В последнее время мне странное снится:
Зовут за собой перелетные птицы,
И замерли дни между бытом и Раем,
И медный оркестр негромко играет.
Летящие стаи мне крыльями машут,
И не угадаю тональности марша:
Минорный — в конце, но мажорный — в начале,
Как осень — пора похорон и венчаний.
Слова не надежны и клятвы не вечны —
Один — в погребальном, одна — в подвенечном
И третий — с холодным и пристальным взглядом —
Уверенной поступью движется рядом...
Мне к стае прибиться, мне в небо подняться
Для новых рождений и реинкарнаций.
И сон оборвется на странном финале,
Где криками «Горько!» меня поминали.
* * *
Настоян туман на обугленном сене,
На павшей листве, под ногами налипшей,
И голос дождя, не веселый, весенний,
А сентиментальный, осенний, осипший.
А осень убогим уютом обманет,
Обнимет, обмоет водою из Стикса,
И бродит прохожий, как ежик в тумане,
И я с одиночеством спелся и свыкся.
Теперь — зимовать, и не спать на рассвете,
Что так соблазняет полетом из окон —
Как слово на музыку — сердце на ветер...
Свернуться, скукожиться, съежиться в кокон,
Зависнуть в чужих сновиденьях и между
Забрызганных стекол, как бабочка, биться...
Лишь только одной согреваясь надеждой —
Дожить до тепла, додышать, достремиться,
Сквозь зиму и ночь добрести, дотянуться,
Проламывать лед и лететь через вьюгу,
И, может быть, вновь повезет улыбнуться
Апрельскому солнцу, как старому другу.