Антон Мамон
«Ночница»
(«Рипол классик»)
Просто вообразите на миг, что в очередном блокбастере вдруг решили превратить именитых писателей в каких-нибудь жутких зомби, и одним из таких стал О. Генри, не утративший фирменной иронии, но обратившийся к темам потустороннего. Вот именно таким автором и становится Антон Мамон в дебютном сборнике рассказов. Шутки шутками, но проза Антона Мамона действительно вбирает лучшие качества американских рассказов XIX–XX века — четкость, лаконичность, простоту метафор и здоровую иронию, — оставаясь при этом абсолютно современной. И сюжеты разворачиваются в России: то в пионерском лагере в окружении сосен, то в доме, где жили «деятели искусств», то на вокзале в Москве, то в психушке. Автор выносит на первый план маркеры узнаваемой, возможно несколько гиперболизированной современной реальности, выставляет напоказ легко считываемые элементы культурного кода — от сцен почти из «ментовских сериалов» до обшарпанных и пронумерованных корпусов пионерских лагерей — и нанизывает их на увлекательный сюжет. Получается такая обрусевшая американщина: в текстах «Ночницы», повторимся, чувствуется западная манера повествования — и на уровне слога, и на уровне сюжетов.
Самое главное, конечно, следовало оставить на закуску. «Ночница», как уже можно было догадаться, — это сборник жутких историй. Не просто же так издание вышло в серии «New Horror». Антон Мамон действительно любит рассуждать о потустороннем, однако оно всегда бессмысленно без связки с реальностью, и автор это прекрасно понимает. Ужасы тут не самоцель. Каждый незнакомец со странными конфетками в самолете, каждый жуткий призрак в ночном лагере, каждый сумасшедший в психушке — лишь яркий триггер для героев. Ведь Антона Мамона волнует прежде всего человеческая психология. Касается это не только природы страха, но и, например, подросткового буллинга или алчности. Как там Воланд говорил? «Деньги любят — ну так это всегда было». Помещая героев рассказов, как лабораторных мышей, в экстремальные обстоятельства — а фантастичность лишь повышает ее градус, — автор внимательно следит за поведением своих подопытных и фиксирует записи. И каждый такой «надлом», каждая встреча с потусторонним меняет так или иначе центрального героя рассказа. В этом смысле, пожалуй, манера Антона Мамона абсолютно кинговская: взять типично американскую (в данном случае типично русскую) действительность и посредством чертовщины превратить ее в театр психологических экспериментов. О дебютных текстах вообще неплохо (если верить маркетологам) говорить в сравнениях, так что вот еще одно: звезда издательства «Росмэн» Татьяна Мастрюкова пишет ужастики для подростков, работающие в целом по тому же принципу (только с большим уклоном в фольклор). «Ночница» — такой же сборник ужастиков, но уже для взрослых, где гроб на колесиках нужен не просто так; в каждом таком гробике — ответы на определенные вопросы, волнующие автора и читателя.
«Как понять, боитесь ли вы крови? Получить ответ, рассуждая об этом в теории, крайне сложно, ведь единственное, на что мы способны опереться, — личный опыт. Что припомнит обычный человек? Вероятнее всего, малоприятные эпизоды, в которых он разбивает колено или по неловкости обрезает палец кухонным ножом. Чуть реже вы услышите о визитах к злюке-медсестре, что не задумываясь прокалывает безымянный палец острой железякой. Или, к примеру, о драке, в которой разбивают губы. Кто-то обязательно расскажет о далеком детстве, когда из носа могло хлынуть без какой-либо причины. Так или иначе, у каждого в запасе найдется «кровавая» история, а то и две! Но все будет не то. Чтобы узнать истинную реакцию, нужно увидеть кровь в достаточном количестве. Не каплю и даже не полную пробирку — как минимум лужу.
На свою удачу, большинство обывателей лишены подобной возможности. Кровь они наблюдают редко и совсем недолго. Стоит ей появиться — в ход идут ватные диски и хлоргексидин, как вариант — йод или зеленка. Следом все надежно укрывается лейкопластырями. И так до самого заживления. До того момента, пока на месте сочащейся раны не появится блеклый шрамик. Люди сознательно не смотрят на последствия увечий. Препятствием тому становится инстинкт самосохранения, в котором заложено отвращение к подобного рода зрелищам».
Мария Понизовская
«Паучье княжество»
(«Черным-бело»)
В условной Российской империи — здесь есть Единый Бог и языческие Всевышние, а из-за Навьих тварей, как говорит правительство, введен комендантский час, — решают провести модернизацию приютов. Детей ссылают далеко-далеко, в старые дома. В один из таких попадает выдумщица Мариша Ковальчик. Жуткое место со скрипучими половицами, страшными мышеловами — человекоподобными механизмами для ловли мышей, которые могут растерзать и человека, — жестокие воспитатели и постоянные выговоры, публичная порка — Император настоял, чтобы присутствие детей на таких кровавых «шоу», наравне с казнями, было обязательным. Короче говоря, ничего хорошего. Приютские сразу прозывают старую усадьбу «паучьим княжеством». С самого начала понятно, что быть беде. И вот один мышелов выходит из-под контроля, вот находят целую кладовку с ними, а вот пропадает девочка — все считают, что она сбежала, но Мариша видела умертвие под кроватью, потом — огромных белых пауков. Никто, правда, не верит ей. До тех пор, пока остальным приютским не приходится столкнуться со странностями и ужасами паучьего княжества — неужели Император обезумел и решил сгубить их, чтобы избавиться от попыток посягательства на власть? Ведь многие из приютских — дети революционеров. И неужели боги отвернулись от них? И это — их наказание?
