Беседы с Никасом Сафроновым
Беседа первая. Наш журнал, детство, юность, славянский тип женщины, Микеланджело, Доре и Тернер…
Интервью с художником Никасом Сафроновым вышло за рамки простого интервью. Никас Степанович оказался очень общительным, разговор получился дружеским и большим по объему. Беседа вышла умная и целостная.
Не хочется резать по живому, решили мы. С умным собеседником расставаться не хочется, и мы надеемся, что наша дружба с замечательным художником, добрым и общительным человеком — надолго. Навсегда!
Не так давно в «Юности» завершился литературный конкурс «Добро побеждает зло». И наши беседы начались с разговора о добре и зле.
«Юность»: Вы, наверное, слишком добрый человек, а надо быть злым.
Сафронов: Доброта — это признак культуры, истинной христианской морали и мудрости. И это качество в первую очередь заложено моими родителями, которые были духовными, глубоко добродетельными и верующими людьми. Я помню, как мама, работающая медсестрой в детской больнице, вечно помогала всем детям, с которыми она сталкивалась по работе, кормила и давала одежду, ведь многие из них не имели родителей вообще. В детстве мне даже было немного обидно, что одежду, купленную нам, мама могла отдать другим мальчишкам. Но с возрастом я понял, что это и есть христианская и человеческая добродетель, которая проявлялась в тех бескорыстных родительских поступках. Такое отношение к людям и стало сутью и моей жизни, моей философией.
«Юность»: Никас, с Вашей бесконечно творческой выразительностью Вас должны рвать на куски все книжные издательства. Вы делаете книжные иллюстрации?
Сафронов: Ну, я не могу сказать, что прямо все-все гоняются, но справедливости ради скажу, что мои друзья, особенно писатели, или те, кто пишет свои мемуары, конечно, обращаются ко мне за оформлением своих книг. Что я с удовольствием и делаю. Таких оформленных мною изданий, по моему беглому подсчету, уже более восьмидесяти. Помимо этого, я и сам написал три книги воспоминаний, которые, конечно, сам и оформил. Многие фирм и разные компания также используют мои работы, например, для подарочных альбомов или новогодних календарей. Как-то в 1991 году я познакомился с Валентином Гафтом и подарил ему при встрече альбом с моими картинами. И он, изучая его в течение года или полутора лет, написал на мои работы около сотни стихов. Позже, где-то в 1994 году, у нас вышел совместный сборник, который тут же, за два-три месяца, разлетелся как горячие пирожки. Прошли годы, и сегодня у нас снова возникла идея создать новый совместный альбом, к которому я подготовился уже более основательно. Я уверен, что он заинтересует и порадует всех поклонников как Валентина Иосифовича, так и моих. А еще совсем скоро выйдет в свет детская азбука с моими иллюстрациями и коллажированными с моих картин буквами.
На данный момент фабрика «Невская палитра» готовит серию книжек-раскрасок по моим картинам. Она будет служить арт-терапией для всех, кто путешествует, и вообще многих любителей искусства. У меня есть знакомая писательница — Ирада Вовненко, которая постоянно использует для оформления своих книг мои картины. Дизайнеры одежды также часто используют мои картины для создания своих коллекций. Это и компания «ДушеГрей» — автор Наталия Новикова, это и Светлана Лялина со своей коллекцией вечерних платьев, это и молодой, но талантливый дизайнер Геннадий Горбачев, готовящий проект использования моих картин на кожаных изделиях. Выпускается постельное белье, чемоданы, эксклюзивные дорожные сумки, зонты. Императорский Ломоносовский фарфоровый завод выпускает широкую линейку посуды и декоративных предметов по мотивам моего творчества, кондитерская фабрика «Красный Октябрь» готовит к выпуску серию конфет, где на упаковке использованы мои работы, и т.д. и т.п. Так что диапазон использования моего творчества широк и многогранен.
