В конце февраля в магазин завезли синие помидоры.
Илья Петрович, увидев такое, замер перед прилавком минут на пять.
Помидоры были круглые, упругие, мясистые и даже пахли не пластмассой, как обычно бывало в это время, а только что политыми помидорными кустами. Но цвет! Ярко-синий, без примесей — как новые мусорные баки, которые наконец-то поставила управляющая компания у Ильи Петровича во дворе.
Чем их удобряли, эти помидоры? Чем химичили в своих китайских теплицах? Что за отраву предлагают есть?
Илья Петрович оглянулся по сторонам. Разделить возмущение было не с кем: в девять утра народа в продуктовом не было. Только в молочном отделе копошились две старухи, которые, как и он, пришли в «счастливый час» — скидка по пенсионному десять процентов на все. Но не с ними же, в самом деле, обсуждать серьезные вещи.
Наудачу, к овощному прилавку катила тележку с коробками дородная продавщица в зеленом жилете.
— Послушайте, уважаемая. Не подскажете, что это такое?
Тележка затормозила в сантиметре от старика. Продавщица проследила взглядом за его указующим жестом.
— Помидоры.
— Что помидоры, я догадался! А цвет вас не смущает? Это какой-то новый сорт?
Продавщица еще раз посмотрела, куда тыкал пальцем Илья Петрович, потом — повнимательнее — на него самого.
— Цвет как цвет. Брать будете? Вам со скидкой всего триста рублей выйдет за кило.
Илья Петрович вытаращил глаза. Открыл было рот, потом закрыл, махнул рукой и пошел к выходу, не взяв ни батон, ни кефир, за которыми, собственно, приходил.
Холодный ветер раскатывал по асфальту полупрозрачные волны снега. Задувал за воротник и пробирался под штанины, но остудить Илью Петровича не получалось. Внутри у него все кипело.
«И берите, — еще говорит, — всего за триста! Выкинули на прилавок неликвид и торгуют, не моргнув глазом! Роспотребнадзора давно не видели, я смотрю!»
Дошагав до подъезда, Илья Петрович проверил почтовый ящик — квитанции за электричество все еще не было — и поднялся к себе на третий этаж. Не снимая куртки, прошел в зал, к книжному шкафу, аккуратно открыл стеклянные дверцы.
Вместо собраний сочинений на полках стояли белые картонные коробки. У каждой на боку мелким почерком было что-то выведено: «Платежки», «Письма», «Медицина». Илья Петрович вытянул увесистые «Письма», снял куртку и сел на диван.
Корреспонденция была подшита по адресатам: конверт, письмо Ильи Петровича, конверт, напечатанный ответ от ведомства, снова конверт и убористо исписанный лист. Круг адресатов свидетельствовал об активной гражданской позиции и широком поле интересов: переписку Илья Петрович вел с управляющей компанией, Министерством здравоохранения, приемной президента, УФСБ, Департаментом образования, Пенсионным фондом и еще с десятком учреждений. Стопка писем в Роспотребнадзор в коробке тоже имелась — она-то и была сейчас нужна.
Илья Петрович сверил адрес и шапку своих заявлений и принялся за дело. Подробно описал вопиющий случай в продуктовом, внешность продавщицы, указал адрес магазина, изложил просьбу разобраться с поставками овощей и принять надлежащие меры. Потом снова оделся и вышел из квартиры — почта была недалеко, за углом.
Следующий месяц тянулся медленно. По закону ведомства отвечали в течение тридцати дней. Илья Петрович каждый раз надеялся, что письмо будет раньше, а они, как назло, приходили в лучшем случае за пару дней до окончания положенного срока.
В продуктовом продолжали лежать синие помидоры. Люди набирали их в пакеты, взвешивали на весах и укладывали в тележки, как будто ничего не изменилось. Илья Петрович проходил мимо, покачивая головой, но в переговоры с персоналом больше не вступал: не имел привычки затевать скандал, не заручившись официальной поддержкой. Собирал привычную корзину — батон, кефир, «Докторская» — и уходил из магазина молча, но с достоинством.
