лет все они жили под дамокловым мечом судьбы — голод, репрессии, война, что хуже, ожидание войны закалили людей, сделали их почти апатичными к будущему страны. Как скажут — так и будет. Всё равно нужно было смеяться, радоваться, любить — в общем, жить. Пусть и под прицелом танкового дула.
Страх приедался, опасность забывалась. А в преддверии войны народу нужно было напомнить — враг не дремлет. Показать зверства условных нацисто-фашистов, что в прошлом делал и сам Пырьев, было глупо — никто на такую депресятину не пошёл бы. Потому условные триггеры закладывались в сверхпопулярные тогда жанры — мюзиклы, мелодрамы и, разумеется, комедии. Глубоко их не закапывали, хотя тогдашние методы киновыразительности вполне позволяли замаскировать их до полной невидимости — просто не было нужды прятать что-либо от зрителя. Задача была только одна — показать. Остальное — идеология.
И что же нам теперь делать с «Трактористами»? Сжечь все копии и предать забвению? Разумеется, нет. Даже если мы проигнорируем огромную художественную ценность фильма, он останется важнейшим историческим документом. По этой, на первый взгляд, необременительной комедии можно реконструировать целую эпоху. Ту странную предвоенную эпоху, когда даже комедии звали на смерть.
———
[1] «Невского», содержащего множество аллюзий на современную политическую обстановку, выпустили в прокат в 1938 году на фоне напряжённых отношений с Германией, но после заключения Пакта о ненападении в 1939-м фильм «убрали на полку». Вернули его лишь через два года, с началом Великой Отечественной войны.
[2] Лысый — герой популярных в дореволюционной России фарсовых комедий. Показателен фильм «Лысый влюблён в танцовщицу».
[3] Александров, «протеже» Эйзенштейна, сопровождал своего наставника в большой заграничной поездке, в ходе которой они надолго осели в Голливуде — вероятно, там Григорий Васильевич и нашёл вдохновение для будущих шедевров.
[4] С первого захода в комедии. Его предыдущие работы — «Государственный чиновник», «Конвейер смерти», «Партийный билет» — подвергались жёсткой критике со стороны власти и часто запрещались.
[5] Ныне самостоятельное, имя Клим является производным от типичного для римской аристократии Климента.
