Тяжеленный «бентли» внезапно смолк, медленно подкатился к обочине и замер. В салоне стало так тихо, что слышалось напряженное дыхание пассажира, который тут же грубо возмутился:
— Эй, ты что делаешь?
Водитель побледнел, но, пересилив себя, ответил:
— Аркадий Петрович, сигнализация тестирует двигатель. Две минуты.
— Я вижу, что двигатель! — Возглас перешел в злобный шепот. — Если опоздаю, ты у меня остаток жизни телегу водить будешь, понял? Понял?!
— Да.
— Так делай что-нибудь! Не сиди.
Аркадий Петрович мельком глянул на циферблат «Ролекса», схватил дубленку и с досадой толкнул дверь. Под лакированными туфлями заскрипел снег. Он оделся, нетерпеливо прошелся туда-сюда, прислушиваясь, как водитель суетится с фонариком под капотом, сплюнул и достал сигареты. И уже щелкнув зажигалкой, вдруг заметил, что рядом, из сугроба на обочине, торчит странная палка. Рука остановилась. «Новогодние сюрпризы, едрена мать! — пронеслось в голове. — Давно пора быть в Цюрихе, а я как последний лох застрял на Шереметьевской трассе».
— Скоро там? — резко крикнул он.
— Минута!
Шоссе темной полосой скрывалось в морозной дымке. Небо, усеянное звездами, казалось удивительно черным. Щелкнув зажигалкой еще раз, Аркадий Петрович прикурил и, подняв огонек повыше, шагнул вперед, разглядывая палку. Она напоминала посох из дорогого полированного дерева с резным навершием, инкрустированным крупным граненым камнем. В камне этом свет зажигалки откликнулся, заплясал десятком ярких искр.
— Что за?.. — Аркадий Петрович ухватился…
Сознание его помутилось, будто густая тень пронеслась в глазах, и, не успев даже сообразить, что произошло, Аркадий Петрович увидел перед собой подъезд пятиэтажки. Самый обычный подъезд с засыпанным снегом бетонным козырьком, обледенелыми ступенями и железной дверью. А в голове почему-то закружились цифры: 1812, 1812, 18…
— Что за черт!
Окна в доме горели, слышались приглушенные голоса, мимо со смехом и громкими возгласами «С Новым годом, дедушка! С наступающим!» прошла шумная, подвыпившая компания парней и девчонок. В груди у Аркадия Петровича екнуло и похолодело. Ни трассы, ни машины, ни… Посох! Вот он — в руке. Рука! Меховой отворот, красный атласный рукав… Да что же это? Аркадий глянул вниз и увидел, что действительно стоит, одетый в какой-то широченный красный халат с меховой оторочкой, а с подбородка свисает огромная белая борода. И нащупал под носом усы, которых в жизни не носил, а на макушке шапку. Крепко выругался еще раз. И еще. И… обмер. Это же… его дом. Все прочее мигом вылетело из головы. Его родной дом, где… Ну да. Вон на стене надпись: «Ленка дура». Это же он рядом стоял, пока Коська Цыпкин царапал тогда, чтобы соседку позлить… Точно. И фонарь вечно сломанный, и ступенька отколотая… тогда… тридцать лет назад… Рука Аркадия Петровича до боли сжала ручку посоха, а ноги каким-то неведомым образом сами понесли к двери… «1812». Это ж код домофона! Только-только поставили новомодную штуку. Только-только… Он все же не решился открыть сам и нажал номер квартиры. Перед глазами опять помутилось, а в груди больно кольнуло, когда послышался голос мамы:
— Здравствуйте. Кто там?
В горле пересохло так, что губы не могли пошевелиться. Не владея собой, Аркадий промычал что-то невнятное.
— Кто? Кто там? — повторила мама.
— Я, — наконец выдавил гость.
И услышал тихий голос отца.
— Да это, наверное, Дед Мороз. Катя, дай я скажу. — И уже громче: — Это вы по заказу?
Аркадий опять оглядел себя в странном красном халате, зачем-то поправил дурацкую бороду и неожиданно согласился:
— Я.
— Заходите.
Тихо щелкнул замок, и в динамике вновь послышался глухой голос матери:
— Аркаша, милый, готовься, к тебе Дедушка Мороз пришел.
И все стихло.
Аркадий Петрович, чувствуя, как сердце бешено колотится, с трудом сглотнул комок в горле и, постепенно-постепенно осознавая происходящее, перекинул посох в левую руку, а правой осторожно потянул дверь на себя.
Батарея, на которой сидели соседские ребята по вечерам, голые перила с остатками срезанного покрытия… На втором огромная белая кнопка звонка Перулевых, а это звонок Коськи… Дома, наверное… Дома? Как он тут очутился? А ведь вот оно все — перед глазами. Аркадий Петрович, нерешительно стуча посохом, поднялся на свою площадку и застыл. До ужаса знакомая, обитая дерматином дверь. Зажмурился, помотал головой. Легонько пахнет краской — Дороховы на четвертом сделали ремонт. Открыл глаза. Но как же… как оказаться в одеянии Деда Мороза перед дверью собственной квартиры… тридцать лет спустя или… тридцать лет назад? За дверью тихо.
А ведь он знал. Да, знал, почему так тихо за этой дверью, и кого с нетерпением там ждут, и как многое зависит от этой встречи.
