* * *
первое, что я сделаю, когда останусь жив
после конца света,
найду чистое место,
укроюсь тряпьем
и высплюсь.
и только потом я отправлюсь
искать тебя,
любимая,
ты будешь где-то там,
на третьем этаже
старого разрушенного дома,
вся напуганная, грязная, чужая,
никому не нужная,
ты будешь держать в руках
горшок с цветком,
не потому, что любишь цветы,
а потому, что в цветке осталась жизнь,
и, значит, ты не одна,
значит, кто-то еще остался жив
рядом с тобой.
ты ведь не будешь знать,
что я уже иду,
а я и впрямь иду.
оказалось, что очень легко
преодолевать километры,
которые нас разделяли
и не хотели с нами знаться,
когда нет этих всех обязательств,
ежечасных звонков, передвижек,
ни одно, ни одно расстоянье
не способно на что-то влиять.
когда я приближусь к дому,
ты будешь уже готова,
ты будешь уже согласна
на все.
и вот мы пойдем по дороге
на южный сместившийся полюс,
навстречу первому солнцу,
тогда и узнаем мы,
какие глаза у Бога,
какой же у Бога голос,
и как прекрасно, что больше,
не нужно больше идти.
и только тогда ты вспомнишь,
что в старом разрушенном доме,
на третьем твоем этаже,
остался горшок цветочный,
один-одинешенек, бедный,
с влажной — живой — землей.
и все-таки как же прекрасно,
что ты не любишь цветы.
* * *
Мы подошли из-за угла,
Но март не струсил.
Утыр — сидеть, вперед — алга,
Весна и мусор.
Салам алейкум, Бох не Бог,
Накажет сдуру.
Я, к сожалению, не смог
В литературу.
Весна пришла, и черный снег
Лежит на белом,
И жулик — тоже человек,
Большой и смелый.
В страницах уголовных дел
Никто не лишний.
Я сел за текст и отсидел,
И вышел.
* * *
помнишь, мы стояли
на перекрестке Свердлова
и Маршала Крылова,
ты еще сказала, что
(что-то такое сказала,
я уже не могу
вспомнить,
но после этого все как-то стало иначе,
я даже не могу объяснить, как и насколько).
ну, то есть действительно стало иначе:
полицейский сказал нам — здравствуйте,
медработник сказал нам — господи,
дядя Коля — алкаш из пятого —
ничего не сказал, но боже мой,
что-то было во всем этом господи,
что-то стало во всем этом здравствуйте,
только что это, что это было,
ну не знаю, но было же, ну.
тебя взяли под белые рученьки,
меня взяли за черные ходочки,
и еще там какое-то солнце
шло по нашим (твоим) пятам.
я тебя никогда не (да ладно уж),
ты меня никогда не (хорош уже),
гиппократам, домкратом, червонцами,
алюминиевым ментам.
мы стояли — потом — или некогда —
ты в хорошем весеннем платьице,
я в хорошем осеннем свитере,
и ничто не, ничто не, ничто.
* * *
Белым-бело, и водки больше снега,
И человека меньше, чем людей,
И мальчик с пальчик собирает лего,
И в mp-3 играет Yesterday.
Былая быль, прекрасное далёко,
И ломится на выход голова,
Чего, чего? А ну-ка не чивокай,
А ну-ка, парни, делай раз и два!
И так и сяк, какой ты ничегошный,
Ни то ни се, одно сплошное да.
И слушать рад — прислушиваться тошно,
Да и служить, и водка в два ряда.