Роман Сенчин
«Александр Тиняков: человек и персонаж»
(«Редакция Елены Шубиной», серия «ЖИЛ»)
Роман Сенчин выступает в серии «ЖИЛ» в не совсем привычном для себя жанре — пишет литературную биографию поэта Серебряного века Александра Тинякова от рождения героя в Орловской губернии до трагической смерти в Ленинграде. Автор исследует его противоречивую личность и творчество, увлечение декадентством, постоянные метания между революционными и консервативными взглядами, скандальное сотрудничество с черносотенной газетой и нищенское существование. В книге приводятся и анализируются отзывы современников о Тинякове, его отношения с другими писателями и место в литературном процессе яркой и пассионарной эпохи. Двухчастная структура книги выбрана автором для того, чтобы показать фигуру Тинякова под разным углами зрения — как человека и персонажа. Первая часть — биографическая, вторая — скорее смысловая, посвященная конструированию образа поэта им самим и его соотечественниками.
Сенчин детально изучает увлечение Тинякова декадентством, которое кажется странным для выходца из народа. Прослеживаются сложные отношения с родителями, в особенности с дедом, которые оказали большое влияние на формирование его личности.
Автор анализирует метания Тинякова между различными политическими взглядами: от революционных настроений до монархизма и черносотенства, что находило отражение в его сотрудничестве с очень разными изданиями, например, черносотенной газетой «Земщина». Рассказывает Сенчин и о последовавшей за этим «тиняковской истории», которая привела к его отчуждению от либеральной литературной среды. Приехав в Петербург, поэт пытается войти в литературные круги и выстроить отношения с известными писателями того времени — Блоком, Гиппиус, Мережковским, Ходасевичем. Рассматривая личность Тинякова как персонаж, Роман Сенчин анализирует, как его воспринимали современники, как он сам создавал свой образ и как его использовали в своих произведениях другие писатели. Очень интересны рассуждения о нищенстве Тинякова, которое стало его своеобразной формой протеста против советской власти. Это история человека, который так и не смог найти своего места в литературном мире, закончив жизнь в безвестности, потерявшись на фоне более успешных современников. Сенчин показывает Тинякова не только как поэта, но прежде всего как трагическую личность, столкнувшуюся с трудностями эпохи и собственными внутренними демонами.
«лот 36
Тиняков А. И. Рукопись неопубликованного стихотворения Александра Тинякова “Житьишко (из дневника поэта)”. 1920-е гг. Размер — 22,3 ´ 18,3 см.
И ниже фотокопия самого стихотворения:
Житьишко (Из дневника поэта) Просыпаюсь, а в комнате — холод: От дыхания пар, словно дым! Но здоров я, свободен и молод И останусь навек молодым. Я вчера пообедал без хлеба, На сегодня есть только фасоль, Но прозрачность лазурного неба Прогоняет житейскую боль. Дни разрухи лишили нас булок, Гонораров, штиблет, серебра, — Но блестит в серебре переулок, В сердце — розы любви и добра. И без зависти, грусти и злобы, Не позоря проклятьями рот, Я, танцуя, бегу чрез сугробы И поет мое сердце, поет!
Почерк явно тиняковский, лист из всё тех же школьных тетрадок… Когда было оно написано, откуда всплыло вдруг?..
На сайте сообщение: “Продано за 40 000 рублей”.
Но, как правило, вываливаются компиляционные, почти дублирующие друг друга статьи о жизни Тинякова. И всё одно и то же: “Поэт-попрошайка”, “Слава любой ценой, или Поэт, пробивший дно”, “Маленький человек на Литейном”, “Забытый поэт”…
Да какой он забытый! Один из самых популярных среди своих современников. Если и не стихами, то биографией. По крайней мере, о Пясте, Нарбуте, Ауслендере, том же Городецком вспоминают не чаще…
Тиняков еще при жизни не раз становился героем (вернее, антигероем) литературных произведений. Иванов, Ходасевич, Ремизов во “Взвихренной Руси”, по всей вероятности, Хармс, Вагинов… Новый всплеск произошел уже в наше время во многом благодаря изданию книги его стихотворений в 1998-м».
Дмитрий Воденников
«Иван Бунин: Жизнь наоборот»
(«Редакция Елены Шубиной», серия «ЖИЛ»)
Еще одна книга серии «ЖИЛ» — на этот раз от блестящего поэта и эссеиста Дмитрия Воденникова. Им выбран в качестве героя Иван Бунин, человек, в отличие от того же Тинякова, в представлениях и пояснениях не нуждающийся совсем. И все же — эта биография открывает нам нового Бунина. Поэта глазами другого поэта — современного нам. И называется книга «Жизнь наоборот» не просто так — именно этот прием ретроспекции, обратной хронологии, использует Воденников. Рассказ начинается на холодном парижском кладбище и медленно движется к финальной фразе книги «Бунин родился». Книга построена как метафорическое путешествие сквозь время, воспоминания, успехи, эмиграцию, болезни и смерти близких, ведя читателя от конца к началу, из Парижа в Россию.