«Юность»: Многие любимые нами писатели вышли из «Юности»…
Сафронов: Ваш журнал ассоциируется с моим детством и моей юностью. Он всегда был интересен в тексте и привлекателен в оформлении обложек. А ваша эмблема — графика «Девушка»: лицо, созданное из веток литовским художником Стасисом Красаускасом, с которым я дружил долгие годы, живя в Литве. Сам образ девушки является настолько стильным, что невольно возникает ассоциация с «Голубкой Пикассо», ставшей когда-то эмблемой Всемирного фестиваля молодежи 1957 года. Все мое поколение зачитывалось вашим журналом, постоянно открывая для себя новых поэтов и писателей. Это был глоток весеннего воздуха в 70–80-е годы для моего дерзкого, ищущего читающего поколения.
«Юность»: А вам какой типаж женщины нравится?
Сафронов: Определенно, мне нравится библейский тип лица. Хотя, по большому счету, мне нравится любой типаж, независимо от национальности: будь то кореянки, испанки, француженки… Главное, чтобы они были духовно богатые люди. И конечно, мне очень нравится славянский тип, где есть большое смешение кровей.
«Юность»: Вопрос по поводу детского конкурса «Добро побеждает зло». В жизни на самом деле добро побеждает зло?
Сафронов: Это, безусловно, аксиома. Добро всегда должно побеждать зло, иначе человечество не существовало бы. Любой ребенок рождается с чистым, открытым миру сердцем. И зачастую среда, воспитание могут изменить его не всегда в лучшую сторону. Но мы верим в лучшее, и это помогает нам жить.
«Юность»: А вы часто злитесь?
Сафронов: Я не исключение. Как творческий человек, я бываю импульсивным и не всегда сдержанным. О чем потом сожалею. Но я всегда стараюсь выбирать милосердие и прощение. В конечном счете, любая религия учит нас быть милосердными.
«Юность»: А бывает злой талант?
Сафронов: Сколько угодно примеров. Возьмем хотя бы Никколо Паганини. Говорят, он был желчным, но когда начинал играть, слушатели забывали обо всех его пороках, видя в нем только гениального музыканта. Такое же мнение есть и о Моцарте. И совсем яркий тому пример — это Наполеон. абсолютно злой гений.
«Юность»: Никас Степанович, возвращаясь к литературе. Вы сказали, что готовите новую совместную книгу с Гафтом. А еще кого из писателей вы хотели бы проиллюстрировать?
Сафронов: У меня есть давняя мечта проиллюстрировать моих любимых писателей: Николая Гоголя, Ги де Мопассана, Михаила Булгакова. Но вершина любого художника, как у актера, мечтающего сыграть Короля Лира или Гамлета, у меня тоже есть — оформить Библию. Уже похожее предложение я получил: проиллюстрировать Библию для детей.
«Юность»: Какие художники повлияли на вас?
Сафронов: На этот вопрос нельзя ответить однозначно.
На мое творчество повлияло много великих художников. Одним из первых был Микеланджело. Чуть позже, когда я учился в школе в средних и старших классах, для меня был кумиром гениальный художник и иллюстратор Густав Доре, сыгравший немаловажную роль в моей жизни, так как именно работы в стиле Доре помогли мне поступить в Ростовское художественное училище имени Грекова.
Важное влияние на меня оказало творчество немецких художников Альбрехта Дюрера и Маттиаса Грюневальда и великих голландцев Мемлинга и Брейгеля Старшего. Из испанских художников — Эль Греко и Веласкес. Итальянцы, конечно, тоже не прошли бесследно в моем восприятии: такие как Гварди и Веронезе. Из французов я выделил для себя Коро. И один из самых моих любимых на сегодняшний день художников, конечно, — великий Уильям Тернер, который лил масляные краски как акварель, создавая при этом необыкновенно фантастические пейзажи.
Беседа вторая. Резус отрицательный, Софи Лорен, Джек Николсон, Роберт де Ниро… Деньги портят, искусство учит нас философски относиться и к жизни, и к смерти… Тиражирование знаменитых полотен на сувенирах часто спасает музеи… Я должен что-то сделать лучше всех, раз уж остался жив… Леонардо да Винчи — это вершина в искусстве…
«Юность»: Как Вы настраивайтесь на свою модель? Кто Ваш идеал?
