Ковидные хроники нью-йоркского врача-реаниматолога
Евгений Пинелис, «Всё ничего», М.: АСТ, 2020
В социальных сетях обожают поздравлять с днем рождения, говорить незаслуженные комплименты – ну что же, раз в год можно. «Поздравляю с днем рождения главного русского врача 2020 года», – написали в фейсбуке Евгению Пинелису в день его сорокалетия.
И это не лесть. Сколько людей в этот ковидный год начинало свой день чтением заметок нью-йоркского реаниматолога и пульмонолога, приехавшего в 2002 году из России, а теперь работающего в больнице в Бруклине. Это были посты для друзей, где Евгений писал о жизни, которая у врача в основном состоит из работы. Потом он открыл записи для всех желающих – и случилось неожиданное: количество подписчиков стало расти по экспоненте, практически как само заражение. Медицина нынче интересует всех.
Эти посты, дополненные и выстроенные в хронологической последовательности, превращены в книжку, выпущенную «Редакцией Елены Шубиной». Чудесное название «Всё ничего» (так Евгений и его брат Дмитрий, тоже врач, обычно отвечают на вопрос «Как дела?») отчасти объясняет успех заметок Пинелиса. В самом деле, когда реанимации переполнены, когда аппарат ИВЛ – это нередко дорога в один конец, когда у людей с неплохим прогнозом вдруг начинается стремительное ухудшение, когда напряжение таково, что непонятно, день за окном или ночь, а от новой болезни умирают целыми семьями, – совершенно необходимо, чтобы кто-то, как в песенке Ти-Боун Бернетта, сказал It’s not too late. Еще не страшно. Всё ничего…
И лучше, если это будет врач, который находится в эпицентре ковидного блока интенсивной терапии, – там, где царит «типичный плохо контролируемый хаос сердечно-легочной реанимации» и куда закрыт доступ из внешнего мира, потому что даже с уходящими близкими теперь прощаются только по видеосвязи. Пусть об этом кошмаре расскажет добрый доктор, который вставляет ту ужасную трубку в трахею и сквозь свой непроницаемый респиратор ободряет страдальца как может, иногда даже шутит.
Да, обязательно шутит, потому что иначе сойдешь с ума. Чего стоит глава про беременных пациенток – Принцесс, Прешес и Кимберли. Они поступили ночью почти одновременно, в тяжелом состоянии, вызвав у измученного доктора ассоциацию с любимой книжкой его пятилетнего сына про «Капитана Подштанника и вторжение Чрезвычайно беспощадных буфетчиц из Открытого космоса». Очень скоро всех троих интубировали, а Прешес пришлось сделать кесарево сечение, но все кончилось хорошо. Младенец родился здоровый – эту новость врачи на летучке встретили аплодисментами. Про случай написали в газете, приезжало телевидение, причем все лавры достались начальству, которое к «красной зоне» на пушечный выстрел не подходило, но зато немедленно объявилось перед телекамерами. Ну и ладно. Главное, что «беспощадные» выздоровели, а слава придет в другой раз.
Конечно, это не только про борьбу с коронавирусом в одной отдельно взятой Бруклинской больнице. Она про будни врача в стране, где любому русскому эмигранту с медицинским образованием, если он хочет работать по специальности, надо многому научиться заново. На эту тему у Пинелиса тоже много баек – про хитрые экзаменационные тесты («чем заменить медную спираль? – немедной спиралью»); про свою первую пациентку, которая в ответ на вопрос, что у нее болит, торжественно ответила: «Всё»; про коллегу из Колумбии, который однажды посмеялся над американскими врачами, пытающимися объясниться с испаноязычными пациентами при помощи единственного известного им испанского слова «долор» (после чего русский и колумбиец, встречаясь в коридоре, говорили друг другу: «Долор!» – «Воистину долор!»). При устройстве на работу пришлось заполнять анкету, и в графе «Интересы» были не футбол или хоккей, а длиннейший список легочных болезней, которые могут вызвать у соискателя профессиональный интерес. Евгений, беззаветно любящий свою специальность пульмонолога, взял и отметил почти все. А через неделю, открыв на сайте больницы страничку со своей фотографией, обнаружил, что по всем этим болезням он отныне считается экспертом. «Потом я встречал этих настоящих специалистов очень узкого профиля, – пишет Пинелис. – Они демонстрировали потрясающий уровень знания и погружения в свою область. Надеюсь, они не читали мою анкету. Я бы сгорел со стыда.»
Книга Пинелиса интересна не только обычным людям, но и его коллегам-врачам, потому что она фиксирует ту непривычную, жутковатую реальность, когда медицина бессильна, а институт научной экспертизы практически не работает. Когда всякий мнит себя стратегом и на примере полусотни больных делает выводы об эффективности тех или иных препаратов, даже пишет статьи в высоколобые журналы, которые потом, страшно извиняясь, вынуждены отзывать плохо проверенные публикации. «Научные данные, которыми мы оперируем, появляются в невероятной спешке и, прямо скажем, не являются эталоном научного поиска, – пишет Пинелис. – Сейчас постоянно рождаются гипотезы, но ничто из этого не истина». Отсутствие четкого алгоритма, чехарда лечебных протоколов, хоровод лекарств с красивыми названиями – таков этот дивный новый мир: болезнь есть, а лечить ее нечем.
Важная часть этого мира – Нью-Йорк. Чудесный и безумный город, первым в США принявший на себя вирусный удар, стал одним из главных героев ковидной хроники (он прекрасно, кстати, явлен не только в тексте, но и в иллюстрациях Анастасии Смирновой). Один за другим закрываются милые автору магазинчики или кафе, пустеют улицы, не работает школа, и каждый новый день «даже не пытается сделать вид, что он лучше предыдущего». Но все равно есть надежда, есть радость: большая семья, ханука с друзьями в зуме и, конечно, книги. Причем писатель Пинелис, как ни смешно, всегда был поклонником жанровой прозы, в которой описан мир после катастрофы. И все это вдруг возьми, да и стань его реальной жизнью. В глаза бросается забавная надпись на запертой книжной лавке недалеко от дома: «Секция постапокалиптической художественной литературы перенесена в отдел насущных проблем».
Будем надеяться, что книжная лавка снова открылась, постакпокалипсис потихоньку возвращается на отведенное ему место в разделе фантастики, а замечательные записки Евгения Пинелиса остаются с нами, потому что они не только про ненавистный ковид, который здесь и сейчас, а про жизнь, которая везде и всегда. И в ней – несмотря ни на что – всё ничего.
