В тот вечер я спускался в метро на «Чкаловской», когда услышал из невидимых динамиков уставший женский голос:
— Не сидите на ступенях эскалатора. Не сидите на ступенях эскалатора.
Я посмотрел вниз, назад, глянул на людей — никто не сидел, все стояли. И вроде ничего необычного, но этот голос в метро и эту фразу я услышал впервые, и было в ней что-то особенное.
Слова звучали не как предупреждение, не как объявление вроде тех, что «осторожно, двери закрываются». Они звучали отчужденно, почти без интонации, и повторились дважды так, как мы иногда повторяем вслух чье-то имя, записанное в списке контактов, не понимая и не помня, кто это. Например, «Егор Книга» или «Юля Цветы».
Егор Книга, Егор Книга… Кто же ты такой, когда мы познакомились, и по какой книге я тебя ассоциировал, записывая номер.
Юля Цветы, Юля Цветы… Хм…
«Не сидите на ступенях эскалатора. Не сидите на ступенях эскалатора». Что-то было в этих словах. И мне захотелось непременно узнать, что именно.
Спустившись к станции, я увидел женщину в маленькой будке, стоящей между лестницами спуска и подъема. В той самой будке с мутными стеклами, за которыми сидят работницы метро, и, честно говоря, я до сих пор не знаю толком, в чем заключается их работа. Пару раз беглым взглядом я замечал, что в таких будках есть аппаратура, светятся кнопочки, экранчики. Но для чего они и для чего там внутри сидит человек, так и не понимал.
Наверное, для того, чтобы говорить в микрофон: мол, держитесь за поручни, не бегите вниз и так далее.
Я постучал в окошко. Женщина даже не повернулась в мою сторону. Я постучал еще раз. И снова никакой реакции. Стало еще интереснее поговорить со странной работницей метро. За спиной раздался голос:
— Молодой человек, вам чем-то помочь?
Сотрудник метро стоял рядом, чуть нахмурившись. На плечах непонятные погоны. От мужчины пахло борщом, наверное, он только что пообедал. А еще пахло легкой угрозой.
Кое-как я объяснил смысл своих действий. Сказал, что я писатель, собираю истории, ловлю особенные мгновения. А то, как женщина произнесла слова в микрофон, прозвучало абсолютно особенно. И я подумал, что если не познакомлюсь с ней, не перекинусь хоть парой фраз, то пропущу что-то важное, проеду станцию, на которой что-то ждет, и я сам еще не знаю что.
Человек в непонятных погонах расслабился и даже засмеялся. Сказал, что и сам когда-то писал, сочинял стихи, песни, но жизнь сложилась иначе. А о женщине в будке он рассказал мне удивительную историю.
Оказалось, ее зовут Лидия Светлова, ей 71 год, и когда-то она была знаменитой советской поэтессой. Правда, знаменитое стихотворение у нее только одно. В кино бывают судьбы актера одной роли, в музыке — группы одного хита, а Светлова была поэтессой одного стихотворения.
Оно начиналось с таких слов:
Не сидите на ступенях эскалатора, Посмотрите, сколько разных лиц вокруг, И тогда среди народа скучноватого Поглядит на вас случайный новый друг…
Стихи были о простом и понятном — об одиночестве и любви, о дружбе, о тонком человеческом голосе в ревущем шуме большого города.
Их тут же напечатали в крупнейшем журнале «Факел», опубликовали в «Молодости», а затем стихотворение стало песней и, что называется, ушло в народ, и народ его очень полюбил. Оно прозвучало в нескольких популярных фильмах, его исполнили на «Песне года», Светлову стали всюду приглашать, устраивать концерты, звать на гастроли.
В те же золотые годы у Лидии Светловой, пролетевшей легким облаком через пару тяжелых, но звездных замужеств, появились влиятельные почитатели. Одним из них оказался начальник метростроя Сергей Иосифович Браунер, бывший министр путей сообщения.
Роман Светловой и Браунера вспыхнул легко, как чиркает и загорается сухая спичка, и полыхал несколько лет, как степные пожары, над которыми бессильно кружат игрушечные вертолеты спасателей.
