Эй, решимся на что-нибудь этакое? Удивительное, необыкновенное, сумасшедшее. Поймаем момент. Вольемся в общество мертвых поэтов, спрячемся в лесу, чтобы высосать из жизни костный мозг.
Летом — легче. Платья, мысли. Легче пробовать то, на что раньше не хватало смелости. Время придумывать себя заново и идти новыми дорогами, бережно сохраняя самые теплые моменты. На плите в железном тазу пенится янтарное варенье из одуванчиков. Я разолью его по банкам — поймаю лето. В студеные дни буду чаевничать вприкуску с воспоминаниями: загорелые сильные ноги, я бегу с горы, бестолково размахивая руками; раз-два-три, я разгоняюсь — и в озеро с деревянных мостков; сердце выпрыгивает — признаюсь в любви.
Эти летние истории о счастье быть. Любым. Озорным и раненым, забавным и светлым. О счастье пробовать жить по-своему. Раз-два-три, я разгоняюсь и…
Татуировка
Тот месяц мы жили, вызубрив попсовое carpe diem — «лови мгновение». Расставляй ловушки! Хватай! Лови! Мгно-ве-ни-е!
Carpe diem — хрусткое и ломкое — сырные крекеры. Это напоминание — удивляться и удивлять — завитки букв на плече Александры. Сделать красивую татуировку — одно, жить так, чтобы эти слова превратились в образ жизни, — другой уровень сложности. У нее получается.
Мы знакомимся с Александрой случайно, через общую знакомую. Живем в квартире на тринадцатом этаже, как герои сериала «Друзья» — шумно и весело, откровенно и сложно. Я влюблена в вечера, когда мы, уставшие после рабочего дня, собираемся на кухне, пьем какао и рассказываем друг другу новости. Обожаю слушать истории Александры — она живет виртуозно и с азартом.
Каждый день — новый яркий образ. Шпильки, пиджаки с высокими плечами, узкие юбки, помада — красная. Как лак на коротких квадратных ногтях. Как вино. Александра пьет вечерами. Иногда.
Ее обожают мужчины, знакомятся на улицах, водят в рестораны. В съемной квартире на тринадцатом этаже — цветы, цветы, цветы. Красота и ум, домашняя выпечка и безразличие — Саша, моя Сашка волнует мужчин. Выбегает из подъезда с полотенцем на голове — у нее свидание, говорит, что думает, шутит, когда нельзя… За Александрой ухаживают и итальянец, и московский депутат, и местная мафия. «Когда ты напишешь про них книгу?» — смеюсь я. Она любила. Не раз.
Тихая ночь. Мы сидим на надувном матрасе и читаем друг другу любимые стихи. «Кто сгорел, того не подожжешь» — Саше, моей Сашке, нравится Есенин.
Я заражаюсь от Александры желанием жизни. И мне хочется также, не зная языка, рвануть в Америку — пляжи, вечеринки, полиция, океан. Московский глянец. Угрюмое метро. Двери крупных издательских домов, а в голове — попсовое carpe diem.
Мягкое утро. Я расчесываю спутанные волосы и несмело рассказываю Сашке про свою мечту. «Дерзай!» — она грубо меня перебивает. Эти слова отрезвляют. Я беру себя на слабо: смогу или нет. Вдыхаю, набираю воздух в легкие и ныряю. Получается, все получается!
В квартире на тринадцатом этаже давно живут другие люди. Кто знает, быть может, мы похожи на них, а они — на нас. Как и мы когда-то, новые жильцы заглядывают вечерами в соседские окна, пьют какао и читают вслух Есенина. Я уже другая. И Александра, Саша, моя Сашка, — тоже. Но я так же, как и тем знойным и беспощадным летом, говорю жизни задорное «да!».
Коленки
Мне шесть, мои коленки в зеленке, я бегу по двору, обгоняя ветер. Навстречу идет мама, в ее руках — эскимо в розовой обертке, на обертке — голубой заяц. Я счастлива. Разрываю упаковку, смеюсь, смотрю в мамины карие глаза. Мороженое на асфальте. Я отчаянно реву, закрываюсь от несправедливости мамиными шершавыми руками.
Семь, восемь, девять — я повзрослею, мне больше никогда не будет шесть, и мороженое в розовой глазури не заставит меня сиять беззубым ртом. Невозможно вернуться в свои десять, когда впервые танцуешь медленный танец с мальчишкой. «Он меня любит, я уверена», — с гордостью заявляешь ты девчонкам, возвращаясь в комнату после дискотеки. «Но он дурак». Почему-то в десять любовь выглядит так.
Мне больше никогда не будет двенадцать. Лето, я взлетаю на огромных качелях то вверх, то вниз, впереди — контрольные, бессонные ночи, вредные привычки, резкое «Я не хочу быть такой, как ты», брошенное маме, твоей маме. Столько всего впереди! Не только радость.
