Жан-Батист Андреа
«Храни ее»
(перевод Аллы Беляк, PolyandriaNoAge)
Роман, за который французский писатель, сценарист и режиссер получил Гонкуровскую премию, и это не случайно. Во-первых, Андреа действительно хороший писатель, с узнаваемым стилем, со своими темами, с интересным взглядом на мир. А во-вторых, если бы определение «важная книга» не было так скомпрометировано (часто так говорят о плохо написанных книгах на остросоциальные темы), то оно подошло бы этому роману как нельзя лучше. Здесь авторский метод писателя явил себя во всей полноте. Книги Андреа почти всегда построены на контрастах. Он умеет сталкивать противоположности так, чтобы они искрили и рождали при этом огонь новых смыслов. В романе «Дьяволы и святые» антитеза заложена уже в названии, но и в других текстах она считывается так же определенно: в «Моей королеве» контраст заложен в непохожести главных героев, и здесь, в романе «Храни ее», на первый взгляд, тоже: будущий скульптор Микеланджело Виталиани (Мимо) — выходец из самых низов. Прежде чем стать художником с мировым именем, ему предстоит пройти через бедность, унижения, издевательства: искусство для него не только признание, но и величайшее наказание, и тем не менее он вопреки обстоятельствам прокладывает свой путь наверх. Его возлюбленная Виола Орсини знатна и богата, перед ней открыт весь мир, но в условиях патриархального общества ее мечты стать изобретателем, как Мария Кюри, обречены на крах. Герои встречаются и расстаются, их жизненные пути — как графики функций, то расходятся очень далеко, то вдруг пересекаются: и их любовь оказалась бы обстоятельством непреодолимой силы, если бы. Если бы не время, в которое происходит действие романа: первая половина ХХ столетия, когда Италия неотвратимо скатывалась в фашистскую диктатуру. Время, когда быть свободным художником и заниматься чистым искусством было практически невозможным. Это роман о жизненном выборе, о пути творца и человеческих силе и слабости, символом которых становится созданная Мимо «Пьета», прославившая его на весь мир.
«За те три года, которые я провел тюрьме, меня несколько раз посещал Панкрацио Пфайффер. Немецкий священник, сальваторианец, прозванный в народе Римским ангелом. У Пфайффера был ершик седых волос и такие же круглые очки, как у Пачелли и Франческо, — они как будто покупали их в одном магазине. Он просто разговаривал со мной, но его голос потом согревал меня целую неделю. Уходя, он каждый раз уносил часть моей вины, пока однажды, проснувшись, я не заметил, что чувство вины исчезло. Остался еще осадок, небольшой осадок на дне стакана, но он больше не застилал мои сны кроваво-красным заревом. Панкрацио добился освобождения нескольких заключенных и спас в те годы много евреев. Пия XII позже обвинили в том, что он недостаточно открыто вставал на защиту евреев, слишком берег нейтралитет Ватикана, но я жил среди этих драм, недалеко от Святого Престола, и утверждаю, что Пачелли действовал активно, но за кулисами, спасая как можно больше жертв. Немногие папы поселили бы еврейских беженцев в собственной спальне в Кастель-Гандольфо. Но сам Пачелли никогда об этом не говорил.
Виола не навестила меня ни разу. Я был благодарен ей за это. Теперь я понял, почему она не пускала меня к себе, когда лежала в больнице. И про те годы я больше ничего не скажу, потому что все тюрьмы одинаковы и их узники тоже — они виновны в одном и том же преступлении: в том, что поверили в несуществующий мир и разозлились, когда поняли, что его нет».
Алексей Олейников
«Легкое дыхание»
(«Альпина.Проза»)
Первая книга из новой серии ретродетективов, действие которых отнесено к эпохе Серебряного века. Писатель Алексей Олейников придумал отличный ход — он планирует взять за сюжетную основу произведения русской прозы начала ХХ века, в которых есть детективная завязка, и превратить их в полноценные романы. Героиней нового цикла выбрана особа весьма примечательная — Вера Остроумова — одна из первых в мире женщин-антропологов, окончивших Кембридж, изучающая тему смерти в разных культурах. За ее плечами десятки опасных и очень опасных экспедиций, с ней рядом — ее лечащий врач (по совместительству друг детства и давний воздыхатель), дома — брат-философ с выраженной социофобией, ну и всегда при ней ее умение влипать в разного рода приключения. Первое из них не случайно одноименно рассказу Бунина. Именно загадку гибели Оленьки Мещерской и предстоит разгадать Вере, и даже если читатель хорошо помнит текст классика, скучно над книгой Олейникова ему точно не будет: так лихо закручен сюжет, так живо прописаны герои, так точно передана атмосфера уездного города в начале века. Один недостаток — книга быстро заканчивается, но обещание автора продолжить серию служит робким утешением.
