В рамках проекта «Наша Победа»
Журналистская быль
Каждый понедельник редакционная планёрка начинается одинаково. С моего опоздания. В нашей жёлтой газете меня держат только из милости. Как мальчика для битья. Терпят, потому что терпеть не могут. Не хотят искать другого козла отпущения.
Это как разминка перед долгим забегом в длину и ширину газетных полос – избиение бородатого младенца. Показательная порка пером. Коварство без любви.
Редактор: – Ты сделал то, что обещал?
Я: – Нет…
Редактор (грозно): – Почему?
Я: – Да… всё руки как-то не доходят.
Редактор (язвительно): – А ты не пробовал ногами дойти?!
Я понимал, что это не моё, что, возможно, занимаю чьё-то место, но всё не мог решиться уйти, да и с работой в регионе было туго. Мне никогда не нравилось врать, придумывать фейки, собирать чудовищные сплетни, а в последнее время журналистика становилась именно такой.
Кроме двух сторон одной медали есть ещё четыре стороны света, пятый угол, шестое чувство, седьмое чудо света – то есть мой главный редактор. Человек неопределённого возраста и внешности. Он всегда брался за дело раньше, чем дело бралось за него. Он знал и любил свою профессию – продавца воздуха. Спёртого воздуха. Спёртого у конкурентов воздуха. «Мой принцип в журналистике, – говорил он, – берёшь чужое, несёшь как своё!..»
И вот по заданию редакции я должен был поехать в Горный Алтай. «Мне нужен для этого дела придурок, романтик и циник одновременно, то есть ты, – сказал он с брезгливой миной на лице и добавил: – Это твой последний шанс не потерять работу».
Задание было такое: встретиться с ветераном Великой Отечественной, генералом в отставке Нефёдовым, у которого, как стало известного нашему редактору хранится… череп Гитлера!
– Не может быть, – я настроен скептически, – по официальным данным, череп Гитлера, ну или что там от него осталось, хранится в Госархиве, и…
– Ага! На-ка, выкуси! – торжествует редактор, потирая руки. – Врали все эти годы!
По словам моего шефа, вроде как в сорок пятом, в Берлине, лейтенант Нефёдов участвовал в эксгумации обгоревших костей «бесноватого фюрера». Своим друзьям генерал неоднократно рассказывал, что прихватил тогда череп и всё это время он лежал у него дома в Москве, чуть ли не под кроватью.
Несколько лет назад, после смерти жены, отставной генерал бесследно исчез из столицы. Никто – ни дети, ни родные и близкие, ни друзья по Совету ветеранов не знали, куда он делся. А тут вдруг агентурные данные донесли – вот уже два с лишним года генерал Нефёдов живёт у нас в Горном Алтае, на Телецком озере. Оказалось, он наш земляк, вернулся в старый родительский дом и ведёт теперь жизнь отшельника. «Возьми фотик, сделаешь с этим перцем эксклюзивное интервью для наших глянцевых изданий и фоторепортаж, – наставлял меня главный редактор, – но главное – постарайся любой ценой раздобыть этот хренов череп, это задание директора холдинга. Если надо – купи, деньги не вопрос…»
– А зачем он нужен-то? – не унимаюсь я.
– Не твоего ума дело, – злится редактор, – и не моего, понял?.. Может, для каких ритуалов… – И хихикает как идиот.
Информацию про Нефёдова нашему редактору слила журналистка местной районки. Её звали Айкамуш и она должна была стать моей проводницей. «И помни, что настоящий журналист любит три вещи – сочных женщин, сочное мясо и сочное слово! И никаких мне больше, блин, зарисовок с выставки! Всё, свободен…» – сказал редактор, выпроваживая меня из кабинета.
Я пожимаю плечами и ухожу к себе в ньюсрумовский загончик, готовиться к командировке.
Нефёдов жил в посёлке Верхний Чулок в устье реки Чулушман. Айкамуш – очень красивая девушка-метиска, в ней смешались русская, алтайская и казахская кровь. Нам с ней крупно повезло: в пять утра большой катер шёл в другой конец Телецкого озера забирать группу туристов, и капитан согласился забросить нас туда. Возвращался катер этим же днём, и нужно было на него успеть.
За суп из тушёнки и жидкий чай с нас на этой посудине содрали столько, сколько стоит обед в дорогом московском ресторане. Правда, за неожиданно разыгравшийся шторм с нас никто денег не взял (думаю, не догадались).
Телецкое расщедрилось и подарило каждому по розе ветров, невесело пошутил я. Шквальный ветер и проливной дождь загнали немногих пассажиров в каюты. Нас бросало то вверх, то вниз, вода сочилась через неплотно подогнанные иллюминаторы. К Верхнему Чулку мы подплыли в состоянии полной прострации. А тут ещё постоянные звонки по мобильнику главного редактора. Он и на расстоянии продолжал держать меня на коротком поводке, давая свои ценные указания и не забывая напоминать, что я ничтожная, беспомощная личность.
