Закон Буба. Утерянное всегда находишь в последнем кармане
Олег глянул на часы, нервно сглотнул: время поджимало. Он подскочил к тумбочке, вырвал выдвижной ящик, вывернул содержимое на смятое покрывало, пошарил — безрезультатно. Скинул все обратно, со злостью запихнул ящик тумбочке в пасть: чего скалишься, стерва, не смешно.
Олег, понимал, что это глупо. От того, что он прочешет каждый сантиметр номера еще хоть пять раз, кольцо не появится. Как там говорят? Идиот — тот, кто повторяет одни и те же действия и надеется на другой результат. Олег в это утро определенно чувствовал себя идиотом.
С другой стороны: ну а что прикажете делать? Такси до аэропорта назначено на одиннадцать тридцать, через десять минут. Если он вернется домой без кольца, Алла сразу все поймет. Она не будет устраивать истерик. Не будет плакать. Ни одна дверь не хлопнет — Алла невозмутимо пойдет в их спальню, станет методично снимать платья с плечиков и с подчеркнутой аккуратностью укладывать их в чемодан. Она будет дышать, как в йоге, спокойная и отрешенная, и совсем не будет смотреть в его, Олега, сторону. Олег вдруг услышит свой голос со стороны: «Послушай, это не то, что ты думаешь, — я просто снял его вчера перед сном, а оно куда-то закатилось». И тогда Алла замрет на мгновение, дунет на выпавшую из соломенного пучка прядь, поднимет аккуратной дугой бровь, спросит: «Хочешь сказать, ты его носил? А где след от кольца?», и Олег, бессовестно равномерно загорелый Олег, не найдется что ответить, хотя уже заготовил легенду и на этот случай тоже.
Алла с ее извечными подозрениями как будто даже немного обрадуется тому, что они наконец оправдались. Она смерит его презрительным «я же говорила» взглядом, застегнет чемодан, выставит его в коридор и откроет приложение с такси, чтобы вызвать машину и уехать к сестре. И это будет означать одно: развод.
Олег поднял матрас, без особой надежды прошелся взглядом по ламелям: как бы кольцо туда попало, глупости! — отпустил матрас; тот рухнул, вздымая пыль. В лучах солнца это было даже красиво: такое беспокойное облако, каждая частичка которого меняется местами с соседней — хаотично, бессхемно. Олег на мгновение замер, жадно чихнул, размяк, сел, попытался расслабиться, задышал, как Алла учила: на вдохе живот вперед, на выдохе втянуть, выполнять минимум три минуты, помогает успокоиться. Почти получилось. Только пятка не слушалась: дергалась сама собой, отстукивала подошвой белоснежной отельной тапочки последние часы супружеской жизни.
Вот чего он дернулся? С Аллой было хорошо. Подтянутая, собранная, серьезная, заботилась о нем: «Лека! (придумала тоже имечко). Я тебе обед собрала, на верхней полке холодильника, у меня вечером гамаки и айенгара, вернусь поздно, разогреешь пирог в микроволновке». А какая эффектная: с ней не стыдно и на прием, и на встречу с инвесторами. Все ахают: «Алла у вас, Олег Дмитрич, потрясная». А она в такой момент всегда улыбнется, но без тени флирта, и его, Олега, приобнимет, и с восхищением так посмотрит снизу вверх — миниатюрная, она даже на каблуках была на голову его ниже. В общем, Алла поводов для ревности не давала, но и Олегу спускать не собиралась. Говорила: что угодно простить могу, но застукаю с девкой — сразу без разговоров.
Понять ее было можно: женщины на Олега заглядывались охотно. Ну а что? Улыбается при любой возможности, стильно одет (даже модные цвета Pantone соблюдены, спасибо Алле), под одеждой читаются мышцы, ну и холеный весь — видно, что при деньгах. Олег привык к вниманию, принимал его как должное, а Алла, похоже, нет. Понятно было, что она его ревнует. Понятно по косым взглядам, которые она бросала на экран его телефона, стоило ему засветиться от пришедшего сообщения. По чрезмерной ее ухоженности: в то время как чужие жены после свадьбы переставали краситься и не вылезали из халатов (друзья за пивом не раз жаловались), Алла всегда была подчеркнуто нарядна и, казалось, просыпалась уже аккуратно причесанной, с красной помадой на губах.
