Публикация в рамках совместного проекта журнала с Ассоциацией союзов писателей и издателей России (АСПИР).
Саша странная, а странных у нас не любят. Как можно любить пришельца из космоса, от которого не знаешь, чего ожидать? Летом Саша носит калоши на босу ногу, а зимой — бурки и пальто с чужого плеча. Ходит Саша, перекатываясь с ноги на ногу, как утка. Завидев встречного, спешит перейти на другую сторону улицы, чтоб не встренуться ни словом, ни взглядом. Тело у Саши круглое, пышное, как у сдобной булочки, и сколько Саше лет, одному Богу известно…
Однажды я столкнулась с Сашей нос к носу, она испугалась, шарахнулась в сторону, а я удивилась безмерно. На лице женщины, испещренном неглубокими морщинами, выделялись голубые, слегка выцветшие, но по-детски наивные глаза. Они смотрели на окружающий мир удивленно, словно не понимая, что на самом деле вокруг происходит.
На мое «здрасте» Саша негромко выдохнула:
— Осподи! — и поспешила скорее уйти.
Со странной Сашей и ее мужем Колей никто проживающий на нашей улице не дружит, не лущит семечки на скамье возле дома, не горланит песни по праздникам. Известное дело почему! Странных у нас не чествуют, а может быть, даже брезгуют ими. С высоты своего благополучия ох как непросто снизойти до ущербного человека, встать вровень с ним, наладить хоть какие-то мало-мальски человеческие отношения.
Муж Саши, Николай, — полная противоположность. Он похож на кочергу — сухопарый, сгорбленный, с задубелой от загара кожей, пропахший самосадом и давно не стиранным бельем.
Сашины кошки, к неудовольствию соседей, тенью шастают по соседским дворам в поисках пропитания. Летом еще ничего, мышковать можно, а зимой — беда! У одних соседей вяленую воблу перетаскали, что хозяева развесили сушить под навесом. У других повадились кормиться комбикормом, запаренным для поросят. Когда от голода сводит живот, тут уж выбирать не приходится…
Второй год пошел, как переехали из глухой деревни в наш райцентр Саша с мужем, да так чужаками и остались. Не прижились. Да и вряд ли теперь приживутся. На фоне относительного благополучия они — как бельмо в глазу, как гвоздь — в колесе автомобиля.
Добротный пятистенок Сашиной семье купил сельский совет. Толстый лысый председатель, поставив гербовую печать на документ, отмахнулся от Саши, как от назойливой мухи: «Выкарабкивайтесь дальше сами!» Саша карабкаться не умела — что не дано, то не дано. Да и кому они с мужем нужны — два пенсионера с мизерной пенсией?
Нищета — что болото, так затянет, так выворотит человека наизнанку, что не выкарабкаешься. Сначала у Саши в доме газовую трубу отрезали, за неуплату, а Коммунальное хозяйство забросало счетами за долги по водоснабжению.
Хорошо, что единственный сын Гришка на работу в магазин устроился, грузчиком, долг за воду потихоньку смогли отдать… А намедни вся улица не могла уснуть, потому как Сашина собака всю ночь скулила и подвывала так, что душа волновалась, предчувствуя беду. Утром, ни свет ни заря, соседка Петровна не выдержала, пошла ругаться с Сашей и разбираться, что к чему.
— Вы нелюди, что ли? Вот полицию вызову, будете знать, как нарушать покой граждан!
Саша только улыбалась в ответ детскими своими глазами, сложив руки на пышной груди, обтянутой старым трикотажным платьем. А собаки, словно защищая хозяйку, рвались с цепи, готовые растерзать непрошеную гостью. Шум, крик, лай!
— Голодные оне, вот и лають, — улыбается Саша.
— Накорми, коли голодные! — в сердцах кричит Петровна.
— А нечем кормить, пенсию ишшо не принесли, — простодушно отвечает Саша. — Вот Гришка возвернется с магазина, может, костный фарш принесет для собачек.
Соседка глянула на Сашу как на чокнутую, обреченно махнула рукой и ушла ни с чем. Сытый голодного не разумеет…
Следующей ночью улица спала спокойно. Собаки не лаяли, видать, Сашиному сыну выдали зарплату костным фаршем. Грузчики — они в негласном рабстве у хозяина магазина, сколько выдаст зарплаты — то и слава богу!
С другой соседкой, бабкой Серафимой, что живет справа, приключилась не менее неприятная история. Кошка Муся, любимица и красавица Серафимы, загуляла ни с того ни с сего с Сашиным котом. Животинке ведь не объяснишь, что есть рамки приличия и с кем попало водиться не стоит. Кот у Саши худой, облезлый, потрепанный жизнью, как сама хозяйка, но весь из себя брутальный, как принято сейчас говорить.
Кошка Муся Сашиным котом не побрезговала и несколько дней кряду пропадала на чердаке Сашиного дома. Пропадала — громко сказано, потому как кошачьи вопли были слышны за версту.
Серафима вся испереживалась на нет! На улице, несмотря на март, мороз со студеным ветром, а Муся и в ус не дует и возвращаться домой не собирается.
Серафима, потерявшая покой, явилась к Саше:
— За Мусечкой я пришла. Слышу, на чердаке вашем свадьбу устроили…
Саша улыбнулась радостно-голубоглазо, закивала в ответ, после полезла на чердак, кошачью свадьбу разогнала, а гулену Мусю вернула хозяйке.
— Сколько же у тебя кошек? — поинтересовалась старуха, поглаживая любимицу.
— Тепереча осталось пяток, две кошечки пропали. А было семь.