Погода, как это бывает в горах, резко изменилась. Ветер угнал тучи, над изумрудными озёрными водами – голубая эмаль неба с небольшими, будто облупившаяся краска, облачками. Солнце устроило нам адскую духовку. Жарко, душно и высокая влажность, словно в тропиках. Тут же на берегу я быстро переоделся в футболку и шорты.
– Зато здесь никогда не бывает комаров, – как бы извиняясь за переменчивую погоду сказал капитан катера.
Айкамуш решила зайти к своим родственникам в гости – мы условились встретиться с ней на причале.
– Смотри не опоздай, – напомнила она с улыбкой, – а то застрянешь здесь как некоторые, навсегда!
Что она имела ввиду я не знал, но испытывать судьбу точно не собирался.
Попавшаяся мне на пути смешливая деревенская красавица годков пятидесяти пяти, показала на добротный бревенчатый дом, в котором и жил отставной генерал Нефёдов.
В вылинявшей тельняшке, соломенной панаме, галифе и калошах на босу ногу, он возился во дворе с надувной резиновой лодкой. Старик собирался завтра на рыбалку, ставить на озере сети на сига, щуку и хариуса.
Я рассказал ему всё как есть, что журналист, что мне заказали написать о нём большой материал. Правда про череп Гитлера спросить пока не решился. Кто его знает, как он отреагирует?
Зашли в летнюю кухню.
Нефёдов предложил своей шестидесятиградусной самогонки на кедровых орешках.
Мы выпили, крякнули. Закусили чёрным хлебом, яйцами, салом и зелёным луком.
Потом Нефёдов закурил свою махорку, – самосад! – похвастался он, и в течение нескольких долгих часов я вежливо слушал его рассказы о боевом пути, о наградах, о друзьях-товарищах, всё не решаясь спросить о черепе Гитлера.
– …Мы ждали его уже два с лишним часа, – рассказывал старик Нефёдов, – а ведь горючего-то у него могло хватить всего минут на сорок, с запасным баком – ещё минут на двадцать. Получается, час, правильно? И вот уже вечер, мы и ждать перестали, разошлись кто куда… И вдруг его самолёт появляется на горизонте! Почти через шесть часов после вылета! Мотор, естественно, работает на холостых оборотах. Садится. Все подбегают к нему.
Что случилось, Валера, где был столько времени? Как долетел, где дозаправлялся? Нигде, говорит, недозаправлялся. Летел и всё, просто очень сильно хотел долететь. Но ведь прошло шесть часов?! Шесть! Это же невозможно без посадки! Так не бывает…
Не поверили, естественно. Я политруком части был, защищал его как мог… Чуть самого не разжаловали. Было следствие, допросы… Решили, что его завербовали фашисты. Увезли в центр. Трибунал, и, в конце концов, расстреляли мужика. А я знаешь, что вспоминаю? Мы с ним жили в одном блиндаже, и он всегда перед вылетом брился. Другие лётчики наоборот перед заданием не сбривали щетину, мол, плохая примета, а он брился – будто назло всем суевериям… А когда вернулся, у него отросли борода и усы, понимаешь? Не просто там, щетина вылезла, а приличная такая борода. И вот я до сих пор мучаюсь… Ведь зря его тогда к стенке поставили, а? Читаю сейчас про всякие там аномальные зоны… А ведь точно Валерка попал тогда в иное измерение? Где время медленнее течёт… Ты, как думаешь?
Я сказал, что, наверное, и вправду зря хлопнули героя. Старик Нефёдов, похоже, здорово расстроился. Кряхтя, помассировал затёкшую ногу, и найдя во мне благодарного слушателя, стал рассказывать свои байки дальше.
– …Ты, наверное, ещё и в Бога веришь? – спрашиваем мы, значит, этого мужичка, к нему кличка Баптист приклеилась. Весь он такой правильный, аккуратный, тихий. Не матерится, в споре всегда уступает, всем помогает, приказы любые выполняет. А дело-то на Курской дуге было. Я тогда ещё лейтенант молодой, при штабе. Лето, жара градусов тридцать пять, даже ночью не спадала. Ну вот, веришь в Бога-то? – спрашиваем. «Нет, – отвечает, – раньше веровал, а сейчас уже нет». А что так? «Если бы Бог существовал, – говорит, – справедливый и всемогущий, он сейчас был бы здесь, на передовой и дожидался бы вместе с нами атаки». И вдруг, – дверь в землянку – бац! – открывается. И входит молодой такой, худощавый лейтенант в новенькой ещё форме, и говорит: «Здорово, мужики! Я ваш новый политрук. Завтра утром поведу ваше подразделение в атаку».
