Вино заканчивалось к концу лета, его не хватало до нового урожая.
Дед оставлял бочку открытой, чтобы проветрилась: смертелен для человека углекислый газ, скопившийся за год.
Потом дед собирал в молочную флягу дурманящую жижу со дна, затевал бражку, делал ракию.
Мыл стенки, давал бочке отдохнуть, чтобы заполнить вином нового урожая.
Ракия была прозрачной, горючая слеза двойной перегонки: когда ее разливали по бутылкам, она струилась бесцветной текучей лавой знойного миража, искажая предметы, запирая дыхание.
Проверяли силу и крепость: подносили огонь к лужице в блюдце на столе. Короткая вспышка голубого огня, легкий промельк, едва уловимый хлопок — и появлялась почти без тени подвижная энергия, готовая вывести на околоземную орбиту не только человека, но и тяжелый космический аппарат.
Казалось, если попадет капля на кожу, в этом месте будет ожог.
Едва видимый огонь готов был погаснуть, но нет, он продолжал пульсировать, черпая жизнь из могучих градусов, скопивших силу от брожения виноградных ягод.
Постепенно утихал, вот последний сполох.
Сухая посудинка хранила короткое тепло, согревая пальцы.
Дед кивал, подтверждая, что испытания прошли успешно.
Предстояла новая, большая работа.
Дед приступал к подготовке бочки и подвала к осени, к новому виноградному году: подправлял крышу, подновлял ступени, проверял надежность полок.
Поднимался рано. Работал по солнцу, без перекуров, в удовольствие и во благо, с хорошим настроением, успевая сделать много, без спешки.
Если уставал, присаживался отдохнуть. Обрезки досок не шли в топку: в разных местах домашнего хозяйства можно было обнаружить добротные разнокалиберные скамеечки, сделанные его руками.
Удобно и практично.
С наступлением жары уходил завтракать и отдыхал до вечера.
Со стороны вся эта работа была похожа на древний ритуал смены времен года: в полном согласии с природой, разумной необходимостью жизни человека.
Так гроздь винограда состоит из отдельных мгновений ягод, сцепленных за лето в гроздья общего начала лозы, в этом залог вечного движения по кругу колеса жизни.