При даже беглом знакомстве с романом — или хотя бы его описанием, — у читателя неизбежно возникнут моментальные ассоциации с «Домом, в котором» — таков уж маркер времени. Однако дебютный роман Марии Понизовской не пытается его повторить или, еще хуже, скопировать. Книга написана по классическим законам хоррора: действия разворачиваются в герметичном пространстве на отшибе мира (сбежать некуда), герои то разделяются, то объединяются вновь, изучают старую усадьбу постепенно: сначала коридоры, потом — подвалы, потом — чердаки. За счет этого напряжение растет не спеша, и вот читатель уже сам боится заглядывать в пустую приютскую спальню — ведь до конца непонятно, что на самом деле происходит в стенах паучьего княжества. Маришка — максимально ненадежный рассказчик. Она уверена в своей правоте, все остальные же обвиняют ее в выдумках, а автор не симпатизирует ни одному из этих мнений, остается нейтрален. А потому все потустороннее в одной сцене на поверку оказывается неудачной шуткой одного из детей, а в другой — чем-то по-настоящему необъяснимым. События, пусть и не описываются от первого лица, все равно остаются пугающе объективны; именно мысли, догадки и сомнения Мариши задают необходимый тон ужастика.
Однако, вновь по законам хорошего психологического хоррора, самое страшное спрятано в другом. Монстры, будь они фикцией или нет, уступают людям, которые творят настоящие зверства. «Паучье княжество» — история прежде всего о человеческой жестокости, притом как по отношению приютских друг к другу — они готовы и похищать чужие дневники, и жестоко избивать «младших» из-за подозрения в краже и без того краденого ожерелья, — так и по отношению взрослых (и конкретных персонажей, и общества в целом) к сиротам. Крики, угрозы и избиения розгами уже кажутся детям обыденностью, но с развитием сюжета градус бесчинства все нарастает, и вот кого-то из приютских запирают в клетке и грозятся отрезать ему ножницами язык. Наивысшая концентрация, если позволите, жести, ждет в финале, который отчасти напомнит концовку «Сияния» Кубрика.
Мария Понизовская по кирпичикам выстраивает мрачную и пугающую атмосферу, используя для этого и описания, и параноидальные состояния героев — ведь усадьба меняет их, ломает. Каждому и так пришлось несладко: кого-то заставляли ублажать — понятно каким образом, — взрослых господ собственные родственники, кто-то потерял любящих родителей и был вынужден смотреть, как их расстреливают за предательство. Израненные герои оказываются в обстоятельствах, которые испытывают их на прочность, вскрывают старые раны и вскоре заставляют сплотиться, выстроить собственное микросообщество, в котором, однако, никому нельзя доверять. Чтобы получить «Паучье княжество», можно взять классический роман об интернате — возьмем, например, «Республику ШКИД», — добавить туда значительную порцию мистики, хоррора и какие-нибудь приемы, скажем, из «Дома странных детей Мисс Перегрин» (разве что дети у Марии Понизовской абсолютно обычные, в том-то и весь шарм). В сухом остатке выходит достаточно взрослый и зрелый роман, который основывается прежде всего на психологических портретах юных героев. Все остальное, скажем так, читатель получает бонусом — чтобы не заскучать и потрепать нервы.
«“Закрой глаза, — сказала ей однажды Агата, когда всех их — детей изменников и террористов — согнали на площадь смотреть, как свинцовые пули отправляют их родных в последний путь. — Если ты чего-то не видишь, значит, этого нет”.
И тогда она закрыла глаза. Зажмурилась, и хлопки выстрелов, крики, пороховой запах — ничего из того не дотянулось до нее. Врезалось в нерушимую стену из зажмуренных век и рассеялось. Не осталось ни в мыслях, ни в памяти. Просто исчезло.
Так что, когда толстый господин спускает до колен свои короткие шелковые брюки, Настя просто закрывает глаза. И мир снова темнеет, как и в тот день. Реальность отпускает ее, позволяя погрузиться в спокойствие и темноту.
Это хорошо, правильно.
Надобно только, чтобы на завтра остались силы — придется попотеть, оттирая от пола постыдные следы этой ночи».