Об их связи знали все, но в то же время все почтительно молчали. Браунер устраивал для возлюбленной заграничные турне, заваливал дорогими подарками, открывал перед ней все двери и носил на руках. Их называли самой известной и самой скрытной парой, хотя годами позже исследователи творчества Светловой все-таки добрались до писем, которыми поэтесса и главный метростроитель обменивались долгое время.
Часть из них была опубликована в 90-х, тираж тогда срочно изъяли и уничтожили, однако переписка, хоть и не полностью, но успела дойти до читателей, особенно нашумевшие письма из ялтинского периода. В них влюбленные бывали предельно откровенны.
Браунер обожал Светлову и каждый раз, обращаясь к ней, говорил о своей любви по-разному. В самом длинном рассказывал, что многие станции метро названы в ее честь.
Например, «Адмиралтейская», потому что Лидочка — маленький храбрый адмирал его потрепанного сердца. «Волковская» — потому что он сам как маленький волчок, уснувший у ее ног. «Удельная» — потому что любить Лидочку — удел всей его жизни, и другого ему не надо. «Электросила» — потому что когда он думает о Лиде, в нем светится, бушует и беснуется электричество титанической силы и в то же время мягко мерцает теплой настольной лампой. А «Горьковская» — потому что ему было горько не получать от Лидочки открытки, когда она уехала на долгий южный концерт с ансамблем «Учкудук».
Светлова тоже много писала Браунеру, но не так изысканно. Чаще всего ее письма сводились к пересказыванию на разные лады ее знаменитого стихотворения про ступени эскалатора. Стоит сказать, поэтесса и в творчестве своем не особо преуспела после главного текста, подарившего ей невиданную славу. Да, она продолжала писать, публиковалась, издавала новые сборники, но если их и покупали, читали и обсуждали, то лишь потому, что это та самая Светлова, с тем самым стихотворением. Как ее не читать, как не любить!
А солнце популярности клонилось к закату. Прожекторы высветили новые имена и других красавиц. Песня Светловой всем поднадоела, пленку зажевало, ничего нового и стоящего внимания она так и не написала. Известная поэтесса стала просто поэтессой, сладкая жизнь стала просто жизнью.
Браунер все чаще после тайных встреч возвращался к семье с чувством вины и тяжести, а Светлова возвращалась к тому, с чего начинала: пустому листу бумаги, на который долго смотришь, не понимая, какие слова там должны появиться и в каком порядке. Вскоре они и вовсе перестали появляться.
Еще несколько раз Светлову пригласили на утренние телепередачи, было провальное выступление на молодежном форуме, а потом от былого успеха не осталось почти ничего.
Любимица страны стала выпивать, Браунер пытался спасать ее зарубежными врачами, не помогло ничего. Да и сам он уже растерял влиятельность и давно ушел в тень, экономно используя прошлые связи и накопленные ресурсы. Собрав остатки сил, Браунер сделал Светловой последний подарок в надежде хоть чем-то помочь.
Он устроил свою любовь, глубоко пожилую, молчаливую, рассеянную и потерявшую интерес к жизни, работать в метро, на особом положении, где от нее не требовалось почти ничего, лишь создавать вид, что она трудится. Теперь Светлова сидела в застекленной будке возле движущихся ступеней метро, целыми днями смотрела на людей, иногда спала с открытыми глазами, а проснувшись, тянулась к микрофону на панели и, словно пытаясь вспомнить что-то важное, словно на миг к ней снова вернулись свет и слава, нажимала на кнопку и говорила пустым безжизненным голосом одни и те же слова. Слова, которые сделали ее знаменитой, а затем похоронили заживо.
Вот только она уже не помнила все стихотворение целиком и произнести могла только первую строчку.
С работником метро мы дружно попрощались, и я так и не спросил, что означают его непонятные погоны на плечах, и в каком он звании.
Снова подходить к будке я не стал. Меня ждали дела, нужно было ехать. Я пошел к платформе, с двух сторон плыли люди, все куда-то двигалось, шло и бежало, а будка оставалась стоять за спиной.
В ней сидела женщина, спящая с открытыми глазами. Иногда она как будто просыпалась, тянулась к микрофону, нажимала на кнопку и говорила не своим, уже каким-то чужим голосом, неизвестно откуда и непонятно кому:
— Не сидите на ступенях эскалатора. Не сидите на ступенях эскалатора.