Никас Сафронов: Если это не заказная история, а тот случай, когда я сам выбираю модель, тут сыграть может любой нюанс. Иногда я угадываю «своих» по резусу крови. Говорю: «У вас резус отрицательный». И действительно! «Откуда вы знаете?» Просто чувствую. Так я почувствовал когда-то Софи Лорен, Джека Николсона, Роберта де Ниро, людей, с которыми контакт произошел моментально. Между нами сразу не было никаких преград, никаких барьеров, мы сразу расположились друг к другу, как будто всегда были близкими друзьями. Но… возвращаясь к прерванной теме: я наблюдал, как знакомые мне люди, становясь богаче, в процессе что-то теряли. Что-то, возможно, и находили, что в результате позволяло им зарабатывать деньги, но в душе возникли некие пустоты, важные для счастливой жизни.
«Юность»: Деньги портят?
Никас Сафронов: И очень часто. С появлением их люди закрываются, уже не могут запросто общаться, боятся лишних вопросов, лишних просьб. Особенно если деньги достались им сложными путями. А некоторые вообще становятся «скупыми рыцарями» и способны радоваться только «золоту», не общаясь почти ни с кем, кроме очень-очень узкого круга.
«Юность»: А какие картины заказывают богатые? Золото, деньги?
Никас Сафронов: Не только деньги. Часто заказывают пейзажи, просят, чтобы на них были изображены лесистые горы или тихое и спокойное море. Чтобы все было по фэншуй. Многим нравится, чтобы по тихой воде шел корабль, а вместо парусов могут быть доллары или евро… Объясняя, что это вроде как к деньгам. Такие вот работы, что вызывает спокойствие и наводит на размышления, заказывают и покупают. Как говорится, символизм на то и символизм. Я тоже хочу, чтобы все люди получали то, что их порадует. А большую часть денег от такой работы стараюсь тратить только на добрые дела. Да и картины даю на благие дела. Вот только вчера, нет, позавчера, к примеру, был аукцион, продали мою работу… Небольшая картина, из ранних моих работ, собрала, правда, только четыреста тысяч. Я, к сожалению, ушел пораньше, журналисты написали со слов участников аукциона, что из моих рук картина продалась бы и за полтора миллиона и больше. Жаль, что я еще и виноват остался. Моя помощница возмущалась, говорила: «Вместо того чтобы сказать: “Спасибо, Никас, все деньги пошли на благотворительность”, пишут: «Если бы Никас не покинул рано мероприятие…» Ну и конечно, хочется верить, что полученные деньги пошли… на благо.
«Юность»: Вернемся к книгам. Может быть, нас послушают издатели, идея проиллюстрировать словарь Даля довольно перспективная. Практически сейчас к Далю уже никто не обращается. Вы могли бы проиллюстрировать?
Никас Сафронов: Да, хотел бы, хотя работа и огромная. А еще я давно хочу сделать детскую «Азбуку», как у Бенуа. Есть еще одно интересное предложение — выпустить не просто книжку, а, скорее, обучающую игрушку, чтобы ребенок выбирал картинки, буквы, смотрел, что чему соответствует. Современные возможности иллюстрации позволяют сделать ее очень интересно, получаются не задания, а творческая игра. Это как детская мечта повлиять на сказку, которую читаешь. А сегодня технологии позволяют это сделать, я видел несколько лет назад подобным образом устроенную книгу «Алиса в Стране чудес». Нынешние дети развиваются быстро, им нужны новые возможности. Но я бы и сам от такой книжки не отказался!
Я за то, чтобы книжки сохранились, возможно, чтобы они стали и более современными. Ведь есть сегодня современный театр, он не исчез как жанр, хотя и предсказывали в начале XX века, что его полностью заменит кино, он просто изменился, стал немного другим. И у человека сегодня появилось больше возможностей — и кино, и театр. Так же и книги изменят содержание, форму, но они, я уверен, останутся. Как остаются картины, несмотря на то, что репродукции и доступнее, и дешевле, и можно их увидеть в Интернете, и идти никуда не нужно. Но люди продолжают ходить в музеи, просто у них теперь есть возможность увидеть картину не только «живьем». Как никакой телепроповедник не заменит поход в церковь, так никакие фотографии не заменят живого общения с живописью. Пусть искусство иногда не так совершенно, как современные технические вещи, но оно говорит с человеком о самом главном. Я как-то читал рассказ о человеке, который хотел свести счеты с жизнью, уже и веревку, что называется, намылил, но вдруг услышал, как соседский мальчишка стал играть на скрипке, это было что-то классическое. И так старание мальчика тронуло, и музыка показалась какой-то особо прекрасной, и мир показался небезнадежным. И он подумал: «Бог с ней, с этой моей трагедией. Есть еще для чего жить». Часто искусство учит нас философски относиться и к жизни, и к смерти. И вообще ко всему относиться бережнее — к людям, к природе, к своей истории.