Кристина Робер
«Преданные. Белое с кровью»
(«МИФ»)
Писать о второй части трилогии всегда непросто, но мы постараемся. Сперва напомним сюжет: дерзкая девушка-подросток Рита Харт-Вуд отправляется учиться в элитный пансионат «Форест Холл», где знакомится с Алексом и влюбляется в него, но не все так просто. Во-первых, оказывается, что оба они — наследники враждующих династий волшебной страны, поделенной на terra ignis и terra caelum. Во-вторых, в каждом из героев живет некая сущность: внутри Ники — волчица Джей Фо, внутри Алекса — нечто страшное, звериное, голодное. Ну а в-третьих, однажды Ника находит кладбище со своей могилой — оказывается, в волшебной стране все считают ее погибшей еще в младенчестве. Теперь Нике предстоит справиться с серьезными психологическими потрясениями (увы, без помощи психологов), разобраться в династических распрях волшебной страны, где вампиры, ведьмы, эльфы и полубессмертные — норма, и, конечно, выяснить отношения с семьей и Алексом. Но жизнь приготовила Нике много болезненных ударов, которые не просто сбивают с ног — прижимают сверху непомерным грузом.
В трилогии «Преданные» Кристина Робер придерживается классической трехчастной структуры: первая книга знакомила читателя с героями в нашем мире, полунамеками приоткрывая ворота в нечто «потустороннее», вторая же часть — большой гид по миру terra ignis и terra caelum. В третьей, ожидаемо, начнется самая заварушка, ведь уже познакомился со всеми необходимыми героями и локациями. Первый том «Преданных» напоминал молодежные сериалы от «Нетфликса» наподобие «Элиты»; во втором актерский состав остался тем же, только сюжет приобрел черты «Игры престолов», проблематика которой вдруг сменилась на присущую нише new adult романов: разобраться в себе, принять «ложь во благо» от родных и сделать что-то со своими чувствами. События «Белого с кровью» становятся все большим психологическим испытанием для Ники: от рефлексии над собственной могилой до невозможности понять, правда перед тобой или ложь; ведь в волшебном мире, как замечает героиня, никто не дает внятных ответов, ходит вокруг да около экивоками, так что информацию о своей родословной, о волчице внутри и о важной для сюжета семейной реликвии и Ника, и читатель получают по ложечке.
Весь роман — эмоциональные качели, двигающиеся по направлению от «плохо» к «еще хуже». Основные сюжетные потрясения происходят в финальной части книги — о них бы рассказать, но это уже серьезные спойлеры. К тому же смена социальных ролей — от простых студентов до наследников магического престола, — меняет и отношения между Алексом и Никой, остающиеся одним из центральных сюжетных драйверов книги. Герои не могут быть вместе не только по определенным политическим причинам — ну, вы помните, «нет повести печальнее на свете», — но и просто потому, что перестают доверять друг другу. Пропасть между ними становится еще больше: слишком много тайн, несказанных слов и необдуманных действий. А местные журналисты исказят все еще десять тысяч раз — особенно после совместных танцев Ники и Алекса.
«Белое с кровью» больше не напоминает условный жанр «магической академии». Масштаб событий растет, мир terra ignis и terra caelum вытесняет реальный, а балов, церемоний «коронации» и разговоров с ведьмами больше, чем тесного общения между героями в пансионате «Форест Холл». Однако «Преданные» все равно не теряют своего обаяния. Все фантастическое здесь пропущено через призму восприятия ребенка нулевых, а потому текст остается дерзким (тому способствует и характер Ники) и свежим, а заодно полнится ассоциациями с популярными книжными (и сериальными) вселенными, возникающими и у Ники — она вспоминает «Марвел», допустим, — и у читателя. Он, как принято говорить, преисполнится духом молодежных сериалов и романов — в меру начитанности и насмотренности.
«Девушке полюбилась скамья на задворках сада под раскидистой благоухающей яблоней. Ника часто забиралась на нее с ногами, включала телефон Алекса (каждый раз опасаясь, что батарейка вот-вот сдохнет и отнимет у нее последнее материальное, что связывало ее с Маркелом и тем миром) и слушала треки, под которые они коротали последние ночи в “Форест Холле”. Ночи — такие нежные, полные любви и глупых надежд — ужасно далекие, но счастливые. Возможно, самые важные в ее жизни ночи… И Ника цеплялась за эти воспоминания, борясь с приступами паники всякий раз, когда не могла в мельчайших деталях воспроизвести какой-то разговор. Боялась, что существо внутри решит и этой памяти ее лишить, поймает, когда ей будет больнее всего, и заберет, не спросив…
Ника с тоской смотрела на темное небо и считала невидимые звезды. Она бы все отдала, чтобы вернуться на в прошлое и на повторе проживать эти дни, снова и снова, потому что ей ужасно понравилось жить моментом. Понравилось любить монстра. Понравилось побеждать его».
Евгений Гаглоев
«Чернокнижец. Ледяной кокон смерти»
(«Росмэн»)
Завязка нового романа Евгения Гаглоева напоминает одновременно и сериал о маньяках, типа «Метода», но с возрастным цензом поменьше, и начало очередной серии «Скуби-Ду», но с возрастным цензом постарше. В деревне Белогоры строители копают там, где не следовало, и наутро находят труп местного жителя. Старика ритуально распяли ледяными иглами. Разбираться во всем приходится ученику черного чародея Денису Чернокнижецу (да-да, это фамилия). Так уж вышло, что магия преследует его всю жизнь: дед, воспитывавший Дениса в ежовых рукавицах, содержал лавку оккультных товаров и планировал передать ее внуку по наследству, но тот выбрал ученичество у таинственного Мастера Игрушек. На то были причины — сугубо личные. Теперь об этом герою вспоминать больно и тяжело. И вот за первым убийством следует второе. Все чуют — грядет третье, последнее, — а потом находят в деревне гиблое языческое место… Как происходящее связано с событиями тридцатилетней давности, что значат пророчества старой гадалки и какие интриги плетутся за спиной Дениса? Что же, придется осилить всю трилогию, чтобы узнать ответы.