Письмо пришло, когда растаяли остатки снега и даже успел просохнуть асфальт. Роспотребнадзор сообщал, что для проведения проверки не имеет оснований — Илье Петровичу следует обратиться с жалобой, подкрепленной фото- или видеоподтверждениями, к администрации указанного магазина, и просить помощи у ведомства, только если магазин оставит жалобу без внимания.
«Отфутболили, значит», — подумал старик и привычно подколол ответ к соответствующей стопке писем. Взял чистый лист и заново описал факт продажи неликвида, возможные последствия для здоровья пенсионеров и необходимость принятия мер. Вышло даже лучше, чем в прошлый раз, — от такой жалобы магазин уж точно не сможет отделаться.
Хотя… Фотоподтверждения. Вот же, русским языком рекомендовано — подкрепить слова доказательствами. А то, ясное дело, магазин жалобу примет, на три дня помидоры с прилавка уберет — и концы в воду. По жалобе отчитается, а потом снова неликвид в продажу пустит. Плавали — знаем.
Илья Петрович захлопал по карманам. Выудил телефон, понажимал кнопки.
— Папа? Хм. Привет.
— Здравствуй, Николай. Как живете?
— Да как обычно. Все хорошо.
— Как Ольга?
— Работает. Ты давай уже к делу. Не просто так же звонишь?
Илья Петрович вздохнул.
— Николай, нужно, чтобы ты приехал. Мне отфотографировать кое-что надо.
— Мы сто раз тебе предлагали нормальный смартфон с камерой. Ходил бы сейчас и фотографировал сам все, что хочешь.
— Так ты приедешь? Хорошо бы сегодня-завтра.
Даже по телефону было понятно, что сын в своей обычной манере закатил глаза.
— Пап, я как должен сорваться? Проект за меня кто — ты будешь сдавать?
— Николай, мне очень нужно.
— Да что у тебя там случилось?
Илья Петрович скрипнул зубами.
— Мне для жалобы. Доказательства. Сволочи эти, в продуктовом, уже месяц торгуют неликвидом. Синие помидоры. Роспотреб меня отфутболил. Народ, как бараны, продолжает покупать. Нужны фото.
Повисла пауза.
— Что ты говоришь… синие?
— Да! Как твой «Ниссан»!
Николай еще помолчал.
— Папа, помидоры в магазинах действительно поменяли цвет. Мы с Ольгой тоже заметили. Но то, что ты говоришь… это ни в какие ворота. Синие!
— Я что, по-твоему, цвета разучился отличать?
— Ну, тебе если по телевизору скажут, что черное — это красное, ты и сомневаться не будешь.
— Да не смотрю я твой телевизор!
— Не ори!
— Николай! Хватит меня за дурака держать! Я жизнь пожил, побольше твоего вижу! Приедешь помочь или нет?
Было слышно, как сын пытается отдышаться.
— Нет. Я в этом участвовать не собираюсь.
Илья Петрович бросил трубку.
Зашагал по комнате. Ушел на кухню, выпил воды. Постоял у окна с занавесками в желтый цветочек. Потом оделся и вышел из квартиры.
Администратор магазина Илью Петровича выслушала внимательно, хоть и с высоко поднятой бровью. Жалобу приняла без фотодоказательств. Обещала ответ в месячный срок и дала флаер на дополнительную скидку в «счастливый час».
Старик вернулся домой. Подошел к шкафу, где в белых картонках, аккуратно рассортированный, лежал смысл его жизни. Вытащил с верхней полки коробку с надписью «Николай».
