Девушка шла по приморскому парку. Всю первую половину дня она раздавала продуктовые наборы и регистрировала людей из очереди. И теперь, идя быстрым шагом в общую палатку, на обед, она чувствовала, что не может успокоиться.
Парк находился на возвышении, над морем, но земля и здесь была усыпана толчеными ракушками, они хрустели под кроссовками девушки.
Девушка увидела старика, сидящего на лавке. На нем был чистый пиджак, и он не выпивал. Она поздоровалась с ним.
— В двух кварталах отсюда раздают гуманитарку, — сказала она. — Подходите, если вам что-то нужно. Раздача еще идет.
— Я не с этого района, — сказал старик. Он поднял на нее голову и слегка ощерился. Черепашья жилистая шея натянулась, в углу его рта блеснули золотые зубы.
Старик сидел на краю скамейки, как будто кого-то ждал. Девушка уже хотела пойти своей дорогой, но он сказал:
— Раньше я жил неподалеку.
Девушка только сейчас обратила внимание на то, что старик сидит лицом не к морю, а к многоэтажной застройке. Что он там рассматривает, подумала она. Между многоэтажками виднелся только разровненный пустырь.
Море было отделено от парковой дорожки соснами и ивами, в которых свистел уже прохладный ветер, но все-таки море было бы прекрасно видно старику с этого места.
— В этой многоэтажке? — спросила девушка.
— Нет, в частном секторе за многоэтажками, — сказал старик.
— Ваш дом разбило?
— Да, — сказал он, — я переселенец. Мне предоставили квартиру в новостройке, на другом конце города, но иногда по старой памяти прихожу сюда.
— Все живы?
— Все живы, — сказал старик.
Девушка выслушала десятки подобных историй, но почему-то ей хотелось поговорить с этим стариком. Она присела на скамейку рядом с ним.
— Это было в самом начале войны, — продолжал он. — Меня ранило в шею, вот сюда, и маленький осколок дошел до легкого. Жена заметила ранение, а сам я ничего не почуял. Когда дом разбило, мы сразу же пошли к воякам, ихние врачи извлекли из меня осколок.
Девушка и старик помолчали.
Ветер свистел в деревьях и трепал рваные зеленые сети на стенах многоэтажек. Между домами иногда начинал гудеть башенный кран. А море пенилось вдоль берега, но отсюда его совсем не было слышно.
— Сильный ветер, — сказал старик. — Давно не было такого ветра.
— Наверное, — сказала девушка. Она работала в Мариуполе всего пару недель.
— Это из-за перепада давления, — сказал старик. — У меня с вечера ломило колени.
— Каким был ваш дом?
— Каким? — сказал старик и потер ладонью выбритую щеку. — Обычный частный дом в один этаж. Печь я разобрал. Когда подвели газ, жена сказала — зачем нам печь, если всегда будет газ. Я не стал спорить, и разобрал ее, и заделал потолок в том месте, где проходила труба. А на месте печи стояло дочерино пианино.
— Из ваших окон не было видно море? — спросила девушка.
— Нет, море было не видать.
— Ну да, естественно.
Девушка повернула голову и посмотрела сквозь деревья на море. Оно, как всегда, открылось глазу неожиданно, как если бы минуту назад его здесь не было. Кроме большого светлого пятна, где море отражало солнце, оно все было матово-серым.
За заводскими развалинами суша вклинивалась в море огромной насыпью.
— Красивый террикон, — сказала девушка. Она от кого-то услышала это слово.
— То шлакогора, — сказал старик. — Терриконы на шахтах.
— Я-то думала, что это и есть террикон.
— Нет, — сказал старик.
— Эта шлакогора долго накапливалась?
— Да, долгие годы.
— Ясно, — сказала девушка. — Ваша супруга, наверное, тоже иногда приходит сюда.
— Она не понимает меня, — сказал старик, улыбаясь и снова показывая золотые зубы. — Говорит, то твоя блажь. Ей нравится жить на квартире.
— А вам, наверное, нравился этот район.
— Не особо, — сказал старик. — Здесь, по-над морем, было ничего, а вот у нас воздух вечно был грязноватым. Зато теперь везде чистый воздух.
— Вы рыбачили? — Девушка заметила на море черное пятно. Это была резиновая лодка, и в ней сидел человек.
— Нет, не понимаю рыбалку, — ответил старик.
— Ваш новый район хороший?
— Хороший, — сказал старик. — Еще какой хороший. Дома белые, аккуратные, как игрушечки. Мне повезло, что так быстро предоставили квартиру. Но ведь я и пострадал одним из первых. Это все объясняет.
— Кажется, район и правда хороший, — сказала девушка.
— Вполне хороший. Только вот пока не посадили деревья. Пустовато, ветер гуляет.
— Озеленение — это важно.
— Да, важно, — согласился старик.
Башенный кран загудел и потянул в воздух секцию лифтовой шахты. Кран собирал наполовину разбитые панельные дома, словно фигурки в тетрисе.
Большие сколы и дыры на устоявших стенах заделали раствором, но еще не покрасили. Из-за этого казалось, что стены — там, где их не закрывала зеленая сеть, — покрылись сыпью.
А на месте снесенных домов остались котлованы.
Старик поводил носком ботинка по земле и поддел несколько ракушек и камней. Он наклонился, поднял их.
— То наша местная ракушка, — сказал старик и показал на ладони перламутровую, с рыжиной скорлупку. — А то черноморская, она крупнее. Их заносит к нам через пролив. — Старик показал более крупную серую скорлупку. — А такой камушек называют куриный бог. Нужно поглядеть сквозь него на солнце и загадать желание. Держите, на счастье.
Старик улыбнулся и протянул девушке маленький камень размером с пятирублевую монету, посередине у него было отверстие, проделанное морской водой и песком. Девушка взяла камень, подняла к солнцу и, прищурившись, посмотрела сквозь отверстие на свет.
Потом она положила камень в карман штанов и спросила:
— Что стало с вашим старым участком?
— Его уже разровняли, — сказал старик, — ничего не осталося. Придется доживать жизнь на другом месте.
— Давайте я все-таки принесу вам чего-нибудь, — сказала девушка. — У нас много круп, и печенья, и растительного масла, и рыбных консервов.
— Спасибо, у меня все есть.
— А теплая одежда?
— Всего в достатке.
Девушка пожала плечами.
Она еще немного посидела на скамейке, а потом попрощалась со стариком. Она пошла в общую палатку, где уже начался обед.