У Евгения Гаглоева есть целая своя, скажем так, книжная мультивселенная — «Мир Санкт-Эренбурга», куда автор вписывает совершенно автономные истории. Трилогия «Чернокнижец» — одна из таких. Новички ничего не потеряют, а «старички» порадуются отсылкам и знакомым камео. Перед читателем этакий концентрированный Евгений Гаглоев: начав с детективной завязки, автор по-паучьи опутывает читателя несколькими сюжетными нитями — все они равнозначны, прошлое Дениса и его девушки Ди неотделимо от разворачивающихся интриг и сражений, — экшеном в адекватном количестве, колдовством и таинственными личностями. Евгений Гаглоев — автор безумно изобретательный. В классическую канву подросткового мистического детектива он может добавить столько ярких блесток, что хоть отправляй книгу на показ книжных мод: тут и старый колдун, тело которого сшито из чужих тел, и таинственная ведьма мадам Анаит, уже блиставшая в других романах, и демоны, и карты Таро, и картины, в которых заперты души неугодных. Короче говоря, главное авторское правило: взять литературный блендер и смешать там много-много всего, но строго по рецепту, чтобы у читателя не возникало странного послевкусия.
В «Ледяном коконе смерти» особенно интересно то, что, в отличие от простых героев-детективов, Денис не просто ведет расследование: он играет сразу на два фронта. Ему приходится и решать одновременно сюжетную загадку, ответ на которую важен богатому нанимателю, и, уже по просьбе учителя-чародея, шпионить за тем же нанимателем, ведь у того явно недобрые планы. Что тут скажешь — Евгению Гаглоеву впору писать сценарии для диснеевский мультсериалов. Помимо уже упомянутых пестрых второстепенных персонажей и изобретательных приемов, каждая деталь в гаглоевских книжных циклах (если не сказать сериалах) важна, каждое чеховское ружье обязательно выстрелит — не в первой, так в последний книге. Туда-сюда кочуют не только герои, но и артефакты. Каждый раз невольно думаешь: «Ну, сейчас я прочитаю что-то такое, что Гаглоев уже писал», а потом удивляешься, как автору удается вдохнуть свежести в новый роман, собранный вроде как из похожих деталей. Впрочем, повторимся: во время знакомства с «Чернокнижецем» читатель получит концентрированную порцию Евгения Гаглоева, проза которого, при грамотном потреблении, не успевает приесться. Хуже того — околдовывает своей приключенческой простотой и, словно одно из колдовских зелий Мастера Игрушек, превращает читателя, особенно взрослого, в мальчишку, который не может остановиться; постоянно хочет заглянуть в конец и, не выдержав искушения, все же перелистывает до последний страницы. Только чтобы узнать, что самая, как говорится, жара — впереди.
«После ухода Бестужева и его людей горничные Вета и Клеа перенесли китайскую ширму к стене, и Денис смог приблизиться к учителю. Кшиштоф Закревский действительно выглядел ужасно. Он, собственно говоря, никогда не отличался особой красотой, но сейчас на него трудно было смотреть без содрогания.
Денис помнил, как увидел учителя впервые, — едва сознание не потерял от страха. Тело Мастера Игрушек было сшито из кусков человеческой плоти, взятых от разных тел. Руки имели разную форму, одна нога была короче другой, кожу покрывали многочисленные швы, кое-где до сих пор стянутые толстыми суровыми нитками. Сейчас старик выглядел гораздо хуже. Швы, покрывающие бугристую, желтоватую плоть, воспалились и сочились гноем. Магии, с помощью которой старик продлевал себе жизнь, хватало ненадолго, поэтому приходилось регулярно повторять ритуалы и заменять отслужившие части тела другими, посвежее. И все же Мастер Игрушек существовал так веками, накапливая познания в темных науках, магические артефакты, книги, золото и драгоценности.
В подземельях особняка имелись тайные комнаты, набитые деньгами и слитками; лаборатории, где зрели в специальных стеклянных саркофагах искусственные тела; склады оружия, коллекции магических артефактов, а также особые комнаты, в которых иногда жили очень странные постояльцы».
Лисса Мия Смит
«Ревелль»
(MarshmallowBooks)
Остров Шарман, о котором вы, наверное, никогда не слышали, расположен в США. И это чудесное место удовольствий, привлекающее туристов! На острове этом живет несколько семей, владеющих магией, и каждая из них отвечает за какой-то отдельный элемент, скажем так, инфраструктуры: кто-то развлекает, кто-то заведует гостиницами. Но в центре всего — старое противостояние семейств Ревелль и Хронос; первые могут управлять эмоциями и создавать иллюзии, если им подарили драгоценные камни, вторые — контролировать время. Задача Ревелль на острове — как раз развлекать. В ход идет все: и магия иллюзий, и цирковые представления, и алкоголь, которого, однако, не хватает. Звезда выступлений, юная Лакс Ревелль, хочет пойти на сделку с двадцатиоднолетним Дьюи Хроносом, который собирается стать мэром и положить конец грызне двух семейств. Но все ли так очевидно? Можно ли преодолеть вражду длиной во много поколений просто так? Тут к тому же юноша Джеймисон Порт, ищущий своих родителей на Шармане, будем откровенны, по уши влюбляется в Лакс. Куда приведут все эти волшебные династические перипетии? Удивитесь — в Новый Орлеан.