А недавно Алла догляделась, что Олегу написала бывшая. Само по себе сообщение выглядело безобидно: «Привет, можешь скинуть номер Сидорцева?», но в конце — двойной поцелуйчик. Алла молчала неделю. Устроила себе випасанну, ну до смешного уже! Отошла, правда, сама. Олег извиняться не собирался. Не за что было. Ну попросила Инга номер общего знакомого, в чем тут состав преступления? В смайликах?
А спустя пару недель Олег заговорил о командировке в Сочи. И тут началось. Похоже, в условиях отсутствия информации Алла надумала себе недостающие фрагменты: номер в отеле с кроватью кингсайз, шампанское, клубника со сливками и Инга в красном кружевном белье — ну что-то примерно такое. Напрямую Алла ничего не говорила, но Олег на раз считывал ее подозрения. А иначе зачем она, зная его настороженное отношение к перелетам, то и дело зачитывала неутешительные авиановости: там упал, тут разбился — давай, может, как-нибудь удаленно решишь вопрос, а Лека? Понятно было, что Алла решила предотвратить то, что и так не должно было случиться. Никакой встречи с Ингой Олег не планировал — просто корячилась нормальная сделка, и на переговорах в Сочи нужно было присутствовать лично, чтоб Семеныч опять не налажал, как тогда в Питере. Олег бы объяснил все это, но поди попробуй убедить жену, что ее интуиция, которую она развивает регулярными практиками йоги, не работает. Интуицией Алла гордилась и упоминала ее при любом удобном случае.
В общем, успокаивать и переубеждать жену Олег не собирался. Сама придумала, пусть сама и мучится своей глупой ревностью. Некогда ему разговоры разговаривать! Унижаться, оправдываться. Он не виноват, что его считают видным мужчиной. В конце концов, и Аллу ведь тоже купают в комплиментах и восторженных взглядах. Он же при всем этом не заедает ее подозрениями.
Когда Алла поняла, что Олег в любом случае поедет, начала приставать с просьбами. Будто специально пыталась его график уплотнить, заполнить собственными делами, чтобы в каждом дне — напоминание о ней. А вот там есть магазинчик с льняными платьями, о которых я давно мечтаю, может, заедешь, посмотришь? А там еще одноклассница моя живет, устала от Москвы, переехала пару лет назад, может, заскочишь поздороваться? И все в таком роде. Олег всячески отказывался, но Алла все же скинула на ватсап два контакта. Какой из номеров принадлежал магазину, какой подруге — Олег даже уточнять не стал, не было в планах мотаться по Сочи.
Третьего дня Олег прилетел, заселился, с партнерами встреча была назначена только на завтрашнее утро, так что дел не предвиделось. Зато море виднелось прямо из окна номера: полоска сливочного пляжа и бесконечное голубое волнуется, сверкает на солнце, как Аллино платье с пайетками, соревнуется с небом в яркости на стыке, там, где горизонт. Олег не видел моря лет пять, поэтому, конечно, сразу же засобирался. Из пляжного догадался в чемодан дома кинуть только плавки, как-то не подумал о шортах и футболке. Пошел как есть: брюки, поло, мокасины (Алла говорила, что правильнее назвать их «топсайдеры») — все белоснежное, торжественно-переговорное.
Подыскивал местечко, куда приземлиться, и вдруг поодаль увидел девушку. Лицо сосредоточенное (болтает по телефону), короткие волосы взъерошены, веснушки тянутся с лица по шее и ниже, завлекают россыпью к маленьким грудям, спрятанным сдельным купальником, слишком черным на ее слишком белой коже, а ноги-то, ноги — километровые. Олег резко остановился, а руки сами потянулись за спину, и там этот фокус: быстро скрутить непослушное кольцо с безымянного и скинуть в задний карман брюк. Получилось точно, почти профессионально. Даже не верилось, что прежде ничем подобным Олег не промышлял.
В ответ на фокус промелькнула было мысль «Что ты творишь?» (голосом Аллы, естественно), но тут же думающую голову, как ненужный элемент, словно надули гелием, подвязали ниткой и отправили в небо воздушным шариком. Никаких мыслей, легко, чисто, пусто. Была голова — нет головы. Зато тела каждый миллиметр чувствовался. И в каждом миллиметре — невозможно отключить — тяга, тяга к этой взъерошенной, длинноногой, белокожей незнакомке.