— Зачем такую ораву держать?
«Самим есть нечего», — хотела добавить Серафима, но вовремя сдержалась.
— Найденыши, — опять улыбнулась Саша. — Рыжуху около мусорки осенью подобрала, а Чернушку — в лесу, когда за грибами ходила. Народ нынче «добрый», убить кошку рука не подымается. Везут в лес, думают: авось выживет. Разве кошка выживет зимой в лесу? Чудные люди… И мои кошечки сдохли бы от голода или околели, а теперича у них дом есть.
— Всех не обогреешь, не приласкаешь, — пробурчала Серафима, прижала Мусю к груди и пошла восвояси.
Саша посмотрела грустно ей вслед, прошептала «Осподь с тобой» и тихо прикрыла калитку.
Муж Николай, в отличие от жены, за все время, как поселились в наших местах, ни с кем из соседей парой слов не обмолвился, не говоря уже о дружеских отношениях. Передвигается Николай быстро, почти бегом, словно постоянно куда-то опаздывает. Бывает, зыркнет на соседей черным глазом, молча кивнет в знак приветствия и прочь бежит. Словно боится, что с ним заговорят, нарушат невидимую границу.
Зимой, когда морозы совсем одолеют, наденет Николай старую фуфайку, потрепанный малахай, возьмет санки и куда-то засеменит по скрипучему от мороза снегу. Ближе к вечеру, когда холодное солнце станет ластиться к горизонту, вернется Николай домой с добычей, еле тягая за собой тяжелые санки. На санях — всякая рухлядь, старые автомобильные покрышки, полусгнившие чурбаки, картонные коробки.
Спустя час-полтора — глядь! — уже и дым валит из трубы Сашиного дома, черный и крутой, словно после атомного взрыва. Благо дело, печка в доме кое-какая имеется, а то не перезимовать бы ни Саше, ни ее кошкам. Ни за что не перезимовать!
На пару дней, выкроенных из отпуска, к бабке Серафиме приехал из города внук. Сели чаевничать, разговоры вести — как там житье в городе, какие цены, когда любимый внук наконец женится. За окном — ранние зимние сумерки, мороз трещит, а в доме тепло, уютно, Муся мурлычет рядышком, чайник посапывает, ходики тикают.
Внук Серафимы поглядел в заиндевелое окно, удивился:
— Ба, а это что за чудик?
— Где?
— Да вон же! В легкой куртке, без варежек, так и обморозиться недолго.
— А-а, так это Сашкин сын, Гришка. Он грузчиком в нашем магазине работает.
— Отчего же он полураздетый ходит? Закаленный?
— Да какое там — закаленный! У них, внучок, и кушать-то не всегда найдется. И газ отрезали за неуплату.
— Ну, это прошлый век какой-то! — возмутился внук. — А вы-то по-соседски почему не поможете?
Бабка Серафима промолчала и отвернулась к окну.
Внук подорвался, открыл комод и, пошарив на полках, вытащил содержимое наружу. По комнате поплыл запах нафталина и плесени.
Серафима внуку не перечила, наблюдала молча, как он перебирает вещи, что годами хранились в шкафу.
— Это вот моя старая куртка, вполне еще хорошая… А это дедова шапка-ушанка… Ба, снеси пацану! Гришка, кажется, зовут? Пусть носит.
— У меня ишшо носки шерстяные есть, две пары, новые совсем, — беззубо улыбнулась бабка Серафима.
— И носки неси, — улыбнулся в ответ внук. — Откуда у нас новые соседи объявились? Я про это ничего не знаю.
— Бабы сказывали, погорельцы они. В какой-то глухой деревне домик свой имели, хозяйство. Пожар случился, когда в избе, окромя младшего сына, никого не было. Так и сгинул в огне мальчонка… Жалко! Не успели спасти мальчишку, вот горе какое приключилось. А сельсовет дом им прикупил, сюда они и переехали.
— Странные все-таки вы люди, — тихо сказал внук Серафимы. — Вроде бы живете на одной улице, а словно бы чужие друг другу.
Бабка Серафима обиженно надула губы:
— А разве ж в городе не так, внучек? Разве ж по-другому?
— Так, бабуля, так…
Саша пыталась растопить старенькую печь, но та не поддавалась. То ли дрова оказались сырыми, то ли тяга в трубе напрочь отсутствовала.
В дверь осторожно постучали.
Пропуская в избу змейку холодного воздуха, порог переступил незнакомый молодой человек. Модная куртка-дутыш, шапка-ушанка, на ногах — унты.
— Здравствуйте, тетя Саша.
Саша испугалась нечаянного гостя, слегка отпрянула, машинально заслонив лицо ладонью, как от яркого света.
— Я к вам по поручению волонтерской организации «Доброе слово».
— Хто? — глупо улыбнувшись, переспросила Саша.
— Волонтеры. Не слыхали про таких? Впрочем, это неважно… Возьмите, пожалуйста, пакет. Вам просили передать. Тут теплые вещи и немного денег.
Саша словно приросла ногами к половицам, стояла недвижимо, не шелохнувшись.
— Тут вещи для вашего сына Гриши, — немного смутившись, добавил Серафимин внук.
— Для Гришеньки? — улыбка вдруг вспыхнула на лице Саши, глаза засияли.
— Для Гришеньки… Извините, мне на автобус пора. До свидания!
Молодой человек, слегка ударившись о низкую притолоку, шагнул в сени. Саша тихонечко опустилась на табурет и, глядя на еле-еле занявшийся в печи огонь, перекрестила входную дверь и одними губами прошептала:
— Осподи, спаси и сохрани.