Попробуем рассказать о романе с помощью ассоциаций: если взять «Ромео и Джульетту», «Великого Гэтсби» и мультфильм «Энканто», то получится как раз «Ревелль». Лисса Мия Смит словно пытается собрать в одном месте все и сразу: речь не только об ассоциациях, но и о тропах. Перед читателем и юношеская история любви, и сюжет о поиске пропавших родителей, и дилемма почти в духе «Ла-Ла Ленда» — вот еще одна ассоциация, — где героине необходимо выбирать не между мечтой и любовью, а между любовью и долгом. Ведь в Лакс течет кровь Ревелль, а значит, у нее есть определенные обязательства. Так, однако, ее учили. Но этим безумным миксом тем роман как раз и подкупает. Текст такой же пестрый, как обложка, и держится он на трех китах: динамике сюжета, отношениях героев и эстетике, как верно отметили издатели в социальных сетях, «ревущих двадцатых» с пузырьками шампанского, костюмами, высокими каблуками и элегантными платьями.
«Ревелль» — роман без тормозов. Герои постоянно то попадают в передряги и спасаются от преследователей, путешественников во времени — это задача не из легких, — то пытаются разобраться в себе и постепенно растущих чувствах друг к другу. В этом смысле книга Лиссы Мии Смит — классический пример young-adult-литературы, где привычный набор тем и сюжетных ходов положили в яркую праздничную коробку нового сеттинга. И такому конструктору-подарку радуешься. Остров Шарман к тому же оказывается весьма интересной метафорой: что будет, если в стране американской мечты появится место вседозволенности, где даже «законодатели сухого закона» будут напиваться, наплевав на собственные указания? Как будут себя вести, и самое главное, меняться от поколения к поколению жители острова, особенно если они владеют магией? Так что роман оставляет много вопросов на подумать. В остальном же «Ревелль» — это очень бодрое чтение, где химия между героями — а с каждой страницей реактивы шипят все сильнее, — отчего-то заставляет, как говорится, переживать за их отношения больше, чем за свои. И вновь в этой подборке не обойтись без Уильяма нашего Шекспира: «нет повести печальнее на свете…». Да, нет! Но не стоит пугаться — это не трагедия. Все закончится относительно хорошо. Не без экшена и пары выстрелов, зато никаких «так не доставайся же ты никому!».
«— Слухи о том, что остров усиливает магические способности, распространялись все шире, и другие семьи, владеющие магией, тоже начали переселяться сюда. В том числе и ваша. В мире к магии относились все более настороженно, и этот остров стал одним из наших прибежищ, где мы могли жить спокойно. — На его лицо тенью легла насмешливая улыбка. — Думаю, именно с этого момента наши версии истории расходятся. Я удерживала маску спокойствия. Да, моя семья прибыла сюда позже Хроносов, но первые выборы, да и несколько последующих, выиграли мы. Под руководством моих предков на Шармане расцвел туризм. Любой предприниматель, был ли он магом или нет, мог найти здесь работу. Однако разгульная жизнь, воцарившаяся на острове, нравилась не всем. Семейство Страттори удалилось в восточные холмы, их таинственная магия превратилась в легенду для туристов. Хроносы облюбовали обрывистые берега на севере, где занялись инвестированием, преумножая свое богатство, но при этом редко спускались на наши пляжи. Они задували свечи с наступлением темноты, а в Большом шатре веселье не смолкало до рассвета. Так появились Дневная и Ночная стороны».
Крис Вуклисевич
«Чаепитие с призраками»
(«МИФ»)
Итак, вот первое, что произойдет: рассказчик встретит вас в кафе, где подают чай духам — и, взяв за руку, отведет к Фелисите, которая помогает призракам обрести покой. Для этого нужно закончить их предсмертную фразу и адресовать тому, кому требуется, — ведь только так, не договорив что-то в момент смерти, и становятся блуждающим духом. У Фелисите есть особый чай, который развязывает языки усопших, и особые чашки, которые те могут потрогать. Но познакомить с этой «профессией» — не самоцель рассказчика. Он отведет даже не в какое-то конкретное место, а в полную порой страшных, но все же чудес историю о двух сестрах, их матери, призраках, безумии и покинутой деревне.