Подошел ближе, поравнялся с ее пледом, сбросил кеды чуть поодаль, сверху сложил поло, отметил, что девушка перестала разговаривать. «Ну все, пока, Пэппи, перезвони потом обязательно!» — это из динамика послышался голос, снова Аллы, конечно: все вокруг сейчас говорило ее голосом, смотрело ее взглядом, подозревало, обвиняло, упрекало его. В воздушном шаре головы пыталась зазвучать совесть, но получалось наивно-гелиево, мультяшно, карикатурно.
Боковым зрением Олег выхватил заинтересованный взгляд длинноногой, подсобрался: напряг мышцы, зафиксировал, начал стягивать брюки, медленно, с акцентом, так, чтобы резинка плавок оказалась ниже положенного. Подумал с досадой, что лучше бы встретить ее чуть позже: загар на нем схватывался быстро, часа на солнце вполне бы хватило, чтобы соблазнительно подрумянить и оттенить мускулы. Складывая брюки, он как мог более небрежно «заметил» длинноногую, подмигнул, кивнул в сторону моря: сейчас, мол, вернусь. Возвращаться решил быстро, даже, пожалуй, слишком. Пара гребков, занырнул, море прильнуло к нему, обняло, пыталось задержать — тщетно. Ничего не мог с собой поделать: хотелось быстрее заговорить с ней, боялся упустить: вдруг засобирается с пляжа, время как раз к обеду. Выходил на берег пружинисто — крупные капли по телу, волосы мокрые, берег жест «зачесать назад» для ее взгляда — но она не смотрела, тонким пальцем водила по экрану телефона. Затормозил, замешкался: и правда слишком быстро, подумает еще, что спешил — заметно замедлил шаг, перебирал первые фразы для первого впечатления, но все казалось глупым. Когда он уже почти подошел, она спасительно подняла на него глаза, улыбнулась кончиками губ и — обратно в телефон.
— А как же я? Ведь я же лучше, лучше телефона, — мгновенно нашел Олег ту самую спасительную фразочку и сказал ее точь-в-точь голосом Ливанова — Карлсона.
Длинноногая мгновенно прыснула и засмеялась, и смеялась даже чересчур долго, до слез. Олег не ожидал такой бурной реакции и потому стоял и смотрел на нее с растерянной улыбкой.
— Присаживайтесь, — успокоилась она наконец и похлопала по свободному месту на пледе, который и впрямь был достаточно большим, чтобы сидеть на допустимом для незнакомцев расстоянии, — меня Надежда зовут.
Надежду Олег как-—то сразу перефразировал в Наденьку и начал самоотверженно ее веселить — благо она всегда отвечала послушным звонким смехом. И каждый раз, когда Надя закатывалась и от смеха закрывала глаза, Олег подсаживался чуть ближе, сокращая расстояние. Прикоснуться к ней хотелось нестерпимо.
Спустя час болтовни о том о сем, перемежающейся ее заразительным смехом, Олег порывисто потянулся Наденьку поцеловать. Она на пару секунд откликнулась — жадно, живо — но быстро опомнилась. Отпрянула, подскочила, схватила телефон, сумку, скинула туда полотенце, бутылку, потянула за кончик пледа так настойчиво, что Олегу пришлось подняться. Встряхнула плед энергично, нервно (песок в глаза), сложила вчетверо, затолкала поверх остальных вещей в сумку. Ушла.
Олег замер. Смотрел ей вслед, ругал себя за поспешность. Море насмешливо вскидывало волны, и даже чайки гоготали злорадно. А может, это был не чайки, а люди, которых вокруг оказалось слишком много, Олег только сейчас это заметил. Встряхнулся, опомнился. Первая мысль — догнать, коснуться ее плеча, она обернется, он станет просить прощения, она простит, снова расстелют плед, снова станут шутить, смеяться, сидеть многозначительно на расстоянии. Олег оценил шансы: Надя ушла еще недалеко и, кажется, чем дальше отходила, тем больше замедляла шаг, он мог бы, мог бы, мог бы. Но воздушный шарик сдулся, опустился на плечи тяжестью, совестью, голосом Аллы: хватит, остановись. Он остановился, а когда Наденька пропала из виду, тут же пожалел, рванул вслед. Не успел.
На следующий день он кое-как высидел встречу с инвесторами. Слепок улыбки, многоточие рукопожатий, прелюдии ритуального общения (как долетели, как погода, как семья). Наконец, к делу: долго мусолить условия, обговаривать, состыковывать. Олег не говорил — слушал себя со стороны, торопил стрелки часов (кидался к циферблату взглядом, когда никто не видел), а носы белых топсайдеров (а, к черту Аллу, — мокасин) настойчиво указывали на выход. Прощался, пожалуй, слишком радостно. Завтра в то же время, ага, увидимся. Сразу после бежал с надеждой на то самое место где.