«Юность»: А искусство утилитарно?
Никас Сафронов: Иногда оно связано с простыми и прагматичными вещами просто потому, что мир таков и доброе дело тоже иногда требует денег. И я соглашаюсь на «утилитарные» проекты. Вот, например, салфетки с моими картинами, они продавались, а деньги, полагающиеся мне, пошли ростовскому Грековскому училищу, которое я когда-то окончил. И эти деньги помогли купить студентам учебники и все необходимое для рисования и живописи, гипс, модели и многое-многое нужное. Можно сказать: салфетки — это вовсе не искусство, ну а можно воспользоваться возможностью сделать благодаря этому добро. Тиражирование знаменитых полотен на сувенирах часто спасает музеи, дает им средства на реставрацию, на организацию выставок в других городах, странах. В сегодняшнем мире все взаимосвязано.
«Юность»: Никас Степанович, расскажите, как вы стали художником. Ведь у вас еще было увлечение, вы же заканчивали мореходку.
Никас Сафронов: Как я стал художником? Это, наверное, Божий промысел, и моя судьба не могла сложиться иначе. В детстве я и не мечтал о живописи, но происходили со мной случаи, когда я думал: «А для чего я живу? Кто сохранил мне жизнь в детстве и для чего?» В Ульяновске есть речка Свияга, приток Волги. Когда мне было года три и я совсем не умел плавать, я играл там, на пляже, зашел в воду, и меня закрутило течением. Страшно стало, я вдруг понял, что тону, но не хочу умирать. Я стал изо всех сил барахтаться и в результате выплыл. И после этого случая научился плавать и надолго потом сохранил ощущение: «Я живу, я должен жить не просто так, я должен что-то сделать, и, наверное, сделать лучше всех, раз уж остался жив».
Я помню также, как в первом классе нас повели на экскурсию в художественный музей, я увидел там картину одного голландца XVI века, очень тщательное полотно, где была изображена зима, оно мне очень понравилось, но я тогда еще подумал: «Если бы я был художником, я бы рисовал так же хорошо, а может, и лучше». Потом я, разумеется, это забыл и вспомнил только через много лет, когда увидел эту картину во сне. Поехал в Ульяновск, не смог ее найти, но по памяти написал по ее мотивам свою, совместил в ней и музейное здание, и тех голландских персонажей. Это был и мой сон, и мои детские воспоминания: зима, лед, коньки, санки, голландские костюмы и наш ульяновский художественный музей.
Когда-то, когда я уже преподавал, ко мне подошел студент и сказал: «Профессор, когда я стану большим художником, я хочу быть похожим на вас». Это приятно, конечно, но я в его возрасте мечтал быть похожим на Леонардо да Винчи. Только ставя самые высокие цели, можно чего-то добиться. Леонардо да Винчи — это уже не только человек, не только личность, это символ, это вершина в искусстве.
Беседа третья. «Юность», роскошь хорошего общения, портрет Путина, образ Сталина
«Юность»: А что для Вас значит «Юность»?
Никас Сафронов: Вы, наверное, имеете в виду прежде всего свой журнал. Он для всех нас, рожденных в СССР, — неотъемлемая часть счастливого прошлого, когда все мы были молодыми, не замечали проблем, не вдавались в политические тонкости, просто жили и радовались жизни. И в этой счастливой юности была печатная «Юность» — один из немногих журналов, в котором был дух свободы, иногда даже протеста. В то время, в 70–80-х годах, это было бесценно. Как и то, что «Юность» читали все читающие люди, и поэтому у нас всегда были общие темы для разговоров и споров. То, что печаталось в те годы в «Юности», казалось смелым, я бы сказал, даже дерзким по тем временам.