«Чаепитие с призраками» безусловно хочется назвать магическим реализмом, однако волшебного для этого жанра в классическом понимании здесь чересчур много: призраки на каждом шагу; сады с волшебными растениями, например ландышами вечной молодости; долина Чудес, где растут особые травы — из них-то Фелисите и делает свой чай. Но, с другой стороны, ни один жанр не существует в вакууме, и меняется, адаптируется — а потому современный магический реализм вполне может быть, как в этом романе, насыщен куда большим количеством фантастических допущений. Главное — чтобы любой волшебный элемент, вплетенный в реальность, не появлялся просто для галочки. У Криса Вуклисевича все именно так. Любое «волшебство» здесь становится метафорой, помогает глубже понять героев и их психологические проблемы: от чрезмерной ответственности до недостатка любви. В тексте в целом порой проскакивает нечто неуловимо маркесовское — начиная от жутковатого и полумистического описания беременности и заканчивая бытовыми сценами, в которых чувствуется нечто потустороннее. И нет, речь не о призраках — именно о гнетущем ощущении, которое возникает, когда не понимаешь, что перед глазами: реальность или выдумка рассказчика? Это герои сошли с ума или ты? Помните, как в «Любви во время чумы» полоумная мать стала раздавать детям драгоценности, думая, что это леденцы? Здесь такое, говоря условно, происходит на протяжении всего романа. Автор, впрочем, с первых страниц предупреждает — не всегда нужно верить увиденному. Добавим от себя: услышанному и прочитанному — тоже. Читаешь и словно смотришь сквозь запотевшее стеклышко.
Книга Криса Вуклисевича вбирает лучшее от большой литературы и жанровой прозы: с одной стороны, это история с ярким фантастическим элементом, во многом определяющим сюжет. С другой же стороны, все «Чаепитие с призраками» — одна большая психологическая головоломка, в центре которой оказывается именно Фелисите. Автор сосредоточен на ее эмоциональном портрете. Сюжетная интрига, завязанная на раскрытии секретов матери, здесь ощутима, однако отходит на второй план; вот и получается, что перед читателем не детектив-приключение о проводнице призраков (хотя текст, делай Крис Вуклисевич упор именно на фантастическом допущении, мог запросто таким стать), а глубокая, весьма серьезная и стилистически интересная (если не сказать изобретательная) история о семейных взаимоотношениях и психологических травмах, где автор постоянно испытывает Фелисите на прочность, подбрасывая проблем и наблюдая: как героиня переживает смерть матери? Что случится, когда она вновь увидится со сбежавшей из дома сестрой? Всю эту драму, если угодно, семейной саги в миниатюре, Крис Вуклисевич развивает нерасторопно, явно призывая к медленному чтению. И текст действительно нужно смаковать, желательно отключившись от реальности — так, чтобы все мрачные чудеса и байки перестали быть чудесами и байками, стали правдой. Для этого нужно просто довериться автору — дальше он все сделает сам.
«Фелисите даже не притворяется, что ей интересно. Она уже давно не слушает бесконечный галдеж призраков, запертых в несуществующей жизни. Только по работе, конечно. Она прислушивается, только если ей платят. “Я прислушиваюсь, если мне платят” — этот девиз ей следовало бы написать на вывеске своей конторы. Быть может, если бы ей платили за то, что она поднимается в горы к матери, Фелисите бы переносила это легче. В самом деле, возможно, с чеком в кармане она находила бы силы вести себя хотя бы прилично. Вот кем ты стала, Фелисите, мысленно повторяет она. Женщиной, которая бросает престарелую мать, потому что от походов к ней немного болит спина, в то время как ради клиентов ты бегаешь туда и сюда без вопросов. Тебе хорошо здесь сидеть, в твоей квартирке, на твоем диванчике, с твоими красивыми чайничками, пока высоко в горах пожилая женщина одиноко сражается сама с собой — а теперь еще и с болью вспоминает, как дочь пообещала, что больше не вернется? Конечно, ты вернешься. Завтра утром. Попросишь прощения. Заставишь забыть ужасные слова, которые у тебя вырвались.
это не должно выйти наружу это принадлежит тебе никому другому
Эта литания кружит над ее памятью, как чайка. Эти крики звучали у нее в ушах всю дорогу домой: в пробках на Английской набережной, на узких улочках Старой Ниццы, до самого канапе».
Диана Чайковская
«По волчьим следам»
(NoSugarBooks)
Томаш, брат великого князя, — волколак. Иными словами — оборотень, становящийся волком. Однажды он сбегает из дома и встречает девушку Маржану, в тереме которой остается на ночь. Но начинает твориться неладное: дикие чудовища бьются в терем, а другие волки говорят, что за Томашом следует смерть. Маржана же, сама того возжелав и получив «одобрение» богов, тоже становится волколачкой. Вместе с Томашом им предстоит брести сквозь лес, пытаясь примерить человечью и животную сущности. Кто возьмет верх? За ними по пятам, однако, идет чародей Чонгар, который мечтает отомстить великому князю за смерть родного брата, но… Все ли тут так просто? Вскоре к нему присоединяется другой колдун-витязь. Два чародея, два волколака — все честно. Охота, погоня и похищения лишь пускают читателю пыль в глаза. Ведь во второй половине романа и он, и герои открывают для себя многое; иначе смотрят на, казалось бы, очевидные до того момента факты.