Воденников рассматривает ключевые моменты жизни Бунина: семейную жизнь, сложные отношения с целым рядом других писателей, его собственные литературные успехи, венцом которых становится, конечно, получение Нобелевской премии. Для Воденникова особенно важен тонкий и ломкий внутренний мир творца, его эмоции, страхи и внутренние переживания. Лейтмотивом повествования становится страх смерти, Бунин показан человеком, который всю свою жизнь боролся с чувством обреченности. И потому композиция этой книги — акт величайшего гуманизма — хотя бы здесь наш герой с каждой новой страницей от смерти отдаляется, а не наоборот.
Воспоминания о детстве, школьных годах, первых литературных опытах и взаимоотношениях с семьей и друзьями резко контрастируют с более зрелым периодом его жизни, показанным в ранних главах. Дмитрий Воденников играет и с читателем, и с самим временем в странную игру — он обращает время вспять. Таким образом герой и читатель находятся в постоянной противофазе и встречаются только в каждой конкретной точке: поэт знает о том, что было в его прошлом, но не ведает о будущем, читателю же открыто грядущее, но о минувшем только предстоит узнать.
«Может быть, Бунин самый двоякосмотрящий зверь в русской литературе? Были же, есть двоякодышащие рыбы. Вот Бунин и есть такой двоякосмотрящий тиктаалик русской прозы.
Он видит абсурд и не дающийся человеческому уму странный порядок жизни, который потом с наслаждением жизнь подчеркнет еще и социальным потрясением, после чего уже не все смогут оправиться. И пусть Бунин не сразу разглядел этот абсурд, не сразу нашел ключ (хотя какой может быть ключ у абсурда?), но когда он разгадал тот секрет без отгадки (просто есть тьма, она тут, бросай камешек чистой от жил и старческих пятен рукой, не бросай), то сразу увидел, что все зеркально. Это зеркало — и зеркало это, нет, не льстит, оно просто есть и тем пугает тебя больше всего. Потому что вот ты делаешь шаг — и выпадаешь из зеркала. А если тебя нет в зеркале — значит, тебя нигде нет. Ты живешь, как написал один из исследователей бунинских жизни и текста, только пока ты в пределах рамы. Но скоро тебе придется сделать шаг вне — и все закончится.
Темнеет зимний день, спокойствие и мрак Нисходят на душу — и все, что отражалось, Что было в зеркале, померкло, потерялось... Вот так и смерть, да, может быть, вот так. В могильной темноте одна моя сигара Краснеет огоньком, как дивный самоцвет: Погаснет и она, развеется и след Ее душистого и тонкого угара. Кто это заиграл? Чьи милые персты, Чьи кольца яркие вдоль клавиш побежали? Душа моя полна восторга и печали — Я не боюсь могильной темноты. Боитесь, Иван Алексеевич. Еще как боитесь».
Екатерина Манойло
«Золотой мальчик»
(«Альпина.Проза»)
Третий роман Екатерины Манойло равно не похож ни на первый, ни на второй. Это история мальчика Вити, рожденного на Колыме, в краю нелегальных старателей, и обладающего удивительным нюхом на золото. Он буквально чувствует его всем собой — его ведут подземные золотоносные жилы, питают его энергией, дают ему силы. Витя — часть колымской мифологии, его можно вывезти с этой земли, но по большому счету жить он может только здесь: в других городах и странах его потребность в золоте становится губительной. История, рассказанная в этом романе, начинается в восьмидесятых годах прошлого века, когда будущая мать Вити приезжает из Москвы искать могилы своих бабушки и деда, а находит, помимо них, еще и будущего мужа. Удивительное место, полное легенд и совершенно непохожее на то, к чему привыкла девушка, очаровывает ее, и она вместе с читателем узнает о том, как устроена жизнь в небольшом поселке среди сопок рядом с приисками. Герои этих мест — золотоискатели, шаманы, охотники, и тем ярче контраст с другими главами, действие которых происходит в Великом Новгороде, в селе на границе с Беларусью, в Вильнюсе. Так же как героини романа «Ветер уносит мертвые листья», Витя с родителями в какой-то момент будет вынужден уехать из родных мест, часть романа они проводят в движении, и все же от роуд-муви тут почти совсем ничего нет. Это история о корнях, которые порой держат сильнее, чем желание путешествовать и искать лучшей жизни, о гениях места, в которых буквально вшита региональная идентичность, о суровой красоте северной природы, которая быстро и беспощадно поглощает объекты цивилизации, как только их оставляют люди. Книга вышла динамичной и колоритной — неудивительно, что уже готовится экранизация.
«Сильва вчитывалась в полустертые имена и фамилии на покривившихся дощечках. Разбирала годы смерти. Мама по документам с тридцать восьмого, бабушка умерла родами. Значит, надо искать этот год. Внезапно Сильва споткнулась о шершавый ноздреватый камень, до половины ушедший в землю. Тридцать восьмой! Поляева Мария… дальше неразборчиво. Тут же ничком валялась дощечка с обломком жерди. Сильва подскочила, подняла, оттерла комком травы. Вот они, ее родные бабушка и дедушка.