Увы, Надежда не оправдалась. Ни тогда, ни на следующий день. Оба вечера Олег сидел на том самом квадратике песка, он сидел и искал ее взглядом. До заката, до того, как море и небо не сливались в сплошную темноту. Тогда он ложился в остывший песок, закинув руки под голову, и подолгу смотрел, как на небе — негативе Надиной белой кожи — проступали звезды-веснушки.
В последнюю ночь перед отлетом спал плохо, чуть не бредил: снилась Наденька, а сразу за ней Алла. Проснулся в шесть утра с мыслью о кольце — сердце ухнуло и зашлось галопом. Первым делом — в карман брюк, но куда там. Пусто, конечно. Пара часов исступленных поисков. Перерыл все. Попытался всковырнуть память, но, кроме теплых Надиных губ и волнительного соприкосновения с ее черным, нагретым солнцем купальником, — увы, никаких воспоминаний. Где искать, непонятно.
Сообщение на телефон — таксист подъехал — подписало Олегу приговор: кольцо, где бы оно ни было, уже не найдется. Выходя из номера, Олег глянул в зеркало: отражение, слишком грустное для трехдневного пребывания на море и успешно закрытой сделки, откликнулось взглядом-безнадегой. Чувство вины перед Аллой смешалось с безысходной влюбленностью в Наденьку. Смотреть на себя было противно.
— Как отдохнул, брат? Харашо? — Водила попытался завязать разговор.
— Не особо. — Олег хотел завершить неначатую беседу, резко и бескомпромиссно, но водила, кажется, не понял.
— Да-а, попробуй тут теперь харашо отдохнуть, слушай. Это ты, прав, брат. Не курорт, а стройка одна, муравейник, все едут, едут. Я, грит, переехал, где, грит, дом взять? Под Челябинском бери, слушай, да! — Водила расхохотался.
— Мм. — Олег из вежливости кивнул, но отвечать ничего не стал.
— Одно радует: дэвушки красивые одинокие тоже переезжают, но суровые больно, москвички, одним словом. Не подкатишь к ним!
— Мм. — снова кивнул Олег отвлеченно: упоминание красивых девушек снова вернуло его к Наденьке.
Он закрыл глаза и под убаюкивающее ворчание водилы замечтался о ней… Вот он только увидел ее: болтает по телефону, серьезная такая, вытягивает длинные ноги. Вот собеседница прощается с ней (голосом Аллы, конечно): «Ну все, пока, Пэппи, перезвони потом обязательно!» Черт, Алла, Алла, везде ему чудилась, высоко сидела, далеко глядела, да не доглядела. Олег вдруг поймал себя на мысли, что они ни разу с ней за три дня не созвонились и не списались. Что странно: ладно он, был поглощен мыслями о Наде, но она-то что, на нее не похоже, она всегда пишет хотя бы «Спокойной ночи!». Олег потянулся за телефоном, жмякнул иконку ватсапа, вот она, нужная аватарка: Алла висит в гамаке, вся такая безупречная, улыбчивая. Последнее сообщение она отправила еще до его отлета. Два контакта: Веста, Пэппи. Олег смотрел на второе имя, и все в глазах у него расплывалось.
— Черт!
— Э-э, ты чего так пугаешь, брат, нельзя, я за рулем!
Олег не ответил: он уже набирал номер и с замиранием сердца подносил к уху телефон. Гудки застряли повторяющейся нотой ля — секунда звучания и четыре перерыва, еще раз, и еще, и еще. На двадцать второй секунде сердце чуть не сорвалось с цепи, запрыгало, залаяло, потому что послышался женский голос. Пару секунд Олег не дышал, пока не понял, что с ним говорит автоответчик: «Продолжается попытка дозвониться до абонента, который пока не успел ответить на ваш вызов». Олег не выдержал этой пытки гудками и бросил трубку.
Кольцо, потерянное обручальное кольцо, увеличилось в размерах, обхватило его шею и планомерным нажимом стискивало, сдавливало ее, еще чуть-чуть — и хрустнет. Олег закрыл глаза. Он пытался подняться над такси, мчащимся из Сочи в адлерский аэропорт, над городом и над временем, над этими тремя днями, в которых было так мало и так много одновременно, над двумя этими женщинами, которые так нечестно с ним поступили. Подняться над всем этим и понять, как он до такого докатился. Вот была же в жизни белая полоса. И вместе с кольцом, с белой полоской на безымянном пальце, исчезла. Да и была ли она такой белой?
