там, за мостом, у заводи хмурый дым дождь из рогатки по окнам постреливает не надо пугаться заповедей и заметать следы он указал на тебя — я в тебя всмотрелась там золотое дно, голубые льды, хрупкое и фарфоровое то, что я гость незваный — то полбеды хуже, что — вор. может, не так уж страшно, что я — вор? ты же впустишь меня — на рассвете едва различимую; я войду и возьму это все: постоялый двор, твоих шумных собак и твое янтарное имя
* * *
Как же ты в этой тьме непроглядной с застывшим ртом пробираешься дезертиром в такие сны где мы едем в замерзшем троллейбусе до метро из какой-то далекой планеты, другой весны Ничего не имеет значения в этом сне — мы вне времени, времени года, времени суток никакой безопасности и никаких ремней — я держу тебя за руку и не могу проснуться Ты в моей голове стоишь поперек всего: пустоты войны, собачьего этого ада И весна началась как будто всему назло — так тебе и надо
* * *
Стеклянный решетчатый вырез — в солнце, сквозь стекла очков — глаза рысьи. Твой голос — закладка наркоторговца: изящная выделка, гибельный тизер. Вечер размыт дождя истерикой, дороги не высохли — аспидным мажут. Ветер заправил рубашку воздушную в хрущевские шорты пятиэтажек. Жостовская ночь: туман и неон, но-шпа луны и волчий акцент дворняг. Твой голос пряный — и только он — просит меня: ляг
* * *
длинные руки зимы обнимают мосты лед неустойчив, его третий день лихорадит есть одно правило — вот мы с тобой «на ты» и этого хватит. я говорю себе: этого хватит я говорю себе: ну же, не в первый раз лбом упираюсь в холодную линзу прицела есть одно правило — ждать от тебя звонка только по делу. я говорю себе: только по делу некуда спрятаться, даже во сне боюсь, в горле слова застревают, картавит воздух, есть одно правило — если в тебя влюблюсь... уже поздно для «если». я говорю себе: поздно
* * *
быть твоей птицей как будто бы быть огнем — негаснущим невероятным сном внутри меня вырос дом ты поселишься в нем я буду кормить тебя нежностью и вином ты такой уникальный крой, самый первый сорт и любить тебя можно только как сорок тысяч братьев и когда ты утром едешь в аэропорт или ночью гладишь свои неприличные платья я смотрю во сне твои губы, а между прочим, между прочим: нет прекраснее губ твоих — я вот о чем — как на пачках с лекарством пишут советоваться с врачом — бесполезно, если знаешь, что обречен, остается одно — ждать тебя, и прижаться к тебе плечом жаркой обитаемой ночью.