«Доктор Авдеев отпил еще глоток и с сомнением посмотрел на пациентку. Вот уже второй год, как он стал семейным врачом Остроумовых, и надо сказать, никакие пациенты не ставили его в тупик так часто, как брат и сестра Остроумовы. Перенял он практику у своего отца, который пользовал старого Федора Остроумова, “электрического короля”, и всю его семью последние лет тридцать. Казалось бы, не чужие люди — Вениамин Петрович вырос в купеческом доме Остроумова и все его семейство было для него почти родственниками. И тихая, миловидная и болезненная Анна Егоровна, жена Федора, рано ушедшая от чахотки, и сам старик Остроумов, и двое их детей, переживших опасный детский возраст, — Вера и Аполлон. Вера была старше доктора на три года, Аполлон младше на три, так что они часто становились его товарищами в детских играх. Насколько, конечно, это возможно было с Остроумовыми.
Эксцентричный купец хотел, чтобы у него была личная церковь и собственный врач в любое время. Церковку о пяти маленьких куполах пристроили к правому крылу трехэтажного особняка, сооруженного из красного кирпича в готическом стиле, отчего вся постройка приобрела довольно эклектичный вид. Внутри церковь, как и весь дом, освещалась не газом, а электричеством, вырабатываемым личной станцией Остроумова, а по иконостасу так и вовсе лампочки пустили для подсветки святых, к неудовольствию благочинного Павсихакия».
Мэко Каваками
«Летние истории»
(перевод Марии Прохоровой, «Синдбад»)
Мэко Каваками — лауреат премии Рюноскэ Акутагавы, самой престижной литературной награды Японии. В названии романа «Летние истории» заключена игра слов: обе части романа, между которыми проходят около десяти лет (2008 и 2016–2019 годы), написаны от лица главной героини Нацуко Нацумэ. Иероглиф «нацу» означает «лето», что создает игру слов. В первой части романа Нацуко начинающая писательница, с амбициями и надеждами, она ждет в гости из Осаки свою сестру с племянницей-подростком Мидорико. Когда они приезжают, героиня узнает, что причина приезда сестры в Токио — желание сделать операцию по увеличению груди, поскольку она работает в баре и зарабатывает очень скромно. Она надеется, что новая грудь поможет ей повысить заработки. Дочь из-за решения матери перестала общаться с ней общаться, ограничиваясь только записками в блокноте. Мидорико не хочет взрослеть и думать о будущем, взрослая жизнь ее пугает и расстраивает. Детство сестер — Нацуко и Макико — тоже совсем не было безоблачным, и они вспоминают о нем, пока Мидорико спит. Бедность, криминальные районы, опасность — «Слово пацана» на японский манер — все это наложило отпечаток на характеры и судьбы героинь. Так, что и спустя десять лет, уже став довольно успешной писательницей, Нацуко не может назвать себя счастливой: реализовав одну свою мечту, она все острее чувствует неполноту в другой области: мечтая о ребенке и не желая при этом заводить отношения, она задумывается об искусственном оплодотворении, но с репродуктивными правами женщин в Японии не все так просто.
Это неторопливый, подробный, детальный роман о судьбе женщин в Японии в наши дни, о том, как меняются социальные и гендерные стереотипы, как порой трудно дается решение, отличающееся от общепринятого. Яркий пример миллениальской прозы с фем-оптикой и национальным колоритом.
«Лицо у меня все еще горело. Я осталась на месте, пытаясь совладать с волнением, и сделала вид, что проверяю почту на телефоне, но думать могла только о случившемся.
С какой стороны ни посмотри, у меня не было никаких оснований нападать на человека, который всего лишь поделился своими воззрениями на мир. Я сожалела о своей вспышке, но все сказанное мной было чистой правдой. Меня не покидало возмущение словами этой женщины, и как я ни пыталась выкинуть их из памяти, они продолжали снова и снова прокручиваться у меня в голове вместе с моими ответами, раздражая все больше.
Украдкой окинув взглядом зал, я увидела, что она весело болтает с другими женщинами, время от времени до меня доносился их смех. Похоже, ее совсем не заботили ни мое присутствие, ни наш недавний спор. Зачем я тут, подумала я. В чем смысл этого мероприятия? Высказалось всего несколько человек, и я не знала, какую позицию занимают остальные, но, на мой взгляд, целью с самого начала было не столько обсудить метод AID, сколько безоговорочно его осудить. Айдзава, знающий о нем не понаслышке, задал своим выступлением тон. Прочитав интервью с ним в той книге, я могла предположить, что так будет. Но все-таки меня не оставляло смутное ощущение, что он чего-то недоговаривает».
