Совершенно не помню, когда впервые увидел Тамару или когда познакомился с ней. Во всяком случае, ее первая книжка «Район моей любви», изданная в 1962 году, не оказалась для меня новостью: многие из этих стихов я знал и раньше.
Почему-то на всю жизнь запомнились строки:
У меня сегодня нету дел. Двадцать пять мне нынче, двадцать пять. Набираю телефоны старых дев. Приглашаю их немножко погулять.
Поражала абсолютная естественность и как бы намеренная «непоэтичность» интонации. Было невозможно объяснить, почему это сугубо женское и, казалось бы, «маргинальное» переживание так трогает, в том числе и мужскую душу.
Где же наши мальчики? А там! Бродят по весенним площадям. Все они талантливый народ — Взрослости мне в них недостает. Я сама умею так галдеть, Я сама умею так глядеть, Я сама читала уйму книг, Я взрослее сверстников своих.
Конечно, это тоже «вопль женщин всех времен». Но в данном случае «милый» («мой милый, что тебе я сделала?») отсутствует — его ожидание выражено отнюдь не драматическим, не романтическим, а, можно сказать, самым ненавязчивым образом.
Это можно ведь сойти с ума, Если все сама, сама, сама. Хочется, чтоб кто-то был сильней, Хочется, чтоб кто-то был умней, Чтобы он — рукой по волосам, Чтобы он, как маленькой: — Я сам! Вот мы и остались не у дел. Все равно гуляем, все равно. Набираю телефоны старых дев И веду их в панорамное кино.
Мне до сих пор кажется, что в этой относительно ранней лирике сокрыта поэтическая тайна Тамары Жирмунской. Не напрягая голос, не претендуя «на разрыв аорты», она заставляет читателя поверить в истинность сказанного и ощутить с этим сказанным душевное родство.
Стоит ли лишний раз напоминать, что Тамара Жирмунская принадлежит к поколению шестидесятников? То есть к когорте литераторов, которых читатели тех лет воспринимали как звезд первой величины. Тамара Жирмунская не гремела с эстрад, не претендовала на всесоюзную и тем паче мировую славу. Но без ее внятного поэтического присутствия эпоха представлялась бы неполной. Ей были близки глубинные движения человеческой воли. И осязаемым фактом ее поэтического существования стала творческая и личная близость с Юрием Казаковым, писателем исключительной внутренней сосредоточенности и стилистической чуткости.
К той пачке писем я боюсь притронуться, как будто к мине, хоть все их знаю наизусть — как прежде жгли, так жгут и ныне. Вернуть бы пятьдесят восьмой, любить и жить начать по новой, взойти на крест вдвоем с тобой, чтоб отвести другой — дубовый.
И сама Тамара Жирмунская, и ее сокровенный поэтический характер тесно связаны с отечественной культурной традицией, с тем кругом представлений, которые выжиты несколькими поколениями российской интеллигенции. Это родство носит не только интеллектуальный, но и вполне генетический характер. Среди ее родственников — известный лингвист и литературовед академик В. М. Жирмунский, создавший в свое время целую научную школу. Естественно, что в стихотворениях возникают и другие академические имена.
За озеро два солнца катятся, и над закатною водой проходит академик Капица, по силуэту молодой.
Здесь выразительна не только типично шестидесятническая (условно говоря, евтушенковская) рифма: «катятся — Капица». Здесь возникает совершенно замечательный образ: «по силуэту молодой». Эти строки запоминаются с ходу — я нередко привожу их в пример начинающим авторам.
Несомненной драмой для Тамары было решение (1979) покинуть страну — и сопряженное с этим исключение из Союза писателей. Но позже, уже в иные времена, осуществив это намерение, она не растеряла ни давних связей, ни признательности своих друзей и поклонников.
Не помню, чтобы мы с Тамарой регулярно переписывались. Но вот, открыв мессенджер, нахожу свое послание от 23 марта 2016 года.
Дорогая Тамара, с днем рождения! Поздравляю, обнимаю! Желаю быть не только «по силуэту молодой», но и душевно!
Твой Игорь Волгин
Далее я цитировал вышеприведенное: «У меня сегодня нету дел…» и т. д.