Мне, как и миллионам наших гражданам Советского Союза, нравилось это название. Даже не понятие «молодость», а именно «юность». А это являлось неким состоянием души, и неважно, сколько тебе лет. Как весна — не время года, а символ обновления, свежести, чего-то нового, так и юность — это начало нового дела, нового этапа в жизни. Когда я еще учился в школе, а мы учились пять дней в неделю, я особенно любил пятницу, когда занятия заканчивались и я ощущал впереди не просто два свободных дня, а целую жизнь, море свободы! И за то же чувство свободы и начала чего-то нового я люблю апрель. Это мой месяц, я родился 8 апреля, да еще и со знаком бесконечности. Иногда в апреле бывает холодно и промозгло, как, например, было в этом году, но все равно: световой день уже вырос и продолжает расти, дальше и ветер в этом месяце какой-то особенный, когда снег тает на глазах от теплых лучей солнца, и не радоваться тут просто невозможно.
И вот это все заключено для мена в коротком слове «юность» — это и новые планы, азарт. Азарт предстоящего лета, где жизнь кажется бесконечной: это и новая влюбленность, и красивые надежды, ожидания интересных встреч, в общем, ожидание какого-то чуда.
И практически с самого возникновения издания появился на титуле прекрасный рисунок Красаускаса, который с журналом ассоциируется у меня так же, как и его название. Рисунок называется «Юность», что тоже говорит о радости начала, о том, что под обложкой мы найдем что-то новое, интересное, молодое и свежее. Стихи удивительных, мало пока известных поэтов, рассказы писателей, еще не затертых временем, почестями, не устоявшихся в своей удобной нише, где им все уже давно понятно и известно и удается без сложностей, а вот свежих, может, не так еще уверенных в себе, не таких техничных, но от этого не менее талантливых, смелых, которым есть что сказать. Я помню, были там и рисунки, и живопись, и рассказы о событиях, все в непредвзятой, насколько было возможно, в живой подаче. Мне жаль, что та смелая «Юность» ушла с восьмидесятыми, ушла в то романтическое время, когда мы студентами под гитару пели у костра. Сегодня появилось много нового, может быть, даже слишком много, появились качественные по печати, профессиональные журналы с прекрасными иллюстрациями и продуманным маркетингом, глянец, лоск и иногда даже хороший слог. Но уже нигде не найти сегодня ту простую незатейливую естественность, натуральность, природность.
Я познакомился со Стасисом Красаускасом, когда в 1976 году сразу после армии приехал в Литву. Мне было близко то, что он делал, то, что думал. Для него «Юность» была такой же надеждой, таким же маяком, как и для всех нас, живших в те годы. С его слов, ему было приятно и ответственно связать свое имя с культовым в те годы журналом, а ведь это было действительно так: подписаться на «Юность» было практически невозможно, купить тоже удавалось только по большой удаче. Его из рук в руки передавали, иногда на ночь давали почитать, когда печаталось что-то экстраординарное.
И все равно в то время мы не умели достаточно все это ценить, мечтали о чем-то западном, для нас часто непонятном, недоступном, а от того более заманчивом, привлекательном. Думали, что где-то там и трава зеленее, и шоколад вкуснее, и молоко белее. Оказалось, что нет, не вкуснее. Разнообразнее, может быть, красивее упаковано, но не вкуснее и не здоровее, это уж точно. Наверное, я так говорю, потому что в те годы мы были молодыми, и нам все было вкусно и интересно, а еще особенно от того, что всего у нас — и шоколада, и журналов настоящих — тоже было мало. Люди сейчас взрослеют с другими ценностями, я их не осуждаю и даже не обсуждаю, просто мне жаль, что сейчас я не могу назвать такой журнал, который объединил бы в себе столько всего хорошего и полезного и интересного, сколько объединяла для нас «Юность».
Я стараюсь и сегодня сохранить это юное чувство свежести жизни, тот заряд, который я получил в своей юности, и никогда не чувствовать себя усталым, сколько бы я ни работал, и сколько бы я ни спал. Хотя когда два года назад ко мне на день рождения приехала Софи Лорен, заметила у меня на темечке небольшую лысину. Сказала, что она все понимает, что все мы не молодеем, но все равно двигаемся вперед, возвращаясь иногда мысленно в свою молодость, и друзей молодости стараемся не забывать.