Невозможно вернуться в тот вечер, когда ты, соврав родителям, что ночуешь у подруги, сидишь плечом к плечу с кем-то очень родным и разговариваешь, разговариваешь, разговариваешь. Что будет потом? Так ли это важно, если то «сейчас» ты помнишь и теперь, в том возрасте, когда уже не стоит заниматься ерундой?
О, глупости! Вернуться бы в тот снежный день, когда мы, невероятно красивые от объявшего нас счастья, гуляем, взявшись за руки, громко фальшивим песни и признаемся в любви жизни. Ты на одной стороне железной арки, я — на другой. В тот вечер мы узнаем, что разбились наши знакомые. Сколько им было? Девятнадцать?
Я рядом. Обнимемся? Крепко-крепко. Мы будем жить, обещай мне.
Можно, пожалуйста, обратно в то время, когда влюбляться было так просто. Раз-два-три — готово! В тот промозглый вечер, когда слова были кислородом — задохнешься, если уснешь. Старшекурсники — полубоги, а мы каждое утро летим за ржавым автобусом, так боимся опоздать на лекцию! Сейчас бы разве побежали?
Ни вчера, ни завтра невозможно поставить на повтор, как любимую песню, под которую так легко представлять себя киноактрисой, подметая полы в тесной квартире. Сегодня тоже неповторимо. Превратим этот день во что-нибудь необыкновенное? До полуночи осталось три часа. Побежали делать глупости!
Вопросы о себе
Когда в гости приезжает Наташа, в моем сердце — праздник. Перламутровое утро, зеленая остановка, сонная подруга, на моих ногах — носки разного цвета. Привет, я тебе рада!
Горькие лимоны и сочные апельсины, кубики льда и сахара, веточки мяты — мы пьем домашний лимонад, смеемся над героями советских фильмов, трогаем босыми ногами теплый песок грязно-желтого цвета. Лето! Выходим на балкон, наблюдаем за озорными детьми, пробуем грушевые пенки и отвечаем вслух на вопросы о себе, я когда-то нашла их в интернете.
— Фразы, которые ты произносишь чаще других? — Наташа читает вопрос и ежится.
На улице, во дворе, на балконе — прохладный лиловый вечер.
— Живем один раз! — отвечаю я, собирая в хвост капризные волосы,
Эти три слова со мной дольше, чем любое из моих увлечений. Я учусь не бояться счастья. Но есть еще одна фраза. Ее я повторяю не с азартом, нет, с горечью повзрослевшего человека. Иногда — на работе, случается — в откровенных разговорах. «Прекрати не верить в себя» — пять слов, двадцать одна буква, килограммы веры.
Откуда, откуда в нас столько пренебрежения к себе? Мы пинаем свои мечты — ногами, грубым смехом, злыми сомнениями… Не надо, слышишь? Перестань доказывать, что ни на что не способен, не изводи себя придирками — делай. Давай не будем обижаться на жизнь?
«Прекрати не верить в себя», «прекрати не верить в себя», «прекрати не верить в себя»… На кухне или в кафе, на вечеринке или на ответственном мероприятии — где бы я ни была, иногда это заклинание важнее других слов.
Ты хороший. Серьезный и смешной, собранный и запутавшийся, иногда — несчастный и грубый, отчаявшийся и странный. Тебе есть за что себя любить. Ошибаются все. Пожалуйста, верь, верь в себя.
Засыпает река, дорога к грязно-желтому пляжу, по домам расходятся дети. Мы говорим. Сколько еще балконных и кухонных откровений мы проживем вместе и порознь? Кто будет задавать нам вопросы и обнимать своими заклинаниями?
Я запиваю сладкие пенки остывшим чаем и растягиваюсь на кровати. Завтра — новый день. Хорошо, что рядом Наташа — мой свет, который помогает верить в себя. Иногда и у волшебников не остается на это сил.
Ах!
Это лето целует меня в лоб, как тот мальчишка в дешевом кафе. Нежно и без спроса. Милый, ты мне тоже нравился. Пойми, мы не совпали по времени, сыграв в «Загадочную историю Бенджамина Баттона», так бывает. Но Бог — самый мудрый сценарист, верь мне.
В пятницу провожаю июнь, пролетая на машине мимо лугов с иван-чаем. Июль встречаю, купаясь ночью в озере. За деревьями прячется морковного цвета луна, комары преследуют — впали в амок, как герои новеллы Цвейга.
Июнь вновь прозвучал коротким «Ах!» — голова кружится, я не успеваю опомниться. По дороге домой пинаю тополиный пух и понимаю, что теперь не так важно — жаркий июнь или депрессивный ноябрь, свежий май или злобный февраль. Я больше не жду лета так жадно, как в школе. Я смогла поймать «хорошо», которое не зависит от времени года. Повзрослела.
Спокойного счастья больше, география поцелуев — ниже и ниже. Но иногда так хочется, чтобы от всего происходящего было вот то ощущение неуловимой нежности, как от неловких касаний губами. Забегаловка в центре города. Очень юные мы. Тебе нужно наклониться, а мне встать на цыпочки. Мы смеемся. Нам кажется, что и лето, и мы — навсегда. Мы будем всегда. Да-да.