Анатолий хлопнул себя по лицу, на щеке осталась кровавая клякса от пообедавшего комара. Сильва, не зная, куда теперь пристроить дощечку, просто положила ее на камень. Комары гудели вокруг, будто электрические провода.
— Ох, мне жаль, — потрясенно вздохнул Анатолий.
Запястье Сильвы обожгло. Она машинально прихлопнула какую-то крупную полосатую муху, подумала, не впрыснуло ли это местное насекомое ей опасный яд? Запястье распухало на глазах. Сильва проследила за взглядом Анатолия. Бабушкин камень едва удерживался на краю глубокой рваной ямы. Закусила запястье, присела на корточки.
От оградки почти ничего не осталось. Могилы были разрыты, кое-как присыпаны. В яме темнели заскорузлые обрывки ткани, щепки от гробов. Все, что осталось после вандалов.
— Вот сволочи, — неожиданно для себя Сильва заплакала. — Что они за люди, раз на такое способны?
Анатолий присел рядом, потрогал землю, точно был следопытом.
— Почему люди? Это медведь твою родню пожрал.
—Чего-о? — Сильва ошарашенно уставилась на Анатолия.
— Я сам его, конечно, не видел, но у нас каждый знает про это страшное существо. Да, медведь. Огромный. Людоед».
Саманта Харви
«По орбите»
(Polyandria NoAge)
2025 год, Международная космическая станция. Экипаж из шести астронавтов проводит на орбите девять месяцев, наблюдая за Землей из иллюминатора и втайне переживая каждый свою боль. МКС становится здесь микромоделью человеческого общества, и читателю показан один день этой жизни. Здесь не типажи — но конкретные люди, никаких обобщений — только личные истории. Двое русских, британка, американец, японка и итальянец — и долгие месяцы в замкнутом безвоздушном пространстве. «Четыре синих шара парят в воздухе, гирлянда-растяжка из фольги поздравляет: Happy Birthday; вчера ни у кого не было дня рождения, просто они кое-что отмечали, а других украшений под рукой не оказалось». Цитата эта весьма показательна — вчера был какой-то день, и что-то отмечали, и отмечали — как-то, что, впрочем, неважно. Потому что есть вот эта повседневная бытовая жизнь, которую надо проводить здесь и сейчас, пока не выйдет срок. Легкое ощущение героизма, неизменно присущее всем отправляющимся в космос, теперь смазано параллельно происходящей миссией на Луну — вот это настоящее событие, к которому прикованы все взгляды с Земли, а они просто выполняют рутинную работу. Кто-то при этом испытывает семейные трудности (поставленные на паузу в непосредственном развитии, но мысли не так-то просто поставить на паузу), кто-то скрывает подозрительное новообразование на шее, кто-то завидует коллеге, кто-то переживает болезненную утрату. Делай что должен и будь что будет: на протяжении дня астронавты выполняют свои научные обязанности, проводят эксперименты и следят за техническим состоянием станции. Размышляют о смысле своей миссии, о влиянии космоса на организм и разум человека, о том, как вид Земли из космоса меняет их восприятие мира. Экипаж пытается поддерживать связь с внешним миром, следит за новостями и разговаривает с близкими. Однако чем дальше, тем сильнее осознает свою изоляцию и уникальность своего опыта. Это, с одной стороны, сплачивает коллектив, а с другой — разверзает неизбежную бездну впереди — после их возвращения…
«В идее парящей семьи, пожалуй, что-то есть, но в то же время они вообще ничем не напоминают семью, поскольку являются и чем-то гораздо большим, и чем-то гораздо меньшим. На эти несколько коротких месяцев в космосе они становятся друг для друга всем, потому что кроме них тут, наверху, никого нет. Они товарищи, коллеги, наставники, врачи, стоматологи, парикмахеры. Во время выходов в открытый космос, при запуске капсулы, при возвращении в атмосферу и в чрезвычайных ситуациях каждый из них — спасательный круг для другого. Кроме того, в глазах друг друга они являются представителями всего рода людского, каждый олицетворяет собой более миллиарда человек. Еще им приходится обходиться без всего земного — семей, питомцев, погоды, секса, воды, деревьев. Без прогулок. Иногда им хочется просто прогуляться, просто прилечь. Когда их одолевает тоска по людям или вещам, когда Земля кажется такой далекой, что они грустят дни напролет и даже вид заката над Арктикой не способен поднять им настроение, они должны заглянуть в глаза кому-нибудь из коллег на борту и отыскать там то, что поможет прийти в себя. Какое-нибудь утешение. Хотя не всегда. Вероятно, периодически Нелл вперяется взглядом в Шона и злится на него лишь за то, что он женат не на ней. Или Антон просыпается недовольный тем, что ни один из этих людей не является его дочерью, сыном, кем-то или чем-то дорогим ему. Так оно и происходит, а на другой день они смотрят в лицо одного из этих пяти человек, и там, в его улыбке, манере сосредоточиваться или есть, отражаются все и каждый, кого они когда-либо любили, все вместе, вот они тут, и человечество, сущность которого ограничивается сейчас этой группкой людей, перестает восприниматься как некий отдаленный вид с необъяснимыми отличиями, а становится чем-то близким и постижимым».