Прежде всего надо четко оговорить жанр текста. «По волчьим следам» — не фэнтези, а разновидность исторического романа (конкретные даты и локации не названы, они типизированы) с примесью, условно говоря, магического реализма; все волшебное здесь мыслится героями как реально существующее (то же было в головах и у древних людей), а потому никто не удивляется ни ворожбе, ни русалкам, что жаждут крове по весне, ни оборотням, ни заклинаниям с оберегами. Мифологическое для этого мира органично, чудеса здесь — заурядность, пусть и привилегия тех, кто наделен волей богов. За счет этого, к слову, хвала Велесу и Перуну, роман не перегружен излишней выдуманной терминологией, которая зачастую затрудняет чтение. Диана Чайковская предлагает читателю своего рода квест, разворачивающийся во времена языческой Руси. Первая часть романа — это «охота» за главными героями, вторая — их возвращение домой, и вот тут начинаются настоящие превращения. Ведь «По волчьим следам» сама по себе книга-оборотень, все здесь оказывается не тем, чем казалось; к концу романа читатель вдруг понимает, что главный герой — его линия выписана особо фактурно, — это чародей Чонгар, который, в сущности, никогда не был злодеем. Сколько бы Диана Чайковская ни водила за нос. Скорее, антигероем. Переворачиваются с ног на голову и связи между героями: оказывается, динамика отношений между Томашом и Маржаной была не столь уж важна. Не нужно ждать свадьбы, «долго и счастливо». Большое достоинство романа как раз в том, что он, в отличие от текстов других современных авторов, перестает, во-первых, играть по правилам фэнтези, а во-вторых, отходит от сказки и эпоса с их характерными сюжетными ходами. Да, они здесь присутствуют, но не становятся самоцелью, лишь помогают автору стилизации. Все завязано на психологии героев.
Написанный с любовью и трепетным отношениям к языческим традициям, «По волчьим следам» атмосферой напоминает мультфильм «Князь Владимир». О преемственности сюжета речи, безусловно, не идет. Однако у этого романа-перевертыша, упакованного в небольшое приключение, есть значимый недостаток. Галина Юзефович, рассказывая о новинке Алексея Сальникова «Когната», верно заметила, что маленькие объемы зачастую делают современные книги хуже и превращают их скорее в «сценарные наброски». Так происходит и в небольшого размера романе Дианы Чайковской — чувствуется, что автору есть что сказать, мир языческой Руси и населяющие его герои требуют дополнительных деталей. Пока они — словно красивые, но все же скетчи в художественном блокноте. Их бы раскрасить акварельными маркерами, поместить в наполненные деталями — возможно, даже, чуть излишне, — интерьеры и пейзажи… короче, расширить страниц на сто-двести, и все в тексте станет объемнее, ярче.
«Он застонал и прикрыл глаза, вспомнив Агнеша. Нет уж, Чонгар поймает этого княжеского выродка и, если надо, посадит на цепь! А чтобы боги больше не вставали у него на пути, он завтра же купит курицу на постоялом дворе и заедет в деревенское капище, чтобы умаслить и Перуна, и Велеса, и Мокошь на всякий случай.
Из-под прикрытых на ночь окон несло гарью. Горобовка спала беспокойно: одни обсуждали пожар, другие заботились о семье старосты, третьи бродили вокруг полуразрушенного дома и тяжело вздыхали. Шептались и про кару богов, будто бы староста пожалел и не стал резать овечку на Велесову седмицу, мол, обойдется на сей раз скотий бог. Вот и вышло так, что прогневал всех».
Татьяна Вешкина
«Некромантия в быту. Предания старины»
(LikeBook)
Из прекрасного Санкт-Петербурга некроманта Гилиада — ему уже не одна сотня лет — отправляют охранять небольшой городок в глубинке. Это, конечно, не северная столица, но работы тут предостаточно. Представляясь всем владельцем фирмы «ЭкоДом», Гилиад продолжает следить за тем, чтобы потустороннее не проникало в мир. То сорняк из иного измерения амулетами и химикатами изгонит, то утихомирит ожившего мертвеца времен татаро-монгольского ига. Однако вскоре Гилиад и его новоприбывшая напарница Адель понимают: грядет нечто страшное. Прогнило что-то в маленьком городке, все тут непросто. При чем тут риелторы и сущность, обещающее многое за малюсенькое одолжение — отдать душу взамен? Герои будут узнавать ответы не спеша. Читатель — тоже.