Когда он так упустил сына? На футбол ходили, математику вместе решали. Не ругались. Да и ругать было не за что: за гаражами Николай не курил, уроки не прогуливал, подростковую дурость проскочил незамеченно. Поспорили только, когда пришло время поступать. Илья Петрович настаивал на технологическом — нормальные мужские профессии. А сын уперся в свой пиар или как там его. Мать, конечно, поддержала Колю — и умерла, когда тот был на втором курсе. А после пятого сын принес диплом, сказал что-то про его ненужность, мол, тебе важно — пусть у тебя и будет. Кем Николай начал работать после института, Илья Петрович так до конца и не понял.
Вместе с дипломом в коробке лежала свадебная фотография — единственная, где их поймали втроем. Ольга улыбалась, Николай держал ее за руку, Илья Петрович выглядывал из-за их спин.
После свадьбы прошло года три, когда он поднял тот разговор. И ничего уж такого не сказал! Но если детей так и нет, то какой резон в этой семье? Пока молодой, еще можно жениться снова — на той, кто сможет родить.
Николай тогда впервые заорал, что это их выбор и чтобы отец не лез, куда не просят. Разговоры с тех пор не клеились — привет-привет, как-дела-хорошо.
Кроме диплома и фотографии, в коробке больше ничего не было.
Илья Петрович взял телефон. Щурясь, набрал эсэмэску: «Коля, может, все-таки приедешь?»
Ответ пришел через пару минут. «Предлагаю эту тему больше не обсуждать».
Кухня еще пахла свежим ремонтом. Молочный кафель фартука оттенял серые матовые фасады и удачно сочетался с рисунком напольной плитки. За небольшим круглым столом сидел Николай, ждал, пока Оля разложит салат.
— Я не понимаю. Не понимаю. Как можно настолько по-другому интерпретировать факты? Как можно не видеть очевидного?
— Коля, это же возраст. Адекватно принимать изменения очень сложно. Его мозг старается сохранить привычный мир, включает психозащиты.
— Да какие психозащиты! Это уже деменция. Как бы к неврологу его затащить, обследовать.
— Слушай, Илья Петрович еще молодец. Мои просто делают вид, что ничего не случилось. Что их это никак не касается.
Оля расставила тарелки, села напротив.
— Просто не нужно вообще об этом разговаривать. Ты все правильно написал — не поднимать эту тему. Пусть каждый живет в своем мире, зачем кому-то навязывать правду.
Николай взял вилку.
— А может, это мы того? Оля?
Подцепил помидор, поднял повыше.
— Ну вот какого он цвета?
Оля вздохнула.
— С нами все в порядке.
— Какого цвета, Оля? Какого цвета эти помидоры? Как ты их видишь?
— Господи…
— Скажи!
— Белые, Коля. Конечно, я вижу, что они — белые.
— Ну слава богу. Если мне еще кто-нибудь скажет, что они синие, я не выдержу.
Ответ от магазина пришел Илье Петровичу через двадцать восемь дней. Администрация бодро отчиталась, что у поставщиков овощей есть все необходимые сертификаты, продукция прошла проверку и помидоры сортов «Тепличные», «Особые», «Персей» и «Союз 8», представленные в продаже, отклонений от нормы не имеют ни по одному показателю.
В апреле начальница юридического отдела торговой сети, куда входил магазин Ильи Петровича, визировала такие ответы уже пять раз.
— Любопытное в этот раз обострение. Возраст у всех разный, уровень образования, судя по грамотности претензий, — тоже. И жалобы разделились — трое утверждают, что помидоры белые, двое — что синие. Катя! Ты видишь какую-нибудь закономерность?
Референт Катя пожала плечами.
— Что ж, пока всего пятеро — укладываемся в обычный процент городских сумасшедших. Помнишь, как мы два года назад круглосуточно на претензии отвечали? Когда граждане решили, что принуждение к мытью рук — это мировой заговор, и требовали прекратить поставки мыла.
Катя кивнула.
— Надеюсь, это не новая волна. А если она…
Катя вздрогнула.
— …интересно, как долго продержится.