Ну политрук и политрук. Не будешь же документы проверять? Зачем? Не было никакой надобности. И что ты думаешь? И повёл! И мы поднялись, ведь как один поднялись за ним! А фрицы лупили, только мясо с кровью в разные стороны летело. Но мы ведь прорвались, выбили их тогда, погнали отовсюду! Да… А когда бой закончился – глядь, а нет с нами никакого политрука. Как-так? Делаем запрос в штаб дивизии – нам отвечают, никого, мол, не посылали…
Тот знаменитый снимок, помнишь? В школьных учебниках он есть. Политрук там, в пилотке, с пистолетом над головой? Повернулся к своим бойцам так, что лица почти не видно? В атаку, орет, сукины дети! Ну, этого политрука ещё на десятирублёвках в 2000 году, в честь 55-летия Победы отчеканили? Вспомнил? Это тот самый политрук и есть, я его сразу узнал. Не веришь? Я тоже не верил. А теперь думаю – одно из воплощений Бога, точно тебе говорю, парень!..
Так я просидел у генерала Нефёдова довольно долго.
За это время редактор позвонил дважды: «Череп Гитлера уже у тебя? Нет? Предложи старому пердуну денег, пусть продаст череп. Это заказ, понял? Важные, влиятельные люди. Коллекционеры из новых… Это их дело… Не облажайся в очередной раз, если хочешь остаться в газете…»
Незаметно, как бывает в горах, наступил вечер. С озера потянуло холодком. Мы со стариком Нефёдовым выпили на посошок, и я, наконец, решился. Начал что-то мямлить об историческом артефакте. Необходимости сделать музейным экспонатом. Показывать, так сказать, в воспитательных целях молодёжи. Безбожно врал и чудовищно краснел.
– Череп Гитлера? – хмыкнул Нефёдов, – да, точно, прихватил его тогда в Берлине… – Мне показалось, он покраснел. – Гордость дурацкая, мол, вот он я, победитель… А только он мне одни несчастья принёс. Сын погиб в аварии, жена долго и тяжело болела…
Он помолчал.
– Я вот в молодости ветеринаром хотел быть…– Я удивлённо поднял брови. – Да-да, серьёзно! Зверей лечить… А просидел в Министерстве обороны… Вроде как не своим делом занимался, чужую жизнь прожил… Я тебе его держать у себя не советую… Всё кувырком пойдёт…Чёрная в нём сила…
…Старик Нефёдов проводил меня до калитки. Череп, жёлтую кость с небольшим пулевым отверстием, я, злясь и ненавидя себя, молча сунул в рюкзак. Попросил проходившего мимо небритого и улыбающегося чему-то мужичка сфотографировать нас вместе. На память. На добрую память.
Потом мы тепло попрощались. Ветеран обнял меня, похлопал по плечу: бывай, парень. Я не сказал, мол, ещё увидимся, читайте про себя в журнале… Зачем врать? Я пошёл вниз, не оглядываясь, и чувствовал, как что-то подступает к горлу…
Однако вот что я сделал дальше. Я свернул с дороги, ведущей к причалу. Время ещё было, и я долго карабкался в гору, пока опять не зазвонил сотовый. «Ну, что, ты взял череп? Он у тебя?!» – дрожал от нетерпения голос редактора. «Да пошёл ты!..» – ответил я и выключил трубку.
Я забрался на самую вершину. Отдышался, не спеша покурил, потрясённо оглядывая окрестности. Вид на Телецкое открывался просто фантастический: капля вечности в бережных каменных ладонях Хана Алтая.
По сути, мы все карабкаемся на одну и ту же гору, только с разных сторон, подумалось мне. И ещё: жизнь бывает страшной сказкой со счастливым концом, а иногда, наоборот, счастливой сказкой со страшным финалом. Но и то, и то – имеет одинаковую ценность.
Я посмотрел вниз – там, на самом дне пропасти, текла стремительная горная речка. Бывают такие встречи, которые навсегда меняют жизнь. Сегодня я кое-что понял… И не хочу больше множить ложные ценности в глупое, фальшивое время…
Постояв ещё с минуту, я размахнулся и швырнул в пропасть череп Гитлера, а вслед – и свой мобильник.
В сумерках я спускался по горной тропинке – с неба на землю, к людям, туда, где в конце дороги был причал, и уже заждалась меня молодая, перспективная и очень деловая коллега Айкамуш. Скорее всего, после моей командировки она и займёт моё место в редакции.
А я… Как знать… Может скоро на самом деле захочу застрять здесь навсегда. Как отставной генерал, мой дорогой старик Нефёдов.
г. Барнаул