У Аркадия Петровича по-особому остро захолонуло в душе, как-то тепло-тепло и одновременно горько, а на глазах выступили слезы. Отчетливо вспомнился давний Новый год, когда он, пятилетний мальчуган, так надеялся, так ждал и верил, что придет Дед Мороз, которому вместе с мамой было написано письмо, и то жуткое отчаяние, ужасное разочарование и обман, что засели в памяти острой мстительной иглой. Чуда не случилось! Дед Мороз так и не появился. Остались только ненависть к волшебству, и праздникам, и взрослым… И вот поэтому он знал теперь, что должен сделать.
Аркашка, словно мячик, подпрыгнул на стуле, услышав голос мамы. Он пулей вылетел в коридор и, задыхаясь, выпалил:
— Дедушко Мороз? Мама, он правда пришел?
— Тихо, тихо. — Отец положил руку ему на плечо. — Не «дедушко», а «дедушка». Пришел.
— Сейчас постучит. — Мама погладила сына по голове, ласково улыбаясь.
— А подарок? — возбужденно зашептал мальчик. — Он принес подарок?
— Сейчас увидим.
Все трое замолчали, стоя в коридоре и ожидая желанного гостя. И разом вздрогнули — Аркаша этот миг хорошо запомнил! — когда раздался звонок.
Открыл отец, и на пороге появился он — самый настоящий Дед Мороз, бородатый, в красном халате и шапке — как на картинке. Пришел! Аркашка не удержался, кинулся к нему, ухватил за рукав и закричал так искренне, так восторженно, как могут кричать только малыши, впервые увидевшие чудо:
— Дедуш… ка Мороз! Это ты. Ты получил мое письмо? Получил?
Дед Мороз почему-то сначала молчал, потом откашлялся и поднял мальчишку на руки. Голос его слегка дрожал:
— Ну, здравствуй, Аркаша. Вот ты какой. Рад тебя видеть. Письмо я, конечно, получил.
Он сунул руку в карман и вынул тот самый конверт.
Мальчик притих и завороженно смотрел Деду Морозу прямо в глаза.
— Дедушко… Дедушка Мороз, а почему ты плачешь?
— Это не слезы, Аркаша, это снег тает. Снег.
Тут мать с отцом воскликнули хором:
— Проходите, пожалуйста, в комнату. Аркаша, приглашай дедушку к столу.
— Идем к столу, — прошептал мальчик, — там елка. Я сам наряжал. И гирлянду клеил.
Дед Мороз сбросил туфли и во главе праздничной процессии вошел в комнату.
Все кружилось в голове Аркаши, как в тумане. К удивлению своему, он, ужасно волнуясь, но без единой запинки отчеканил стишок и едва сдерживался, чтобы не напомнить о подарке. Пока Дед Мороз задержался посреди комнаты с бокалом шампанского и поздравлял маму и папу, убежал в спальню, чтобы вытащить из шкафа каштанового человечка — свою собственную первую поделку. У человечка были огромные глаза, ручки-ветки и борода. Точно такая, как у Деда Мороза. Мальчик вернулся и протянул игрушку гостю.
— Дедушка, это тебе.
Дед Мороз передал бокал отцу, присел на корточки, хитро подмигнул.
— Спасибо! И у меня есть для тебя подарок, малыш.
И, словно по волшебству, вытащил из кармана — прямо из кармана! — паровоз.
Настоящий паровоз с колесами, трубой и машинистом внутри. Как и было написано в письме. Аркаша, затаив дыхание, без единого звука принял долгожданный подарок, бережно прижал к груди, еще раз взглянул на Деда Мороза и… расплакался. Вот прямо разревелся от всей души.
— Ну что ты, что ты! — Мама обняла его, прижала к себе. — Не плачь, хороший мой. Это же твой…
Всхлипывая, малыш едва промолвил:
— А Дедушко Мороз тоже плачет, вот и я…
Все трое смотрели на гостя. Из глаз Деда Мороза в его белые усы лились крупные-крупные слезы. Он тут же, явно смущаясь, неловко шмыгнул носом, прошептал: «Светлого праздника, родные мои!» — и поспешно направился к двери.
А мальчик кинулся за ним, обхватил колено и почти беззвучно произнес:
— Приходи еще. Приходи.
Как только щелкнул замок, перед Аркадием Петровичем опять возник придорожный сугроб, все та же темная Шереметьевская трасса, а за спиной глухо заурчал автомобиль.
— Аркадий Петрович, пора.
— Да, да.
Он медленно-медленно отпустил гладкую ручку загадочного посоха, по-прежнему торчавшего в снегу, бросил потухшую сигарету и сел в машину.
— Паша.
— Да, Аркадий Петрович.
— Поворачивай в город.
— Аркадий Петрович, но самолет через полчаса.
— Поворачивай, поворачивай.
Он достал телефон и набрал номер.
— Алло, мама. Это я. Прости, что раньше не позвонил. Посмотри пожалуйста, мой каштановый человечек… помнишь? Да-да, тот самый, с бородой. Он в серванте?
Прошла минута.
— Исчез куда-то? Хорошо. Люблю тебя. Ты не против, если я сейчас приеду? — Аркадий, точно зная, чему именно, улыбался во весь рот. — Чай? Да, конечно, с малиной будет в самый раз.