В рамках проекта «Наша Победа»
О книге Юлии Яковлевой «Жуки не плачут» из цикла «Ленинградские сказки»
Цикл романов о детях блокады — Шуре, Бобке и Тане — пенталогия, каждую часть которой можно читать как отдельную, самостоятельную книгу. Можно, да невозможно! Принявшись за чтение этой невероятной саги с середины, тут же ругаешь себя за то, что пошла этим путём — необходимо знать, что было с мальчиками раньше, как они оказались в захолустном Репейске, кто привёз их сюда из Ленинграда, а Таня — сестра Бобки, или только Шуры — почему оказалась в Ташкенте?..
Ташкент в книге не называется, но сразу узнается — по чудовищной жаре, узорным халатам, скрывающим от теплового удара, по замшевым осликам… Репейск, где эвакуированные Бобка и Шура терпят насмешки одноклассников (мальчишек-блокадников дразнят людоедами) и помогают приютившей их Луше нянчить грудного Вальку, напротив, называется географическим именем, но городок этот вымышленный, и судя по нюансам, находится где-то на Урале («Репейск»-«Рифейск»).
Шурке и Бобке в Репейске приходится ой как несладко… Шурка первые месяцы не снимает с головы шапку — просто потому что привык носить её в блокаду и воспринимает теперь как защиту от всего разом. А на улице — жара, пусть и не как в Ташкенте. И злая ребятня смеётся, и учителя возмущаются. Только заезжий лектор из Ленинграда вдруг натыкается взглядом на эту шапку, как на гвоздь в заборе — и тут же замолкает, а ведь врал так убедительно о благополучной блокадной жизни! И сам сытенький такой, кругленький… Шурка таких не видал за всю блокадную зиму…
С собой в Репейск мальчишки привезли единственное сокровище — глаз плюшевого медведя. Это сразу и талисман, и оберег, и волшебное стекло, и память о том времени, когда родители были живы, и Таня никуда не делась, и не было голода, о котором до сих пор невозможно забыть…
«А потом уж не мог поверить, как можно — не съесть. Когда вот же, лежит перед самым носом, яблочки, сушеный шиповник, кубики масла, булочки, восковые обломки, пропитанные мёдом.
Ни одному продавцу на рынке такое не объяснишь.
Ленинград — не объяснишь».
Мальчики и не пытаются объяснить — тем, кто поймёт, не нужно, а остальным — бессмысленно… Живут они в Репейске у доброй Луши, муж которой — Валя-старший — сейчас на фронте. Читают вслух письма от него, которых, кстати, давно не было. А потом Шурка случайно принимает от почтальонши страшное извещение — пропал без вести Валя-старший.
И решает, что не отдаст извещение Луше.
Вот в этот момент в романе и начинается самое интересное. Потому что роман про Шуру и Бобку (а также, уверена, и другие книги цикла) только на беглый взгляд кажется историческим-реалистическим. На самом деле он им только притворяется, как притворяется обычным человеком таинственный Игнат в вышитых сапожках, который идёт по пятам мальчишек в Репейске и одновременно с этим преследует Таню в Ташкенте.
Заветная мечта Шурки — чтобы вернулась Таня. А Игнат готов её выполнить, если ему отдадут тот самый мишкин глаз. Вот только глаз этот не простой, а с норовом. Возвращается к хозяину, если тот недоволен сделкой… Да и сам Игнат совсем не тот, за кого себя выдаёт. Мистики в романе прибывает с каждой страницей, и вот уже суровая быль о сиротах оборачивается жутковатой фантасмагорией, где девочка становится кошкой — и едет вместе с другими сибирскими котами спасать ленинградцев от крыс, а мальчик переносится то ли во сне, то ли наяву на фронт и видит гибель советских солдат. Реальные истории военных и послевоенных лет — например, об узбекской семье, усыновившей сирот разных национальностей — перемешиваются с восхитительным авторским вымыслом, и он здесь уместнее чем где бы то ни было: потому что фантазия, вера в чудо и надежда на то, что их родные выжили, спасала военных детей не реже, чем кусок хлеба, протянутый доброй рукой.
По формальным признакам детская книга пронизана вопросами, на которые и взрослому не найти ответа. На что можно пойти ради близких? Можно ли врать, если иначе ну никак нельзя? И есть ли способ навсегда избавиться от тяжёлых воспоминаний, стащить их с головы как надоевшую и уже не спасительную шапку?..
Действие романа происходит в 1943 году — и Юлия Яковлева, автор отличных ретро-детективов, в этом периоде времени, как рыба в воде. Никаких неувязок, натяжек, ноль фальши. А ведь сколько вышло в последнее время книг, где то и дело морщишься от ляпов, как от неверно взятых нот! «Жуки» — другое дело. Собрано крепко, всё как надо — имена героев, обстоятельства, приметы времени. То, что грудной младенец спит в ящике комода, например. Или как покупают мёд на рынке — по ложечке. И стиль старых писем, и просторечия, и даже ругательства — всё из того времени… Виртуозная авторская работа. Просто завидки берут!
Ну и последнее. Плачут ли на самом деле жуки — это очень важный вопрос. Важный он потому, что временный разлад Шурки с Бобкой, переживших вместе столько горя, привёл в числе прочего, к основополагающему высказыванию книги:
« — Он же…
Шурка хотел сказать «живой», но понял: уже нет.
— А что ему? — пожал плечами Бобка и добавил просто:
— Жуки не плачут.
Значит, им не больно».
