Русь Святая! Храни веру православную,
в ней же тебе утверждение.
Стихира Недели Всех Святых,
в земле российской просиявших
Лето! Я покидаю Нижний Новгород и отдыхаю на Рязанщине, в селе с необычным названием Мышца. Счастливейшие дни!
У меня есть прекрасная лошадь, арабский скакун по кличке Гвадиана. Она изящная, темно-коричневого окраса, с длинным роскошным хвостом, быстрая, как стрела. Рано утром я люблю мчаться на ней галопом по росе ромашкового поля, вдыхать свежий воздух, запах трав, леса и теплой сырости. В эти моменты я лечу, как птица, и нет забот. Блаженство, восторг, сво-бо-да-а-а!
Мне нравится просыпаться под звуки пения птиц, мычания коров, а засыпать, выпив кружку парного молока. Это закон для всех детей!
А как у нас весело, ни за что не соскучишься! Захожу на скотный двор. Свинья Матрена, недавно лишившаяся всех своих поросят, долго не понимала, куда ей направить нерастраченную любовь. И надо же! Наконец нашла: объектом ее нежности явился наш теленок Моцарт. Ежедневно Матрена, такая огромная, упитанная, стояла на задних копытах и тщательно вылизывала Моцарта. Этих «влюбленных» еще долго не могли потом разлучить.
А старая коза Земфира родила своего последнего козленка мертвым и очень горевала, даже замкнулась как-то. В это же время одна из овец «невзлюбила» одного ягненка, била и толкала его. И — о чудо! — к этому подкидышу тихонько подошла коза Земфира и «усыновила» его, выкормила и «воспитала», как родного!
Мышца стала для меня родным местом. Вот уже десять лет, как мой папа Николай — фермер в этом селе. Он любит свое дело, папа в нашей семье — главный экспериментатор. Недавно даже брынзу с другими сырами стали производить. На ферме трудятся доярки, пастухи, трактористы, производственники молочной продукции. Каждый из них занят своим любимым делом. Недавно папа выкупил два поля с заливными лугами на берегу Оки. Теперь мы с братьями ждем не дождемся, когда вместе поедем на сенокос.
Как-то вечером, уютно устроившись вдвоем с папой у камина в нашей деревенской усадьбе, я спросила, почему именно здесь, в рязанской глуши, открыл он свое хозяйство. В ответ папа привел мне слова Д. С Лихачева: «Запомни, дочка, не здание даже нужно человеку, а здание в определенном месте. Я давно хотел рассказать тебе мою историю, вот и случай представился!» Я, затаив дыхание, приготовилась слушать.
Рассказ свой папа начал неожиданно. Он дал мне в руки старинную фотографию и сказал, что именно с нее и начался его путь к родным истокам.
«Десять лет назад все в моей жизни, дочка, было по-другому, — сказал задумчиво папа. — Тогда я особенно и не задумывался о том деле, которым занимался в Нижнем. Бизнес, командировки, переговоры, совещания, высокий доход. По современным меркам я был успешным человеком».
Папа подбросил дров в камин. От теплого света огня фотография в моих руках как будто ожила: на меня весело смотрели девушка и парень, молодые и красивые. По иконкам в их руках и церкви на заднем фоне можно было догадаться, что они молодожены, а фотография сделана в день их венчания. На обратной стороне была надпись: «Алешины, Мышца, 1909 г.». Это были прадедушка и прабабушка моего папы, Дмитрий и Евдокия Алешины, о которых он ничего не знал и в Мышце прежде никогда не бывал.
Я продолжаю рассказ моего папы. «Неужто я Иван, не помнящий родства?» С такой мыслью папа в ближайший погожий день, прихватив с собой старый семейный снимок, помчался на Рязанщину разыскивать село со странным название Мышца. Когда-то, прочитал папа, в Мышце была церковь в честь Николы Чудотворца с пределом в честь святого Димитрия Солунского, в составе прихода числились 2249 душ, мужских и женских.
И папа отправился искать это село с этой церковью. Из окна автомобиля он с интересом оглядывал рязанские окрестности. С одной стороны ему открывалась красота и величие русской природы. С другой стороны бескрайние поля пахотной земли заросли березками, вокруг мелькали покосившиеся избы с разбитыми окнами. В разрушенных зданиях колхозных ферм не видно ни коров, ни лошадей — пустота… Все колодцы-журавли заросли, заилились.
Добравшись наконец до родного села, папа стал искать жителей, стучаться в старые дома. Никого… Он попытался найти большой красивый храм, что был на старой семейной фотографии, а нашел только остатки фундамента. Горько, нелепо, до слез обидно… С такими думами присел папа на большой валун, оставшийся от разрушенного храма. Рядом был старый погост. «Может, хоть могилы прабабушки и прадедушки смогу найти здесь и поклониться им?» — раздумывал он, глядя на старую венчальную фотографию.
«Ангел храма тоже плачет от этой разрухи, — сказал неожиданно вышедший на поляну из-за деревьев старик. — Ты, сынок, чей будешь? Местный аль заезжий?» — с интересом спросил дед, опираясь на палку. Встретить здесь живую душу было и радостно, и неожиданно. Поздоровавшись со старичком, папа спросил, не слыхал ли он про Алешиных, его родных, и фотокарточку показал.