Юмористическое городское фэнтези «Некромантия в быту» чем-то походит на романы Роберта Асприна в русских реалиях: легкая ирония и борьба с разного рода потусторонними сущностями (иногда — пугающими, иногда — комичными). Есть здесь и еле уловимые нотки юмора Джаспера Ффорде, хотя их, наверное, углядит только его преданный читатель. Но хватит сравнений! Татьяна Вешкина, с одной стороны, использует достаточно надежные и привычные для городского фэнтези приемы: троп «напарник — напарница» и детективную загадку, вокруг которой со второй трети романа вращается сюжет. Иными словами, читатель получит то, что уже много раз получал. С другой же стороны, автор совершенно по-своему препарирует реальность и вплетает в нее иномирные чудеса. Жуткие растения из иных миров тут могут сочетаться с королем эльфов, который подарил Адель чудесную волшебную гончую и первый забил тревогу, ведь таинственные и недобрые энергии городка влияют и на его царство. Здесь, правда, есть одно но. Второй раз за подборку небольшой объем текста играет и за, и против него. С одной стороны, «Некромантия в быту» бодра и незатянута, так что «расследование» не становится слишком нудным, как в многосезонном сериале-детективе, а химия между Адель и Гилиадом не успевает сойти на нет. С другой же стороны, не хватает более глубокого погружения в авторский мир, который, очевидно, продуман намного детальнее. Все же в последние годы именно сеттинги, особенно в городском фэнтези, становятся изюминкой; именно сеттинги определяют, будет читателю интересно или нет. В любом случае, «Некромантия в быту» — легкое, мягкое и очень комфортное чтение для тех, кто хочет приятно провести пару вечеров: не отрываться от сюжета и, самое главное, обойтись без излишних психологических травм героев. Смеха до потери пульса от книги не обещаем, а вот большое количество улыбок — вполне. «Я прожил почти двести лет, и за это время ни человек, ни волшебник ничуть не изменились. Менялась одежда, возвращаясь, впрочем, к знакомым и удобным формам, появлялись новые лекарства и изобретения, трансформировались бытовые привычки, но сама человеческая природа оставалась неизменной. И мы, как наследники людей, ничем не отличались от них. За свои века (в голове это всегда звучало торжественнее, чем “за свой век”) я понял одно: нельзя раздавать себя по кусочкам ради всеобщего счастья и процветания. Потому что никто этого не оценит, а в конце у дающего останется лишь одна пустота в душе, если сам даритель вообще волшебным образом не закончится. Но для тех, кто готов поделиться своим теплом, всегда стоило что-то отщипнуть от своей души или сердца в ответ».
Саша Карин
«В ярости и под солью»
(«Чтиво»)
Роман Саши Карина — читатель, возможно, встречал рассказы автора в сборнике Popcorn Books «Невидимые голоса» — автофикционален. В процессе чтения приходится лишь догадываться об этом. Слишком уж сильно ощущение, что безымянный рассказчик и автор — одна сущность. В послесловии же окончательно убеждаешься в жанровой принадлежности текста — достаточно сопоставить факты из биографии автора и события в тексте. Однако сразу же примем во внимание, что любой автофикшен — прежде всего художественная литература, а потому в ней ценны в первую очередь сюжет, язык, смыслы, а не соответствие жизни автора. «В ярости и под солью» — не исключение. История писателя-наркомана, сидящего на соли (самом опасном наркотике) и вечно задающегося вопросом «А как я вообще докатился до жизни такой?», оказывается прежде всего бытописью темных сторон жизни. Саше Карину удивительно правдоподобно удаются житейские сцены и описания: от банальных ссор до блуждания по ночному городу. Весь текст, по сути, работает на контрасте между событиями настоящего и прошлого. Если там, в воспоминаниях героя, еще можно найти осколки счастья и нормальной жизни, искренние объятия с девушкой и нормальные разговоры, то в настоящем все куда хуже. Вокруг одни друзья-торчки, приходится искать «закладки» в лесу, а девушка — уже бывшая — орет в трубку, хотя герой просто приглашает ее на выставку. Попытается восстановить отношения.
Роман Саши Карина похож скорее на развернутый психологический очерк, полный цветных всполохов эмоций (таких же красочных, как внутренние иллюстрации). Сюжет «В ярости и под солью» не играет особой роли. Вся книга — большая рефлексия главного героя, однако на то, очевидно, и была ставка. Вещи вокруг, конечно, происходят, но не для того, чтобы двигать сюжет: они становятся триггерами к размышлениям. Потому в книге Саши Карина нужно следить только за рассуждениями рассказчика и манерой повествования. Она тут резкая, жесткая, рубленая и к тому же сдобренная обсценной лексикой, которая придает происходящему правдоподобности. Лейтмотив романа Саша Карин сам проговаривает в тексте: «Можно ли на полном серьезе замести всю свою грязь под ковер и притвориться, что ее никогда не было?» С ответом автор не торопится —лишь показывает читателю грязную изнанку жизни и транслирует переживания, которая она вызывает у тех, кто, подобно героям Горького, по собственной воле или за счет обстоятельств оказался «на дне». Но путь к свету всегда остается.
«А когда я спросил его об этой Катьке, в его взгляде замерцала печаль. Видно, у каждого из нас — дыра в груди размером с гребной канал. Чем ее заполнять — доморощенной эзотерикой, веществом или печалью — решает каждый сам для себя. Тут ничем не поможешь, с этим можно только смириться. Смириться и пережить. Или сдолбиться, лечь, скрестив на груди лапки, и с жалостливым вздохом подохнуть на дне.
Ну уж нет! Только не так! Я подумываю, что пора бы слезать с рассыпчатой любви. Вот только эта мысль никак не сформируется во мне окончательно. Все время что-то мешает. Как однажды глубокомысленно заявил Кока: “Сила есть. И воля есть. А силы воли нет”. Это забавно — как раз потому, что это чистая правда. А времена “Реквиема по мечте” и “На игле” давно позади. Вот как я думаю. Теперь большие города сидят на солях».