Тамара отвечает на следующий день, называя фамилии поэтов, с которыми нам доводилось участвовать в тех или иных литературных поездках.
Дорогой Игорь! Не забыл наших коллег: Марка Сергеева и Гришу Люшнина?
Как-то раз мы оказались в одной бригаде. Г. Л. не давал мне проходу. МАРК экспромтом сочинил: «Хотя Тамара не девица, / Хотя она давно жена, / Но я готов на ней жениться, Чтобы спасти от Люшнина». Вспомнила, прочитав про старых дев.
Не скрою, что в отношениях с известными, да, впрочем, и не с очень известными поэтами ощущаешь порой некую напряженность. Хотя, казалось бы, все заняты одним общим делом. Но пристрастия у нас часто разные. И вообще: «У поэтов есть такой обычай…»
Удивительно, что в общении с Тамарой я чувствовал себя совершенно натурально, едва ли не как в домашнем кругу. Она словно излучала доброжелательность, заинтересованность, приязнь. Мы говорили не только о высоких материях, но иногда и о самых обыкновенных вещах. Я вспоминаю ее улыбку, ее открытый искренний смех — и мне кажется, что она все еще среди нас. И что однажды мы присядем и потолкуем о чем-то важном, возможно, сугубо личном. Ибо Тамара была допущена к некоторым моим сердечным тайнам и могла по-дружески посоветовать, как лучше их разрешить. Отсюда моя запоздалая благодарность.
«Не исчезай! — написала она мне из приютившей ее далекой Германии. — Влюбленность приходит и уходит, а дружба остается».
«И ты не исчезай! — отвечал я. — Если 17 апреля будешь в Москве, посети наш симпозиум в Соснах».
Дело в том, что Тамара, несмотря на возраст и болезни, посещала наши (Фонда Достоевского) конгрессы «Русская словесность в мировом культурном контексте». И с успехом там выступала. Но на сей раз не сложилось: «Не могу, милый, так часто летать, — откликнулась Тамара. — Стала хуже переносить самолет. Успеха твоему мини-конгрессу».
И вот последний (18 марта 2019 года) эпистолярный обмен:
«Дорогой Игорь! Поздравляю тебя, несколько запоздало, с появлением на свет прекрасной дочки. Я собираюсь в Москву. Наталия Познанская через Сашу предложила устроить в Малом зале мой творческий вечер. 20 апреля в 17 часов. Была бы тебе очень благодарна, если бы ты принял в нем участие».
Я отвечал:
«Дорогая Тамара, спасибо! Как рад, что ты будешь в Москве! Но 21 — воскресенье, мой подневольный съемочный день (4 программы!) Если что-то изменится, почту за честь!
Твой И. В.».
К сожалению, я так и не успел пригласить Тамару на свою телепрограмму «Игра в бисер».
Она была внимательным читателем. Летом 1972-го, следуя на велосипеде по Минскому шоссе, я был сбит автомашиной и получил довольно тяжелые травмы. Об этом, в частности, упоминалось в моих стихах в тогдашнем «Дне поэзии»:
...Я покидал вас без печали, в беспамятстве, не помня зла. Но душу слабую держали отец и мать — за два крыла. Они вцепились как умели, не разбирая — что зачем. И тем душа держалась в теле, и больше, кажется, ничем. И если б даже без оглядки она отправилась туда, то след от этой мертвой хватки с нее не стерся б никогда.
Тамара встретила меня в литфондовской поликлинике и, словно бы не замечая присущего мне физического неблагообразия, заговорила о последних стихах. Она сказала несколько добрых слов — это тронуло меня гораздо больше, нежели то сочувствие, которое могло бы быть высказано по поводу моего пошатнувшегося здоровья. То есть ее, казалось бы, чисто литературная похвала включала в себя и «человеческое, слишком человеческое». Впрочем, такового вряд ли может быть слишком.
Едва ли не в последний раз мы виделись на небольшом, с узким количеством участников, обеде, приуроченном, кажется, к ее юбилейной дате. Позже, уже в 2021 году, я попытался было помочь срочно перевезти ее, уже тяжелобольную, в Москву. Но, слава богу, все и так разрешилось. Последние свои дни она провела в родном и, полагаю, любимом ею городе. Боюсь только, телефоны старых дев были уже неактуальны.