Долго старик рассматривал фотографию, но все же признал наших родных: «Хорошие они были люди, крепкие. Дед Дмитрий, тот конюхом в колхозе был, тракторов-то ведь до войны не было еще. Землю сами вот этими руками пахали. А тетка Евдокия на пекарне хлеб стряпала на всю деревню. Эх, и вкусный был хлеб, такого уж нам не попробовать!»
«Так, значит, и пекарня своя, и конюшня, и колхоз здесь был, и храм действовал?» — задумчиво спросил папа.
«Что ты, сынок, а работали как все! Спозаранку все колхозное управишь, а уж потом у себя в избе. А тут у каждого по пять-десять ребятишек, хозяйство свое: корова, телка, овцы, козы, утки… Травы-то, бывало, нигде на полях не найдешь, в лесу все выкашивали на многие километры.
А твои-то, Алешины, я слыхал, и при царе еще крепкое хозяйство имели, батраков нанимали, недаром тетку Евдокию еще все барынькой у нас потом звали. Да раскулачили их, конечно. Трудились, как все, усердно, в почете даже были.
Колокольный звон на всю округу раздавался, мальчишкой я еще тогда был. Да… Разрушили храм, сожгли… нашлись охальники! Но правильно в народе говорят: “Бог долго терпит, да больно бьет!” И года не прошло — все разрушители заживо сгорели в пьяном угаре. Пойдем, я покажу могилы ваши, ухаживаю потихоньку, одинешенек остался я. Уныло доживаю свои деньки», — окончил свой рассказ старик.
Дедушка ушел, и папа остался один на старом погосте возле разрушенного храма, где когда-то венчались его предки. Удивительно, но в тот момент он почувствовал рядом с собой невыразимые тепло и благодать, как будто ангел укрыл его своим крылом. Ведь православное предание гласит, что ангел-хранитель дается не только каждому человеку при крещении, но и каждому храму. Ангел, говорят, ликует, когда народ молится в храме, он же горько плачет, если храм разрушается. Считается, что даже на пепелище ангел храма не может покинуть свой дом и молит Бога о возрождении храма.
И папа признался мне, что у него есть мечта — восстановить наш храм! Даст Господь, и исполнится задуманное, ибо сказано в Евангелии: «Просите, и дастся вам, ищите и обрящете…» Но для этого надо усердно работать и молиться!
Мне верится, что по милости Божией и по молитвам ангела-хранителя храма прикосновение к родным местам положило начало перерождению души дорогого мне человека и возрождению заброшенного уголка рязанской земли!
После той поездки папа выкупил родную землю, построил ферму, дал работу многим местным жителям. Приезжайте к нам в гости, и вы воочию все увидите! А Сергей Есенин точно про наш рязанский уголок когда-то написал:
Гляну в поле, гляну в небо —
И в полях и в небе рай.
Снова тонет в копнах хлеба
Незапаханный мой край.
Снова в рощах непасеных
Неизбывные стада,
И струится с гор зеленых
Златоструйная вода.
Сейчас наша семья живет и в Нижнем Новгороде, и на Рязанщине. Тот переворот в жизни нашего папы — главы семьи — отразился и на всех нас.
Мы с братом окончили воскресную школу и сейчас поем на клиросе в храме Владимирской иконы Божией Матери! Невозможно описать тех чувств, которые испытываешь, славя Господа на воскресной литургии!
Моя мама мечтает, чтобы я поступила в регентскую школу при Московской духовной академии, «под Покров Преподобного Сергия Радонежского!», говорит она. Я же пока не определилась в своем жизненном пути, но знаю точно, что на примере моих родителей своим трудом буду стараться приносить пользу людям.
Есть у меня и увлечение — интерес к русской культуре, быту крестьянских людей. Настоящим открытием стала для меня книга Василия Белова «Лад»! Я узнала, что быт и труд крестьянина был налажен согласно годовому богослужебному кругу.
Говаривали, например, что «ежели Евдокия (14 марта) напоит курицу, то Никола (22 мая) накормит корову».
Отдыхая, крестьянин всего лишь «переводил дыхание», менял тяжелый труд хлебопашца на более легкий, ремесленный: ладом плотничал, копал колодцы, был печником, гончаром, каталем (изготавливал валенки)… словом, был и швец, и жнец, и в дуду игрец!
Прочитанную народную мудрость я стараюсь подсказать и папе. Например, по примете, сев надо успеть до момента, когда сквозь крону березы еще проходят лучи солнца. Если же, стоя под деревом, смотришь на небо, уже не щурясь, то продолжать сев бесполезно. Папа прислушивается, вот и ладно!
В своем сочинении я постаралась показать, как важно нам знать свои истоки, русскую культуру, никогда не забывать, что Россия всегда была и должна оставаться аграрной страной! Любить землю русскую — это все равно что любить свою маму! Без нее или вдали от нее человек не может быть по-настоящему счастлив!
И я думаю, если бы в каждой нашей семье нашелся такой же добрый и трудолюбивый человек, как мой папа, то в скором времени мы бы не увидели наших заброшенных деревень и по-новому расцвела наша Россия!
г. Нижний Новгород