«Юность»: Возможно, юность — это и воспоминание?
Никас Сафронов: Для взрослого человека и воспоминание, конечно, тоже. Это как свежий бриз из прошлого, когда из тех лет помнится только хорошее. Как апрельская утренняя суббота, когда мама рядом, а отец уже на работе, но к вечеру обязательно вернется. Это воспоминания о тех детских и юношеских порывах и помыслах, которые потом, много лет спустя, осуществились в моей жизни. Но этого бы не произошло, если бы не то детское, юношеское состояние бесконечной, простирающейся впереди жизни. Я никогда не забываю об этом, потому что благодаря своим юношеским мечтам я стал тем, кем являюсь теперь. Поэтому я бережно стараюсь сохранить в душе то чувство нового, светлого, доброго, то отношение к миру как к таинственному и прекрасному, которое родилось у меня в юности.
У всех, кто рождается, растет, живет в дружной семье, любит близких, само собой возникает понятие о добре, сострадании, о достоинстве, главное потом, когда столкнешься с жестокостью и несправедливостью, — не растерять эти бесценные чувства.
Да, я уверен, что доброму и благородному отношению к жизни можно научить. И я снова возродил бы сейчас ту «Юность» именно с теми идеями, которые были в годы ее расцвета. Не гнался бы за тиражами, за коммерческим успехом, не старался бы конкурировать с современными жесткими и прагматичными изданиями. Но я понимаю, что это проект совсем другого рода, что коммерция все убивает, что большой риск искать и печатать молодых, никому не известных авторов, понимаю, как все это сложно. Но «Юность» была для нас важным поводом к общению, а «роскошь хорошего общения — самое дорогое, что у меня есть», сказал Экзюпери.
«Юность»:Посоветуйте, как сегодня найти или обрести своего читателя?
Никас Сафронов: Про читателя, это, наверное, не ко мне. Но если вы спрашиваете, как довести до зрителя творчество молодых художников, то это можно сделать. Я бы помещал в каждом номере новую картину, талантливых художников, посвященную юности, давал бы легкий комментарий, подключил бы интересных и известных людей. Тогда, увидев даже один раз хороший номер, читатели журнала сами решат, интересно ли им творчество этого художника, писателя, поэта. Потом они смогут найти его и продолжить знакомство, но этот первый раз чрезвычайно важен. Сколько сегодня гибнет талантов от того, что не произошла эта важная встреча со своей аудиторией. Журнал обычно дает сразу очень широкий читательский охват, и среди тысяч людей, которые посмотрят на картину или прочитают стихотворение, найдется хотя бы один, которому она придется по сердцу. И таких, я уверен, будут сотни. И юный талант получит поддержку, пусть даже просто добрым словом, поверит в себя. А если при этом и комментарий будет мудрый, то и с новой стороны себя увидит, и почувствует, в чем его сила, чего ждут от него.
Я c удовольствием помогу вам в этой работе, буду с вами дружить, дам вам настоящих героев — и художников молодых, и людей известных, и все они с удовольствием дадут вам интервью.
«Юность»: Вы считаете, что публику сегодня можно воспитывать?
Никас Сафронов: Публику нужно обучать, и детей нужно воспитывать, чтобы потом они стали образованной публикой. Этим нельзя пренебрегать. Если у тебя есть имя, и к тебе прислушиваются, ты должен использовать свое влияние, чтобы, извините за пафос, сделать мир лучше. А иначе, как сделать лучше, чище и образованнее людей, чтобы мир стал красивее. И заниматься этим благородным делом должен каждый, кто состоялся.
«Юность»:Возможно, Путин?
Никас Сафронов: Он-то первый это и делает. Притом каждый день.
«Юность»: А почему вы написали портрет Путина?
Никас Сафронов: Это даже не обсуждается. Наш президент вызывает у меня огромное уважение. Я видел его, когда он еще был совсем молодым политиком, когда еще никто не знал, что он будет руководителем нашей страны, это было в девяностых годах. И вот когда я впервые увидел его выступление, он произвел на меня впечатление сильной, уникальной личности. И идея первого портрета возникла именно тогда.