— Приехали. У вас стоит оплата наличными, — вернул его к жизни таксист.
Олег молча расплатился, попрощался рассеянным кивком, подхватил сумку и вышел.
Надя сидела на безопасном расстоянии от телефона и ждала, пока звонок прекратится. Сердце беспорядочно билось в груди. Она сразу узнала Олега по фотографии в ватсапе. Улыбка эта его заразительная, которую она не могла забыть с того вечера, как ни пыталась. Это вообще законно — быть таким красавчиком, когда ты женат? Олег перестал звонить, Надя выдохнула с облегчением, дрожь в руках унялась, унялось и желание схватить трубку и рассказать — все, все рассказать.
Теперь можно было без опаски подходить к телефону. Она взяла его в руки и долго смотрела на фото Олега. Ну почему? Почему самый лучший мужчина в мире снова достался Алле, а она этого не ценит? Как была в школе конченой эгоисткой, так ей и осталась. Умеет любить только себя. Это ведь с ее подачи весь класс начал дразнить Надю самкой Карлсона, когда она резко располнела. Сама Алла, конечно, придерживалась старого прозвища — Пэппи, — но злые языки растрепали, кто был автором нового.
Окончила школу Надя с облегчением, даже на выпускной не пришла. С Аллой контакты ограничила. Это было взаимно: та выскочила замуж и, видно, потеряла интерес к подруге, Надя же окончательно пересмотрела взгляды и вовсе перестала считать их странные отношения дружбой. Но, несмотря на то что школьный кошмар прекратился, в универе, а потом и на работе жизнь у Нади все равно оставалась какой-то надтреснутой: лишний вес, отсутствие мужчин и подруг. Только и делала, что работала: увлеченно, с чувством. А потом взяла и сбежала от всего этого в Сочи. Там она успокоилась, занялась спортом, стала нормально питаться, скинула тридцать килограмм, но нигде на фотографиях положительные изменения не отсвечивала. Боялась, что сглазят. Появятся люди из прошлого, станут говорить: какая ты стала красивая. Аж тошно! Но Алла появилась и без этого.
Когда она позвонила, Надя даже трубку брать не хотела, но любопытство — а что она хочет вообще — взяло верх. Алла пыталась казаться милой. Интересовалась Надиной жизнью, жалела, что они перестали общаться. Надя даже немного оттаяла. А потом эта странная просьба: Олег живет в этом отеле, в первый день точно будет на пляже, приди посмотри, один ли, подозреваю, что с бывшей. Скинула фотку, чтобы Надя Олега узнала. А Надя по привычке не смогла отказать. И пришла. И узнала. И он был один. И невероятно красив (лучше, чем на фото). И без кольца. И он подкатывал к Наде голосом Карлсона, и это было смешной ответкой Алле, местью за прозвище, которым она подло за глаза окрестила Надю. Самка Карлсона уводила самца у Аллы. Все это показалось Наде забавным, но, когда Олег потянулся ее поцеловать, она испугалась. Это было низко. Как бы Алла ни заслуживала подобного, Надя не хотела поступать низко. С трудом она заставила себя прервать поцелуй. Олег ее очаровал. Но он был с ней нечестен: снял кольцо, умолчал про жену. И она была нечестна. Ничем хорошим такие истории не заканчиваются. Но когда Надя уходила, она невольно замедлила шаг: надеялась, что он догонит и сразу же все расскажет ей, а она в ответ расскажет ему. Но Олег не догнал.
А потом Надя, сама не зная, почему, написала Алле, что видела Олега с Ингой и что они целовались.
Маленькая девочка копалась в песке и увидела кольцо. Оглянулась на маму: не смотрит. Ей показывать нельзя, прикажет выбросить. Однажды девочка уже находила такое кольцо: красивое, большое, туда входило целых три ее пальчика. Мама сказала, что кольца на пляже теряют только плохие, нечестные дяди. Она сказала, что брать такое кольцо — плохая примета. Девочка считала, что хороший дядя тоже может потерять кольцо. Кто угодно может потерять кольцо, и это не сделает его плохим и нечестным. Девочка подумала, подумала и сложила кольцо в нагрудный кармашек.
