там, за мостом, у заводи хмурый дым
дождь из рогатки по окнам постреливает
не надо пугаться заповедей и заметать следы
он указал на тебя — я в тебя всмотрелась
там золотое дно, голубые льды,
хрупкое и фарфоровое
то, что я гость незваный — то полбеды
хуже, что — вор.
может, не так уж страшно, что я — вор?
ты же впустишь меня — на рассвете
едва различимую;
я войду и возьму это все:
постоялый двор,
твоих шумных собак
и твое янтарное имя
* * *
Как же ты в этой тьме непроглядной
с застывшим ртом
пробираешься дезертиром в такие сны
где мы едем в замерзшем троллейбусе
до метро
из какой-то далекой планеты, другой весны
Ничего не имеет значения в этом сне —
мы вне времени, времени года, времени суток
никакой безопасности и никаких ремней —
я держу тебя за руку и не могу проснуться
Ты в моей голове стоишь поперек всего:
пустоты войны, собачьего этого ада
И весна началась как будто всему назло —
так тебе и надо
* * *
Стеклянный решетчатый вырез —
в солнце,
сквозь стекла очков — глаза
рысьи.
Твой голос — закладка
наркоторговца:
изящная выделка,
гибельный тизер.
Вечер размыт дождя
истерикой,
дороги не высохли —
аспидным мажут.
Ветер заправил рубашку
воздушную
в хрущевские шорты
пятиэтажек.
Жостовская ночь: туман
и неон,
но-шпа луны и волчий акцент
дворняг.
Твой голос пряный —
и только он —
просит меня:
ляг
* * *
длинные руки зимы обнимают мосты
лед неустойчив, его третий день лихорадит
есть одно правило — вот мы с тобой «на ты»
и этого хватит. я говорю себе: этого хватит
я говорю себе: ну же, не в первый раз
лбом упираюсь в холодную линзу прицела
есть одно правило — ждать от тебя звонка
только по делу. я говорю себе: только по делу
некуда спрятаться, даже во сне боюсь,
в горле слова застревают, картавит воздух,
есть одно правило — если в тебя влюблюсь...
уже поздно для «если». я говорю себе: поздно
* * *
быть твоей птицей
как будто бы быть огнем —
негаснущим
невероятным сном
внутри меня вырос
дом
ты поселишься в нем
я буду кормить тебя
нежностью
и вином
ты такой уникальный крой,
самый первый сорт
и любить тебя можно только
как сорок тысяч братьев
и когда ты утром едешь
в аэропорт
или ночью гладишь свои
неприличные платья
я смотрю во сне
твои губы,
а между прочим,
между прочим:
нет прекраснее губ твоих —
я вот о чем —
как на пачках с лекарством пишут
советоваться с врачом —
бесполезно, если знаешь,
что обречен,
остается одно — ждать тебя,
и прижаться к тебе плечом
жаркой обитаемой ночью.