«Юность»: Вы его раньше знали?
Никас Сафронов: Не знал близко, а портрет мне тогда заказали Рэм Иванович Вяхирев и Виктор Степанович Черномырдин. И я написал тогда то, что увидел: красивого человека с проницательным глубоким взглядом, и не только взглядом глаз, а и с взглядом на жизнь, всегда отражающимся в его лице. Взгляд был живым, свежим, уже тогда в его лице чувствовалось будущее. Все это вызвало у меня уважение, интерес, и я с удовольствием работал над портретом.
Но самым удачным мне кажется второй портрет, который, кстати, нравится и самому Владимиру Владимировичу, это пастозная живопись, нарочито грубыми мазками, можно сказать, брутальная. И эта техника очень четко подошла к харизме Путина. На втором портрете я писал уже лидера, и как мне кажется, мне удалось передать полное впечатление от образа, не фотографическое сходство, а скорее внутреннюю глубину и силу. Я хотел показать, что он видит главное для страны, что он мыслит мировыми масштабами. Я писал не идеального человека, но человека неслучайного для России, я писал уже состоявшегося президента и сильную личность с глобальным мышлением. И тот патриотический порыв, который ощущается сегодня в России, — это ведь во многом большая его заслуга.
«Юность»: А какие у Вас приоритеты?
Никас Сафронов: Я всегда стараюсь отделить для себя важное от неважного, от просто срочного, от суетного и сиюминутного. Я делаю выставки, куда приходят тысячи и тысячи человек, куда приходят и государственные деятели, и люди культуры, и простые граждане. Это для меня очень важно, важно для моей аудитории, это мое настоящее искреннее общение со зрителем. Я стараюсь общаться с людьми на их уровне и разговариваю о том, что им интересно. С кем-то просто фотографируюсь или даю автограф, а с кем-то разговариваю по душам. Я часто даю пресс-конференции и отвечаю на все вопросы, даже когда поджимает время, потому что знаю, к моим словам прислушаются многие. Если меня спрашивают о каком-то событии или явлении и я могу высказать свое личное мнение на большую аудиторию, я всегда отвечаю подробно и откровенно. Я стараюсь быть естественным и доступным, неформальным. Стараюсь делать добро и помогать людям.
«Юность»: Как Вы относитесь к высказыванию, что талантам нужно помогать, а бездарность пробьется сама?
Никас Сафронов: Иногда это верно, но что такое талант? Это то, что человек делает лучше других, но при условии, что он действительно станет это делать, что он будет постоянно совершенствоваться и выкладываться на сто процентов. И вот тут и наблюдается разница: бездарный человек корпит над своим трудом без результата, но это не значит, что таланту не нужны упорство и труд. И помогать нужно не просто таланту, а тому таланту, который трудится. Если бабочке не дать самой вылупиться из кокона, а разрезать кокон и выпустить ее наружу, она не сможет летать. Она должна пройти все фазы развития, должна сама преодолеть сопротивление кокона, и также талант должен преодолеть многие трудности, чтобы развиться и потом заблистать.
Я не исключаю, что есть люди настолько гениальные, что им все достается без усилий, но, как правило, это бывает тогда, когда они пользуются своей гениальностью не всерьез: например, многие замечательно поют в душе, но сделать пение своей профессией не хотят или не могут. Потому что нужно освоить репертуар, нужно быть в творческой форме в любое время, это уже не забава, а бесконечный труд. И вот тут одного природного дарования мало.
Мне пришел на ум один исторический случай с актером, который должен был играть Сталина. При встрече с ним он говорит: «Иосиф Виссарионович, хочу, с вашего разрешения, пожить у вас на ближней даче, вжиться доподлинно в ваш образ». — «Хорошо, — отвечает Сталин. — Но, я думаю, чтобы совсем хорошо вжиться, тебе нужно начать с Туруханской ссылки».
Я тоже прошел путь труда, учения и считаю, что не был бы собой, если бы все досталось мне даром. И я благодарен судьбе за те трудности, которые она мне посылала, и за ту радость творчества, которую я в результате смог испытать.
